Большая медленная река

Глава 7. Больной ублюдок

— Не боитесь, что уплывут без вас? — спросил Душан, глядя на осторожные маневры отходящего от берега корабля. — Кто у вас там, кстати, за штурвалом? Не Стефтан же?

— Боюсь, что не уплывут, если станет нужно, — вздохнул Ингвар. — В общем, не твоё дело. Давай, веди к своему Храму, тамплиер хулев. Я тут, в восьми метрах, если что.

— Надо же, у вас действительно триггерная дистанция меньше моей! Не скажете, как так вышло?

— Не скажу. Но охотно послушаю про твой метод. Ты обещал рассказать всё, если я пойду. Вот, иду. Говори.

— Что вы знаете об Искупителе?

— Вот даже не начинай! Тоже мне, мормон выискался. Давай-ка без религиозной пропаганды.

— Меня не удивляет ваше отношение. Церковь Искупителя давно превратилась в фикцию, я сам смеялся над этой пустой обрядностью, считал её любительским театром. И это действительно было так — но почему? Вы знаете, в чём причина?

— Сейчас ты меня просветишь, уверен.

— Когда-то было иначе, Ингвар. Церковь тогда владела Истиной! Но потом её отобрали…

— Кто?

— Не знаю. Книгу «Учение Искупителя» я нашёл уже после Катастрофы. Там, где я работал, была церковь, он входила в состав комплекса ещё с давних времён, но даже самые старые из работников не могли припомнить её открытой. Во время толчков основное здание по большей части уцелело, это старинная кирпичная постройка со стенами толщиной в два метра, а вот церковь частично обрушилась. Я был растерян и напуган, мой мир рухнул в самом буквальном смысле, я бродил, не понимая, что мне теперь делать со мной и с теми, чьи жизни были мне доверены, и зашёл туда, сам не зная зачем. За деревянным изображением Искупителя, упавшим со стены, обнажилась ниша, где я и нашёл эту книгу. С тех пор она всегда со мной, — Душан достал из-под одежды толстую потрёпанную книгу в чёрном переплёте. — Жаль, вы не разглядите с восьми метров, тут мелкий шрифт, но поверьте на слово — тираж более миллиона экземпляров! Куда они делись? Неизвестно. Но я знаю, почему Церковь лишили её главной книги! В ней написана Истина, которую решили скрыть!

— Которая с большой буквы «И»?

— Вы напрасно иронизируете, ведь вы не видели её.

— Можно подумать, я других не видел.

— Других таких нет! Послушайте вот это… — Душан принялся листать на ходу распухший от закладок том. — Нет… Не то… Где же оно? А, вот: «Ударившего тебя прости, но ударившего дважды — убей. Ведь ударивший дважды ударит и в третий раз, а не получая отпора — убьёт».

— Душеспасительное чтиво, — согласился Ингвар. — Начинаю догадываться, почему весь тираж пропал.

— Вы поймите, это написано до Катастрофы! Задолго до неё! Тут не указан год издания, но книга пролежала спрятанной десятки лет! Значит, написавший её знал, что люди будут убивать друг друга!

— Тоже мне, бином Ньютона, — проворчал себе под нос Ингвар. — Они же люди.

— То, что происходит сейчас, — это и есть Искупление. Я помогаю своим людям пройти через него и выйти очищенными. Даже если они этого не понимают. В книге написано: «Не слушайте криков и брани, не внимайте стонам и плачу — делайте то, что должно, и спасётесь».

— Не буду спрашивать, кто определяет, что именно «должно», за очевидностью ответа. Лучше скажи, что там с дистанцией агрессии? Что там у вас за медитации такие?

— Все, кто живёт при Храме, ежедневно проводят утреннюю и вечернюю медитации, усаживаясь попарно в длинных коридорах, чтобы их радиусы соприкасались так близко, как они способны выдержать. Каждый день дистанция сокращается на шаг. Во избежание лишних трагедий они страхуются верёвками…

— Ага, и тут без поводков с ошейниками не обошлось. Люди чертовски предсказуемы…

— «Нет того, что не простится вам, если цели ваши благи. Если делаете не из корысти и не ради славы земной, а ради правды и верной цели», — процитировал Душан.

— И какова цель?

— Возрождение. Мы должны пройти Испытание и выйти обновлёнными, способными на Поступок. Не в ослеплении безумием, данным нам в поучение, а сознательно готовыми удалять из общества недостойных, напрасно потребляющих его ресурсы.

— И тамада весёлый, и тосты интересные… — задумчиво сказал Ингвар.

— Вы скептик, — констатировал Душан, — поэтому я скажу проще: я создаю общину, способную выжить в новом мире. Способную защитить себя от внешних врагов и внутренних слабаков. Как минимум — пережить эту зиму. Как максимум — стать зародышем нового, сильного Человечества. Вам могут не нравиться мои методы, но альтернатива — всеобщая гибель. Мы пришли, вот в этом здании размещаются те, кто выживет со мной — или со мной же погибнет. Как видите, оно почти не пострадало, это тоже символично.

— Какая знакомая архитектура!

— Скорее всего, вы видели аналогичные, это типовой проект. Исправительно-изоляционные комплексы для носителей опасных поведенческих девиаций создавались на основе сети старых тюрем. Я был начальником службы контроля в этом заведении, так что на момент катастрофы находился внутри. На моё счастье — ведь это очень прочная постройка. Вокруг все рухнуло — а она стоит!

— А те, кто там… содержался? Не пострадали?

— От катастрофы — нет.

— Интересная оговорка… Сформулирую иначе — сколько из них до сих пор внутри?

— В некотором смысле — все. Прошу, нам в эту дверь. Я пройду первым, дайте мне время отойти на безопасную дистанцию и входите.

***

— Хм… Сколько воспоминаний! — сказал Ингвар. — И правда, типовой проект.

— Вы уже видели такие? Когда?

— Я многое повидал в этой жизни, не будем вдаваться в детали. Показывайте свои владения.

— Это основной коридор, здесь мои подопечные медитируют. Видите разметку? Благодаря высокой интенсивности медитаций, в некоторых случаях индивидуальную дистанцию удалось сократить до нескольких метров.

— Индивидуальную?

— Если тренироваться с одним человеком, то радиус триггерной агрессии с ним сокращается быстрее. Мозг как бы привыкает, вырабатывая всё меньше стрессовых гормонов на его внешность, и не запускает реакцию. При этом уменьшается и допустимое расстояние до других людей, но гораздо медленнее. Скажем, у меня общий радиус — восемь метров, а индивидуальный с одним… одной… Ещё немного, и смогу коснуться. Мы здесь чередуем методики — сложившиеся трудовые пары и группы тренируются индивидуально, облегчая себе рабочее взаимодействие, как, например, слесарь-техник и его помощник. Это даёт им возможность выполнять работы, которые не под силу одному человеку. То же касается работников тепличного хозяйства, им приходится медитировать группой, потому что теплица невелика и требует совместного обслуживания. Но при этом каждый член общины раз в день медитирует в случайных парах, чтобы уменьшить общую дистанцию.

— И как успехи?

— Индивидуально, — вздохнул Душан, — зависит от старания. К сожалению, не все одинаково честны с собой и обществом. Процесс искупительной медитации травматичен, требует силы воли и самоконтроля, и некоторые пытаются схалтурить, не сокращая дистанцию до последнего предела, когда кровь уже закипает.

— И что вы с ними делаете?

— Использую различные методы принуждения. Для их же блага.

— Различные? При невозможности приблизиться, прибегнуть к дозированному насилию затруднительно.

— В основном — акустический мотиватор. К счастью, мне удалось куп… привлечь в общину прекрасного технического специалиста, который починил аварийный генератор, теперь у нас есть электричество, и большинство встроенных систем заработали. В их числе акустические излучатели особо модулированных волн специальной частоты, которые вызывают значительный физический дискомфорт у тех, кто находится в зоне воздействия.

— Так вы выгоняете их на медитации?

— Не только. Это гибкая система управления, позволяющая пресекать нежелательную активность и понуждать к желательной.

— Понуждать, угу… Ясное дело.

— Вот здесь мои скромные апартаменты. Раньше это было моё рабочее место — пункт инструментального контроля, но теперь я тут и живу. Мои личные потребности скромны. Прошу вас, дайте мне время отойти, помещение большое, но не настолько, как коридор.

— Неплохо, неплохо, — огляделся Ингвар, — лучше, чем я ожидал. И что, на этих экранах видна каждая камера?

— Индивидуальные апартаменты членов общины действительно просматриваются телевизионными устройствами. Под экраном есть переключатель, видите? Можно посмотреть каждое из помещений отдельно.

Ингвар пощёлкал чёрной секторной крутилкой под одним из выпуклых черно-белых экранов.

— Хм, так я и думал, в сортире тоже есть.

— Это требование безопасности, здесь содержался опасный контингент. Неисправимые.

— И много их было?

— Здесь или вообще?

— Обе цифры интересны. В познавательных, так сказать, целях.

— Под моим надзором до катастрофы содержалось шестьдесят восемь человек. Точное число изоляционных заведений, аналогичных этому, мне неизвестно. Они были равномерно распределены по разным регионам и предназначены для пожизненного содержания тех, кто не поддаётся коррекционному воздействию.

— То есть тысячи человек.

— Не так уж много, если вдуматься. Наш вид многочислен. То есть был таковым, — поправился он, — в процентном отношении количество девиантов ничтожно.

— И в чём заключалась их… девиация?

— Это были люди, способные сознательно нанести физический вред другим.

— Способные или нанёсшие?

—Поскольку девиация выявлялась, в основном, по факту совершенного насилия, то нанёсшие. Наверняка в обществе оставался некий процент людей потенциально способных к этому, но не выявленных, поскольку они соблюдали социальные нормы. Многие из них так и не узнали о своей беде — ведь у них не было повода прибегнуть к насилию. Вокруг них не было паттернов агрессивного реагирования, им просто не приходило в голову попробовать. В основном поведенческие нарушения выявляются в раннем детстве, когда их можно скорректировать…

— Как?

— В смысле?

— Как именно их корректировали?

— Я не в курсе, это не моя область компетенций. Я имел дело с теми, на ком методика не сработала. Они считались «условно безнадёжными». «Условно» — потому что учёные не теряли надежду подобрать к ним ключик. Периодически то одного, то другого изолянта у меня изымали для тестирования новых методик. Иногда возвращали назад, иногда — нет. Я не знаю, что случилось с теми, которых не вернули, — может быть, они излечились, а может быть, их перевели в другие места содержания.

— Или они не пережили этого «лечения»?

— Или так, — Душан равнодушно пожал плечами. — Видите ли, я, служа в этой системе, в какой-то степени был девиантен сам. Находящихся на самой границе социальной нормы специально отбирали для работ, связанных с опосредованным насилием. Ведь я, пусть и через акустический мотиватор, принуждал людей к совершению определённых поступков и несовершению других. Это пограничная методика, к которой были способны не все. Я тогда не мог ударить человека, но мог нажать кнопку, чтобы сделать ему больно. Нас специально готовили, в том числе психологически. Тренировали, учили преодолевать в себе этот барьер. Чтобы мы могли иметь дело с теми, у кого этого барьера нет. Как у вас, верно, Ингвар?