Чудесные вещи

Часть 6 Плащ

Весь день шагал Бран по пыльной дороге, а вечером, когда стрекот кузнечиков стал заглушать птичьи трели, свернул в лесок. Нашел себе для стоянки тихое место у небольшого озерка, там где старые ивы спускались почти к воде, а песчаный бережок был весь исчиркан птичьими следами. Наловил рыбы, наелся ухи и, завернувшись в серый плащ, улегся спать. Хорошо, что привык Бран спать чутко и торопливые шаги услышал задолго. Но все равно растерялся, когда на бережок выскочила простоволосая деваха, решительно нацепила себе на шею тяжелую торбу и прыгнула в озеро.

- Дура, что делаешь! - Заорал Бран и прыгнул за ней следом.

Нырнул, отцепил торбу с камнем, выволок утопленницу на берег. А потом привел в чувство и обсушил у костерка. Девица сначала дрожала, потом рыдала, потом стала рассказывать. А что рассказывать, история известная. Жила девочка - дуреха деревенская, только тем от подружек отличалась, что оставила ей тетка приданое. Небольшое, но на корову хватило бы. И женихи были, только Агате полюбился проезжий молодец, так, купчик мелкий. Собой хорош - кудри золотые, глаза зеленые, над бровью черная родинка. Стихи читал, цветочки дарил, а как целовался. Правда, дальше поцелуев дело не дошло, тут у Агаты воспитание строгое было, и купчик пострадал, повздыхал и предложил Агате замужество. Перед свадьбой ушел позвать родню на праздник, и Агата отдала ему свое приданое - чтобы он дом обустроил.

- Не вернулся?

- Если бы, вернулся. Вот кто ему наговорил, что я гулящая? Он так орал, меня на все село ославил и ушел.

- А приданое? Вернул?

- Нет, я тогда про приданое и не вспомнила. Что приданое, как мне жить теперь, не знаю. За что он так со мной? Кто ему про меня наговорил гадостей?

Всю ночь просидели на берегу Бран с Агатой. Бран читал стихи, и вовсе не потому, что ему понравилась девчонка, нет, чтобы она поняла, что такое настоящая поэзия. Бран пел и шутил. Рассказывал о себе, о том как мальчишкой сиротой вышел на дорогу и с тех пор шагает по ней. Рассказывал о своей мечте - стать знаменитым бардом, таким которого все знают. Хороших певцов по фамилии зовут или по месту, откуда они родом, вот только Бран ничего не помнит о себе. Придется ему самым лучшим стать, таким, у которых вместо имени - прозвище, и прозвище это звучнее титула. Рассказал, как покупал в Кривайде цирту и плащ. А что, будут его звать Бран Цитра, как Агна Скрипку. Всю ночь они проговорили, и утром Агата уже не хотела умирать.

- Ты знаешь, а приданое я себе новое соберу. И пусть замуж я не выйду, все равно, буду счастливой, этому гаду назло.

- А давай ты меня ждать будешь? Только я долго бродить буду. Дождешься - хорошо, а не дождешься, я не обижусь. Но я вернусь обязательно.

Утром Бран отвел Агату домой и пошел дальше. Дальше, дальше, туда, куда вела его дорога.

В маленькой низкой харчевне напивался кузнец. Пил он без остановки, страшно. Посетителей в харчевне не было, да и сам хозяин жался боком к грязной стене, и с удовольствием бы ушел, да куда он от своей халупы денется. Кузнец пил, требовал песен и твердил: "Бабы - дуры, да какие же они все дуры". Бран пел, пел веселые песни, пел грубые песни и такие пошлые, что даже трактирщик краснел. Кузнец стукнул кулаком по столу и сказал, хватит, садись. Пей со мной и слушай. И Бран слушал, слушал, о любимой дочке кузнеца, девочке скромной и хорошей, которая влюбилась в заезжего купчика. А чем этот купец хорош - да ничем, ни силы, ни денег, только что смазлив - кудри золотые, глаза зеленые. О свадьбе сговорились, а перед свадьбой уехал купчик на три дня по делам. Вернулся и приревновал невесту. Скандал устроил, помолвку расстроил, девушку опозорил перед всеми и уехал. А сегодня купец узнал, что его дуреха все приданое жениху уже отдала. Посидел Бран, послушал и... да разве тут утешишь - дальше пошел.

А дальше тоже неплохо получилось, местный помещик собирал гостей и барда пригласил.Петь на званом вечере в дворянском доме Брану еще не приходилось. Конечно, гостям Брана не показывали, вместе с тремя музыкантами он сидел на закрытом от взглядов посторонних балкончике. Иногда входил распорядитель и шептал название баллады, которую Брану нужно было спеть. А спев, Бран усаживался на стульчик и мог сверху, сквозь резные перильца, рассматривать гостей. Остальные музыканты были местными, их часто приглашали на званые вечера, все про всех знали и с большой охотой рассказывали Брану.

- Видишь, ту тощую блондинку, не, не эту, ту в синем платье, на старый карагач похожую? Эта у них первая красавица, - просвещал Брана низенький скрипач, - у нее в любовниках сам наместник. А этот, пузан, ох, и до баб охочий. Ну, со своими он обходительный, любезный, правильный такой. Видишь, как глазки закатывает. А у самого в городе три любовницы живут, каждой домик прикупил и содержит. Метрессы - вот как это у них называется. А по мне так шалавы, шалавы они и есть. А этот видишь, старичок седенький? Родовитый, бедный правда, как мышь. Его дочка-то что учудила, нашла себе где-то аманта. Говорят, из совсем простых, но красавчик. До чего такого дело конечно не дошло, его бы папаша тогда точно собаками затравил, а так встречались - переглядывались. Эта немочь, что придумала, в знак своей любви прощелыге кольцо родовое подарила. Золотое, с гербом: олень на фоне реки и три звезды. Увидишь где, сообщай сразу, тебе за это деньги дадут. Хотя врут, не дадут, откуда у них деньги.

А Бран что, запомнил все, расчет получил и дальше по дороге пошел.

И дальше Брану повезло: пригласили его в большой купеческий дом петь на обручении. Петь, стихи читать, народ веселить, чтоб гости не заскучали. Невеста хороша: пышногрудая, рыжая, жених на неё смотрит влюбленными глазами. Тут Брана попросили спеть что-нибудь свое. Бран и спел, про красавца с золотыми кудрями и зелеными глазами, что по свету ходит, а достойной девушки найти не может. И крестьянка ему не хороша и дворянка, только денежки у них хорошие, а так совсем плохие девушки. Жених в лице от песни переменился, перстень начал с пальца дергать, невеста завизжала, гости на Брана с кулаками бросились. Бран еле убежал, оставил и котомку и цирту. Хорошо, что плащ успел схватить, хорошо, что плащ легкий был - не мешал бежать.

Через месяц Брана нашел дед невесты. Нашел и заплатил все, что за праздник положено и от себя добавил кошелек, за то, что семью от большой беды вовремя избавил. Цирту Бран себе больше не покупал, а купил свирт, его еще сопелкой зовут. Вот только быть Браном Сопелкой ему не захотелось.

......................

Зимняя дорога темная, холодная, зато ровная и гладкая. Ухабы и колдобины заровняло снегом, преграды - реки перекинулись гладкими мостами. Удобно ехать зимой в большом обозе, только очень скучно. Барда в такой обоз охотно берут, всего и платы с него, чтобы длинными вечерами пел и плясал, веселя путников. Бран играл у костра, вовлекая своих попутчиков в круг, танцевал, пристукивая каблуками по утоптанному снегу, выбивая ударами ног снежные фонтаны. Хорошо танцевать день, два, три, но через неделю Бран затосковал, и решил что от Граста до Булинга пройдет один, на лыжах. А в Булинге остановится у приятеля на денек, подождет обоз, который долго будет собираться, долго ползти. Путь легкий, простой, только одно место неприятное - Каринское ущелье. Горы, образующие ущелье не высоки, но вечно гуляет там ледяной ветер, наметая зимой огромные сугробы. Плохо, когда огромные снежные глыбы срываются с гор и падают с шорохом вниз, на дорогу, тогда путникам приходится возвращаться назад и переходить на длинную объездную дорогу. Но сейчас в ущелье было чисто, проводник из местных важно рассказывал о верных приметах и обещал хорошую погоду. И правда, когда Бран вышел из Граста на рассвете, казалось, что вот-вот небо затянут снеговые тучи, но нет, подул ветер и распогодилось. Бран бежал, легко скользя по искрящемуся снегу, ровный ветер подталкивал его в спину, слабый морозец заставлял не останавливаться и уже через шесть часов Бран добрался до ущелья. Ровный гладкий путь звал дальше, манил оттолкнуться изо всех сил и заскользить быстро вниз. Но Бран остановился, передохнул, съел прихваченную с собой лепешку и кусок колбаски. Из мягкого чуть влажного снега Бран слепил снежок и запустил его на дорогу, как можно дальше. Когда снежок упал на землю, горы шевельнулись, и снежная лавина рухнула вниз. Ущелье было перегорожено. Бран вздохнул, порадовался, что под завалом оказался снежок, а не он, и развернулся. У него было еще шесть часов обратной дороги. Правая лыжа хрустнула. Бран снял лыжи, воткнул их у обочины и пошел пешком в Граст.

- А ты не унываешь, бард. Только все зря, ты сам знаешь. Скоро стемнеет, зимой так быстро темнеет, а ты устал, ведь ты так долго шел. Скоро мой ветер задует, заметет, и не увидишь ты дороги, - у обочины на сугробе сидела Вьюга. Белые волосы, парчовое платье, прозрачные глаза. - Спой мне бард, станцуй. Спой о моих злых ветрах, что спутают небо и землю, спой о морозе, что заберет твое тепло, спой о тяжелом снеге, что задавит тебя, когда ты упадешь на дороге.

- Спою, а от чего же не спеть напоследок, - и Бран запел. Запел о свободных ветрах, для которых нет преград, о ветрах, что несутся по свету, гоня перед собой снежные тучи. Пел Бран о морозе, что сковывает реки, и рисует чудные узоры на окнах. Пел о снеге, мягком теплом снеге, что ложится на землю, укрывает её, греет, спасает до весны.

- Эх, бард, ну и как мне теперь тебя заморозить, - вздохнула Вьюга, - садись в мои сани, так и быть, довезу.

Сани у Вьюги ледяные, звенящие, колючие. Кони Вьюги снежными гривами потряхивают, поземкой рассыпаются в нетерпении, хочется им скакать, мчаться, топтать небо настными копытами. Только и успел Бран запахнуться в свой серый плащ поплотнее, как подхватились сани, вздернулись вверх. За полчаса донесла его Вьюга до Граста, и вытряхнула заледеневшего из саней прямо у порога трактира.

Хороший плащ купил Бран, теплый. Спас его плащ, остался Бран жив, только один палец на ноге пришлось ему отрезать - отморозил. Хотя, о пальце Бран не тужил, грустил, что не быть ему теперь Браном Танцором.

....................................................

Самое замечательное в плаще Брана, что он серый. Даже не серый, а такой, неприметный совсем. Плащ сливался с корой дуба, с побронзовевшей листвой и даже на фоне голубого осеннего неба Бран был не видим. Главное было сидеть тихо, крепко вцепившись в ветку, и тогда дракон не обратит на него внимание. Конечно, дракон был еще совсем маленький, всего-то с одноэтажный дом, по-младенчески толстолапый, но и по-младенчески неразумный. Он еще даже не умел перекидываться. Дракончик деловито топал по полянке, смешно путаясь в лапах, и с любопытством осматривал мир. Ему все-все было интересно: и упавшая листва, и красные шляпки грибов и маленькая белка, выскочившая прямо перед его носом. А когда интересного не было, дракончик поворачивался к деревьям и начинал грызть кору. Уже третий день у него менялись зубки, и от этого он стал раздражителен и очень кусуч. Хорошо, когда он кусал принесенные папой драконом обед, или свои игрушки, но когда Бран представлял, как малыш вцепится своими острыми зубками ему в ногу, ему хотелось забраться еще выше. А потом дракончик вздыхал, ложился, вытягивал лапки и начинал скулить: десны ныли, зубки чесались. Тогда Бран начал петь, петь старинную драконью колыбельную, в которой были чудесные ГРРРРРРР и нежные ХРРРЯП и завораживающие ШШШШМУСССС. Дракончик повертел головой, пытаясь найти певца, но песенка успокаивала, утешала, и скоро его веки потяжелели, опустились, дракончик уткнулся носиком в лапки и заснул.