Неуловимая блондинка

9. Вино и гусь

Алжир встретил нас холодным дождем.

В холе аэропорта к нам подошел человек в светлой рубашке. Он представился и спросил:

— Вы зарезервировали гостиницу «Клуб де Пен»?

Мы подтвердили.

— Я вас туда отвезу.

Мы сели в «пежо», отец и человек в светлой рубашке впереди, я сзади. Дорога заняла минут сорок. Сначала широкое шоссе до города, потом город, вполне европейские здания, по-европейски одетые люди в плащах, с зонтами, потом снова шоссе. Водитель что-то оживленно рассказывал отцу по-французски.

Отель оказался комплексом современных зданий на берегу моря. Человек в рубашке помог нам оформить номера.

— Завтра к вам приедет офицер, который ответит на все ваши вопросы. Здесь в отеле есть комната, которой мы можем располагать.

На следующий день после завтрака к нам подошел наш вчерашний спутник и предложил пройти с ним. Мы поднялись на пятый этаж, вошли в комнату, на которой весела табличка Business room. Она оказалась типичным рабочим кабинетом: стол, на котором стоял монитор, и несколько гостевых кресел. За столом сидел человек лет сорока в легком европейском костюме. Увидев нас, он поднялся.

Общие фразы, потом по-французски:

— Вас интересует госпожа Скороходова?

Отец перевел на английский. Хозяин кабинета продолжил разговор на безукоризненном английском:

— Простите, я не знал, что мадемуазель не говорит по-французски.

Он вынул из стола папку и протянул нам.

Фотографии Скороходовой, заполненные бланки пограничного досмотра, регистрация в отеле.

— Вы это можете взять с собой. Она пробыла у нас одиннадцать дней. Мы особо за ней не наблюдали. Никаких проблем она не создавала. После того как наши французские коллеги попросили нас подробнее узнать о ней, мы навели справки. И выяснили, что она пыталась найти полковника Вернера Крюге.

— Немец? — переспросила я.

Ответил отец:

— Нет, это алжирец, который служил в немецкой армии и взял псевдоним немецкого полковника. Я не ошибся?

Алжирец понимающе улыбнулся:

— Нет, не ошиблись.

— Он жив?

— Нет. Умер девять лет назад. Она пыталась найти его родственников. Но безуспешно. Мы особо ей не мешали, потому что родственников у него не осталось. После ухода в отставку он тихо жил у себя на вилле в Блиде.

— Как вы думаете, она знала, что это алжирец, а не немец?

— Я уже задавал себе этот вопрос. И ответить на него не смог. И еще одно. В поездке по Алжиру ее сопровождал некто Борис Аристов. У него русский паспорт.

Он вынул из стола новую папку:

— Здесь его фотографии и заполненные им бланки.

— Они приехали вместе?

— Да, прилетели в одно время самолетом из Лондона. Улетели тоже вместе в Лондон.

— Они искали Крюге вместе?

— Да, они ездили вместе.

— Они сняли машину?

— Нет. Они пользовались такси.

— Что они делали, когда не искали немца?

— Сидели в номере, гуляли в саду. Они остановились в «Эль Джазине», это бывший «Сан Жорж». Там большой сад.

Отец улыбнулся:

— Я помню. Я жил в этом отеле. Давно.

Алжирец тоже улыбнулся:

— Сад такой же.

— Вы слушали, о чем они говорили?

— Увы, нет.

— Но была контрольная прослушка?

— Да, была. Они говорили и на самые различные темы. Но ничего интересного. И еще. Он все время брал с собой небольшой Apple Books.

— Посылал какие-нибудь е-мейлы.

— К сожалению, мы за ним тогда не следили. Сейчас восстановить их невозможно.

— Этот Аристов бывал у вас раньше?

— Нет. Не бывал.

В это время в дверях появился человек с кипой седых волос на голове. Отец вскочил, они бросились друг к другу, обнялись и начали оживленно говорить по-французски.

— Это полковник Бенали, — объяснил мне сидящий за столом алжирец по-английски. — Они с твоим отцом давно знакомы.

Официальная часть закончилась, и мы поехали с полковником Бенали на его виллу. Там были еще алжирцы. И обед с гусем и алжирским вином. Гусь был жирный, вина было много, очень много. Все говорили по-французски.

С каждым часом разговор становился все оживлённее. Я молча сидела за столом. Иногда ко мне подходил кто-нибудь, гладил по голове и говорил нечто похожее на «твой отец — замечательный человек». Я соглашалась.

Несколько раз отец подводил ко мне кого-нибудь, тот тоже гладил меня по голове и, показывая на отца, произносил на каком-то непонятном языке нечто похожее на «это мой старый друг».

Вернулись в отель поздно вечером.

— Какое было время! — повторял отец на следующий день за завтраком. — Какое время! Светлое!

После завтрака мы сразу отправились в аэропорт.

В самолёте я не могла напиться: вчерашний гусь был очень жирным. Отец тоже пил воду стакан за стаканом, но уже по другой причине.

— Мусульманская страна, — ворчала я, — а пьют литрами.

— Верно, литрами, — согласился отец. — Когда я много лет назад в первый раз приехал в Алжир, то для нас, привыкших к крепким напиткам и крепленным винам, виноградные вина были в диковинку. Они тогда в Алжире продавались в бумажных пакетах, как у нас молоко. Продавались по одному пакету, по три и по пять. Один пакет мы называли «избранное», три пакета — «трёхтомник», а пять — «полное собрание сочинений».

— Вы вчера прочли несколько полных сочинений, — констатировала я. — Уж два-то — это точно.

— Три, — поправил отец. — «Кюве дю президан» — это великолепно! Единение с природой!

Стюардесса-немка принесла бутылку «Эвиана», налила по фужерам.

— Gestern war eine sehr fette Gans, — объяснил отец. (Гусь вчера был очень жирным.)

— Ja, Ja, — ответила стюардесса. — Gänse sind immer sehr fettig. (Да, да. Гуси всегда очень жирные.)

— Geese are always very greasy, — перевел мне отец почему-то на английский, а я добавила по-русски:

— Ладно. Маме не расскажу.