Призрачный огонь

Крик его матери прорезал все это. То ли он услышал ее, то ли просто почувствовал, как это звенит в его костях, но он остановился. - Он обернулся.

Стена позади него исчезла. Крепостной вал, на котором он стоял несколько секунд назад, был уничтожен, рухнув в постоянно расширяющуюся дыру. Кирпичи каскадом посыпались вниз, как вода, выпущенная из плотины, исчезая в облаке порошкообразного раствора и пыли, которые поднялись из-под обломков и поглотили его.

Тео побежал назад, прижимая рукав ко рту. Он остановился на краю дыры. Свободные кирпичи скользили и падали под ним. Как одно пушечное ядро могло нанести такой урон?

“Вернись.”

Голос был так слаб, что он едва расслышал его из-за оседающих камней. Он не знал, откуда он взялся. - Он посмотрел вниз.

Его отец был внизу, цепляясь за обломок стены, который каким-то образом остался стоять вертикально. Еще ниже, на дне ямы, лежал сверток вялой белой ткани, прибитый под обломками, как выброшенная тряпка. Это была Верити.

- Отойди, - прошипел Мансур. Падающие кирпичи выбили ему зубы и превратили рот в кровавое месиво. Его лицо было призрачно-белым от пыли. - “Спаси себя.”

“Я могу до тебя дотянуться, - упрямо сказал Тео. Он лег ничком и протянул руку так далеко, как только мог. Мансур попытался протянуть руку назад, но кирпичная колонна покачнулась при малейшем движении.

Щель оказалась шире, чем казалось на первый взгляд. Даже на полной растяжке кончики пальцев Тео оказались короткими. Он отодвинулся еще дальше. Сыпучие кирпичи посыпались из-под него. Он был в нескольких дюймах от руки отца. Но он чувствовал, как под ним разверзается пустота. Еще одно движение - и вся стена рухнет.

- Возвращайся, - прохрипел Мансур. Его ненадежный насест пошатнулся на своем фундаменте.

“Я могу спасти тебя” - настаивал Тео. Он потянулся еще дальше. Его пальцы коснулись пальцев Мансура, но он не смог их ухватить.

Крепостной вал содрогнулся. Тео, лежа на животе, ощущал вибрацию в своем черепе, похожую на звон колокола. Французы не сидели сложа руки. Они видели причиненный ими ущерб и направили на него весь свой огонь. Еще одно пушечное ядро врезалось в стену. Еще несколько кирпичей сотряслись, и шаткая вершина, за которую цеплялся Мансур, с треском обрушилась.

Забыв о здравом смысле и безопасности, Тео рванулся вперед. Слишком поздно. Мансур уже падал от него, ускользая за пределы его досягаемости, даже когда он протянул руку. Мансур произнес одними губами что-то, чего Тео не мог понять. Он подумал, что это могло быть - " Констанция.”

Тео почувствовал легкое прикосновение кончиков пальцев - и ничего. Мансур упал в облако пыли и дыма и исчез.

Ничто не могло помешать Тео последовать за ним. Пушечный огонь ослабил вал, на котором он лежал, и его последний выпад вывел его за пределы безопасности. Но ему было все равно. Он потерял двух людей, которых любил больше всего на свете, и у него ничего не осталось. Слишком поздно он вспомнил последнее слово, произнесенное окровавленными губами отца. Констанс. Если он сейчас умрет, она останется одна в этом мире. Предсмертное желание его отца, и Тео его не исполнил.

Его мысли промелькнули в одно мгновение. Когда на него обрушилась вся тяжесть вины и неудачи, он внезапно перестал падать. На секунду ему показалось, что он повис в воздухе.

Он оглянулся и увидел краснолицего сержанта, который пристально смотрел на него сверху вниз, держа одну руку на поясе Тео.

Сержант оттащил Тео назад и положил его на Крепостной вал. Земля под ним казалась тяжелой и твердой. Прежде чем он успел встать, Констанция подбежала к нему и бросилась на него, прижимая его голову к своей груди. “Я думала, ты заблудился” - сказала она. “Я думала, мы потерялись.”

Прибыли еще солдаты. Сержант кричал, говоря им, что они должны уйти в безопасное место. Но Тео и Констанс были недосягаемы, заперты в своем собственном мире горя. Тео плакал, добавляя стыда к своему несчастью - он не должен быть таким женственным. Но его родители ушли. Он чувствовал такое отчаяние.

Это разбивало ему сердце.

Когда он рассказал Констанс о случившемся, она взвыла от боли. Она была безутешна, и Тео крепко держал ее, укачивая, как ребенка. Их мир взорвался, разрушился в одно мгновение, надежды и мечты рассыпались в клочья, а любимые люди превратились в пыль. Такова была горькая, жестокая реальность войны. Тео снова увидел свою судьбу сквозь слезы, когда пыль жалила ему глаза, и она была сломана и искривлена. Как он мог заново построить свою жизнь?

“Это я виновата” - всхлипнула Констанция. - “Мы должны были быть в безопасности дома. Если бы я не привела нас сюда…”

Тео слишком сильно сжал ее запястье. - Никогда больше так не говори. Мы оба пришли. Мы оба одинаково виноваты. Я не позволю тебе взять это на себя.”

Она убрала прядь волос с его глаз и вытерла слезы с его щеки. - “Спасибо. Теперь нам придется заботиться друг о друге. - Она снова начала всхлипывать.

Внутри него была ужасная пустота, растущая до тех пор, пока он не подумал, что она поглотит его. - Обещай мне, Конни. Обещай мне, что бы ни случилось, ты никогда меня не бросишь.”

- Я обещаю тебе.”

“Никогда-никогда?”

- Никогда, никогда. Я обещаю.”

Внизу группа сипаев начала рыться в развалинах, чтобы найти безжизненные тела Мансура и Верити Кортни.

•••

“Мы должны извлечь уроки провидения из этой трагедии, - мрачно сказал губернатор Сондерс. - Мансур Кортни и его любезная жена, не должны были умереть напрасно.”

Он оглядел безмолвный зал Совета. Французские бомбардировки прекратились; единственный след, который они оставили, был тот, что одна из картин на стене висела криво. Он велит слугам привести его в порядок.

Мужчины за столом без всяких эмоций огляделись по сторонам. Смерть всегда присутствовала в Индии, это была плата, которую нужно было нести, как испорченные товары и взятки. И каждый из них был должен Мансуру деньги.

“Сегодня днем я отправил послов к французскому командующему под флагом перемирия, - продолжал Сондерс. - “Он согласился принять нашу капитуляцию, а затем вернуть нам выкуп за город. После некоторых обсуждений мы договорились о выкупе в размере полутора миллионов золотых пагод.”

В комнате резко вздохнули.

- Естественно, деньги будут предоставлены директорами в Лондоне. После смерти Кортни у них не осталось сомнений, что мы защищали интересы Компании не только из соображений чести, но и из соображений благоразумия.”

Люди в зале Совета расслабились. Осада будет снята, Лондон заплатит, и они смогут вернуться к своим состояниям. Мансур Кортни умер не зря.

Сквайрс, инженер, поднял голову. - “А как же дети?”

Тео и Констанс сидели в холле перед кабинетом губернатора. Глаза Тео распухли и потемнели. Те часы, что прошли с тех пор, как Мансур ускользнул от него, были кошмаром наяву, который повторялся снова и снова.

Горе Констанс приняло совсем другую форму. Пролив слезы, она сидела совершенно неподвижно, ее лицо было бледным и бесстрастным. Она погладила Тео по затылку, как это делала его мать, когда он был маленьким. Это заставило его вздрогнуть, как будто он был обожжен.

“А что они с нами сделают? - спросил он каким-то далеким голосом.

“Ну, не знаю.”

Дверь открылась, и слуга в ливрее губернатора поманил их к себе. Тео встал.

- Будь сильным, - сказала Констанция, сжимая его руку. - “Теперь я полагаюсь на тебя.”

Тео кивнул.

Они вошли в кабинет губернатора. Сондерс подвел Тео и Констанцию к двум стульям напротив своего стола и одарил их, как он надеялся, сочувственным взглядом. Мальчик был расстроен, девочка казалась собранной, ее зеленые глаза были холодны и уравновешенны. Больше, чем девочка, поправил он себя - дерзкие груди, вздувшиеся под кружевами корсажа, теперь принадлежали женщине.

Сондерс подумал, что, возможно, ему все-таки следует оставить ее в Мадрасе.

Он принял торжественное выражение лица. - Слова не могут выразить мою скорбь о вашей потере. Ваш отец был хорошим человеком, уважаемым коллегой и - я льщу себя надеждой - другом. Ваша мать была украшением нашего общества. Мы глубоко скорбим о них.”

Констанция склонила голову в знак согласия.

“Но теперь вы осиротели. - Он наклонился над столом и пристально посмотрел на Тео. - “Что побудило тебя взять сестру на стены во время такой бомбардировки?”

Щеки Тео вспыхнули алым огнем. Часть его хотела закричать, объяснить - "Это была не моя вина. Это была идея Констанс.” - Но он не мог так поступить с ней. - “Я хотел посмотреть на битву, - солгал он.

- Надеюсь, ты никогда больше не увидишь ее. Война - ужасная вещь, не для детей” - поучал его Сондерс. - “Вы заплатили ужасную цену, чтобы узнать это.”

Он налил себе вина из графина. - “Но теперь, как главный судья Президентства, я должен решить, как лучше всего обеспечить заботу о вас и образование.”

“Какие у вас планы насчет нас?- спросил Тео.

Сондерс окинул его благожелательным взглядом. - “Кажется, у вас есть кузен в Калькутте, молодой человек по имени Джерард Кортни.”

“Мы никогда с ним не встречались, - сказала Констанция. - “Его отец и наш не были близки.”

Сондерс отмахнулся от ее возражений. - Но он один из самых способных людей в Индии. Его отец - ваш дядя - Кристофер Кортни. Хотя правильнее было бы сказать - барон Дартмут, раз уж он претендует на свой родовой титул. Он был самым богатым человеком в Индии до того, как уехал в Лондон. В доме его сына вы ни в чем не будете нуждаться.”

Внезапно его лицо стало совсем не дружелюбным. - “Вы прожили комфортную жизнь, моя дорогая. Я думаю, вы не понимаете, что мир за нашими стенами может быть капризным и жестоким - особенно для тех, у кого нет состояния. Я сделаю все, что смогу, но я не могу защищать вас вечно.”

Но это было не совсем так. Он мог бы держать Констанцию в Мадрасе и получать немалое удовольствие от осуществления своих прав как ее опекуна. Но это не послужит его великой цели. - “Если только у вас нет других родственников, о которых я мог бы подумать?”

Констанция закусила губу. Где-то на юго-восточном побережье Африки когда-то жили ее двоюродный дед Том и двоюродная бабушка Сара со своей семьей. Но она видела их всего один раз, когда была совсем крошкой, и понятия не имела, как сможет найти их сейчас. Расположение их поселения в не нанесенной на карту бухте на почти необитаемом участке побережья было тщательно охраняемой тайной. Насколько она знала, они могли быть уже давно мертвы или уехали. И как могла осиротевшая шестнадцатилетняя девушка, прожившая в Индии почти всю свою жизнь, отправиться в Африку, не имея никого, кроме своего младшего брата?

- “Мы поедем и останемся с кузеном Джерардом, - сказала Констанция, чувствуя тяжесть принятого решения. Она знала Индию, знала ее ритуалы и рычаги влияния. Она найдет способ сделать так, чтобы они с Тео выжили.

- “Мудрое решение. Я позабочусь о том, чтобы вы первым же кораблем отправились в Бенгалию.”

Констанция пристально посмотрела на него своими зелеными глазами. Такие откровенные и знающие, они никак не могли принадлежать девушке ее нежных лет. Сондерс почувствовал, как натянулись его бриджи.