Жизнь и Смерть

Тень на стене

Когда из яви сочатся сны,

Когда меняется фаза луны,

Я выхожу из тени стены,

Весёлый и злой.

Октябрь 1981 года.

Две фигуры в длинных мантиях с капюшонами застыли в напряжённых позах по разные стороны детской кроватки, в которой надрывно плакал маленький мальчик, совсем ещё кроха. Но ни плач ребёнка, ни труп его матери в углу детской, казалось, не мешали этим двоим вести беседу.

— Задумывался ли ты когда-нибудь об энтропии, друг мой? Размышлял ли о том, что несёшь этому миру? — голос человека в белом балахоне был спокоен, в нём не слышалось и капли напряжения, и всё же поза, в которой этот человек замер, указывая волшебной палочкой на своего собеседника, буквально кричала о том, что он далёк от спокойствия.

— Зачем я здесь? — обладатель чёрного балахона даже не думал скрывать нервозности, сквозящей во взгляде его чёрных глаз, в каждом слове и жесте. — Что ты задумал? Зачем ты вызвал меня сюда? И как тебе это удалось?

— Энтропия всегда увеличивается — это закон, — невозмутимо продолжил человек в белом, игнорируя вопросы, заданные ему. — Закон этого мира, который выдумали маглы. Но я докажу, что они ошибаются. Любой хаос можно упорядочить — это мой закон.

Он взмахнул палочкой, и ребёнок в кроватке замолчал, изумлённо хлопая зелёными глазами, открывая и закрывая рот, из которого не доносилось ни звука.

— Всё в природе стремится к максимуму энтропии, — продолжил Белый человек. — Но мы — не маглы, нам подвластна магия…

— Причём тут энтропия? — Чёрный человек нервно огляделся по сторонам, словно в поисках выхода, волшебная палочка в его руке подрагивала.

— А поскольку нам подвластна магия, — продолжал его собеседник, не обращая на него ни малейшего внимания, словно разговаривал сам с собой, — именно мы должны поддерживать баланс в этом мире.

— Не понимаю.

— И никогда не поймёшь. Этим ты напоминаешь мне одного моего старого друга, очень сильно напоминаешь. Он так и не понял принципов существования этого мира, поэтому опять проиграл, на этот раз окончательно. Впрочем, что-то я заболтался. Ничего личного, Том, просто пришло время добавить немного равновесия. Ты принёс в этот мир достаточно хаоса, и ещё принесёшь, я уверен в этом… а пока — Авада Кедавра.

Зелёная вспышка, и фигура в чёрном балахоне осела на пол бездыханной куклой, лишившейся души. Ещё одно заклинание — на этот раз невербальное, и тело рассыпалось в прах.

— Вот так, Гарри, — пробормотал человек в белом, убирая волшебную палочку в рукав своей длинной мантии и склоняясь над кроваткой. — Я не надеюсь, что ты когда-нибудь поймёшь всё. Ведь для того, чтобы постигнуть природу равновесия, нужно прожить не одну жизнь и даже не две. Но ты ещё послужишь на благо магического мира, даже несмотря на своё истинное предназначение. Мы оба послужим, поверь мне.

И Белый человек исчез, а через мгновение рассеялись и его чары — детская вновь наполнилась всхлипами перепуганного мальчика, в одно мгновение потерявшего всё.

* * *

Сентябрь 1986 года.

— Почему ты не хочешь научить меня этому? — рассерженный шёпот, практически шипение, принадлежал взъерошенному мальчишке лет пяти, он угрюмо смотрел на свою тень, словно ожидая от неё ответа, но тень безмолвствовала, поэтому мальчишка продолжил: — Почему я должен постоянно убегать от них? Я ведь могу… их всех, одним махом! Почему ты не научишь меня?!

— Ты избежал взбучки, разве этого недостаточно? — голос, далеко не детский, принадлежавший, должно быть, человеку в возрасте, исходил от тени, которую отбрасывал мальчишка.

— Нет! Мне надоело убегать и прятаться, надоело!

— Гарри, Гарри… — тень колыхнулась и исчезла.

— Что — Гарри? Я шесть лет уже Гарри, — мальчишка прислонился спиной к стене, туда, где ещё мгновение назад подрагивала его тень, которой там быть просто не могло, хотя бы в силу положения солнца, и сполз вниз, устроившись на корточках.

Его обидчики остались где-то далеко внизу, а сам он несколько минут назад будто бы по волшебству оказался на этой крыше, с которой теперь ещё нужно было как-то спуститься вниз. Но сначала, конечно же, стоило подождать, пока Дадли и его дружкам надоест толкаться в тупике, в который они его загнали.

Гарри вздохнул и едва сдержался от того, чтобы прямо здесь и сейчас разреветься от бессилия и горькой обиды. Он никак не мог понять, почему Мор не желает научить его всем этим штукам. Ведь если бы он — Гарри — умел контролировать все эти странности, то и дело случавшиеся с ним, никакие родственнички не посмели бы ему указывать.

Как было бы здорово по собственному желанию перемещаться в пространстве, двигать предметы, призывать ветер. Но Мор был непреклонен. А может, просто не мог ничему его научить. В конце концов, чему может научить воображаемый друг? Хотя Гарри не был до конца уверен, что действительно придумал его, а сам Мор не особенно любил говорить на эту тему.

— Предатель, — Гарри ещё раз вздохнул, но его гнев уже начал потихоньку затихать.

Всё же он действительно избежал нехилой взбучки, этого нельзя было отрицать. Впрочем, Дадли ничего не мешало отловить его завтра. Скорее всего, он так и поступит. Оставалось лишь надеяться, что в случае действительно серьёзной угрозы эти странные силы вновь вмешаются.

* * *

Июль 1991 года.

— Мор, а Мор, как думаешь, что было в том письме?

Гарри лежал на своей раскладушке в тёмном чулане и тщетно пытался разглядеть очертание тени на стене.

«Прекрати болтать», — раздался у него в голове привычный ворчливый голос.

Гарри не знал, почему ему чудилось, будто его незримый собеседник ворчит, ведь мыслеречь никогда не отличалась особой эмоциональной окраской. И всё же обычно он без труда определял настроение своего воображаемого друга.

«Ну Мор… ты ведь знаешь, расскажи. Интересно же. Это как-то связано со всеми этими странностями?»

«Сначала ответь мне на один вопрос, Гарри. Что такое энтропия?»

«Это мера необратимого рассеивания энергии или бесполезности энергии, которую нельзя использовать для превращения во что-то полезное», — послушно ответил Гарри, словно читая по бумажке.

«А своими словами?»

«Ну… когда чайник кипит — это энтропия, когда Дадли засирает свою комнату день за днём — это тоже энтропия. Беспорядок, хаос…»

«Беспорядок — это плохо?»

«Да, конечно».

«Магические выбросы, сопровождающие тебя всю жизнь — это плохо?»

«Что? Ты… Не… Ты обо всех этих странностях? Нет, они наоборот помогают мне. От Дадли удирать и всякое такое».

«Особенно, когда тебе после влетает от тётки или дяди?»

«Ну… — Гарри задумался. — Я не понимаю, какого ответа ты от меня ждёшь, — в конечном итоге, признался он. — Беспорядок — это не очень хорошо, но его можно убрать, и тогда на какое-то время снова станет чисто».

«А потом снова устроить, а потом снова убрать, — в мысленном голосе Мора Гарри чудилась задумчивость. — Вроде бы всё логично, да?»

«Ну… кажется, да».

«Ладно, вернёмся к этому вопросу, когда ты немного подрастёшь».

Гарри обиженно фыркнул, он не очень любил, когда его называли ребёнком, но спорить с Мором было бесполезно, это Гарри отлично понимал.

«В данном случае… я говорю о письме, — на всякий случай пояснил Мор, — от тебя ничего не зависит. Привыкай к тому, что от тебя вообще ничего в этой жизни не зависит».

«Как будто я успел от этого отвыкнуть за те пять минут, что валяюсь здесь», — Гарри уныло вздохнул.

«Не имеет значения, какой путь ты выберешь, куда пойдёшь и что будешь делать — твоя жизнь упорядочена, а будущее предопределено».

«А как же энтропия?» — ехидно поинтересовался Гарри.

«Не в твоём случае».

«Значит, мне нужно просто расслабиться и ждать?»

«Ты всё правильно понял. Но устраивает ли тебя это?»

«Конечно же, нет!»

«Хорошо. Запомни это ощущение».

И Мор исчез. Гарри тяжело вздохнул и поудобнее устроился на раскладушке. Намёки воображаемого друга картины не прояснили. Впрочем, чего ещё от него ожидать. Если уж сам Гарри не знал, что было в письме, то откуда об этом знать тому, кого вообще не существует.

— Мальчишка!

Вопль Вернона Дурсля и топот слоновьих ног на лестнице заставил Гарри торопливо вылезти из чулана и подать признаки жизни, пока этот бегемот не обрушился вместе с лестницей ему на голову.

— Ты сегодня же переезжаешь на второй этаж, во вторую спальню Дадли! Это не обсуждается!

«Кажется, это должно называться обратной энтропией, ну или упорядочиванием энтропии, — думал про себя Гарри, быстро собирая вещи, пока дядя не передумал. — С другой стороны… Что там говорил Мор? Моя жизнь и так упорядочена. А если письмо — это не уменьшение уровня беспорядка, а увеличение?»

Гарри потряс головой, стараясь прогнать из неё сумбурные мысли. Он не слишком хорошо понимал, что на самом деле такое — эта энтропия, лишь знал терминологию и несколько примеров, которые привела им учительница в младшей школе, не более того.

«И почему Мор вообще за это уцепился?»

* * *

Последующие несколько дней энтропия в жизни Гарри только нарастала, а Мор и не думал появляться, чтобы Гарри мог высказать ему своё недовольство или хотя бы сообщить, что ни о какой упорядоченности в таких условиях и речи быть не может.

А уж когда Дурсли сорвались и поехали куда-то, спасаясь от писем, буквально заваливших дом, Гарри и вовсе решил, что Мор его кинул. Рассеялся, исчез, растворился в его сознании, плодом которого и являлся. Но когда он сидел в сырой лачуге, завернувшись в лёгкую ветровку и стараясь не слишком сильно стучать зубами от холода, чтобы не дай бог не разбудить Дурслей, Мор всё же объявился.

«Не дрейфь, это крайняя степень, дальше даже я не стал бы тянуть», — сочувственно заметил он, ничего, впрочем, не объясняя.

Но и этого Гарри хватило, чтобы почувствовать себя лучше. Стало даже чуточку теплее. Мор всегда приносил с собой спасение от мерзкого чувства одиночества, лишь поэтому Гарри и терпел его до сих пор.

«И что будет дальше?» — спросил он, невольно замечая, что начинает расслабляться.

«Что-нибудь. Увидишь. Просто будь готов к этому», — и Мор снова исчез.

«Предатель», — в который раз подумал про себя Гарри, но внутреннее тепло никуда не делось, оно обычно держалось ещё как минимум день-два после появления Мора, если тот снова пропадал куда-то.

А потом началось «что-нибудь». Визит великана практически не удивил Гарри, чего нельзя было сказать о Дурслях. Унылая реальность с элементами фантазии внезапно превратилась в волшебную сказку! И даже печальные факты о родителях не слишком омрачили радужное настроение Гарри, ведь теперь его ждала новая жизнь. Жизнь с магией и без Дурслей.

Следующий день тоже стал волшебным, великан отвёл его в магический мир. Оказалось, что родители оставили Гарри полным-полно денег, которые он даже мог потратить на себя. Правда, только в магическом мире. Прекрасный подарок от Хагрида — великолепная белоснежная сова — завершил этот замечательный день. Сову Гарри назвал Хедвиг — она стала для него символом надежды. Надежды на то, что его жизнь действительно упорядочена, и всё предрешено.