Призрачный огонь

- “А что будет с нашим наследством? - спросила Констанция.

- Оно будет находиться в доверительном управлении до тех пор, пока ты не достигнешь совершеннолетия, - заверил ее Сондерс. - “Я сам буду исполнять обязанности одного из попечителей. - Он поднял руку, чтобы остановить любой протест. - “Я чувствую себя в долгу перед твоим отцом. Это самое малое, что я могу сделать.”

Говоря это, он не чувствовал никакой вины. Жизнь - это бизнес, а эти дети - всего лишь актив, который судьба вложила в его руки. Весьма ценный актив - и он постарается извлечь из него выгоду. К тому времени, как он покончит с именем Мансура, в наследстве детей Кортни не останется и двух фанамов.

И это в том случае, если они проживут достаточно долго, чтобы претендовать на него. Город Калькутта был построен на зловонном болоте. Прибавление двухсот тысяч душ, со всей их грязью и убожеством, не улучшило его состояния. Пара молодых людей, только что прибывших сюда, может не пережить там зиму - не говоря уже о долгом, лихорадочном лете.

Констанция внимательно наблюдала за Сондерсом своими острыми, оценивающими глазами. На мгновение у него возникло неприятное ощущение, что она может прочесть каждую его мысль. Он отбросил эту мысль. Она была всего лишь ребенком, мышью в мире диких кошек.

Но все же ее взгляд выбил его из колеи. Он был прав, отослав ее прочь. Он бы с удовольствием поимел ее, но бизнес всегда был на первом месте. И мальчик тоже. Он был копией своего отца - те же взъерошенные рыжие волосы, та же красивая внешность. Может быть, сейчас он и ранен, но Сондерс видел, как сила растет в его лице и теле. Он может стать грозным противником.

По лицу Сондерса расплылась улыбка. Он поспешно придал ей вид благочестивой озабоченности. - Боже, скорее в Калькутту.”

•••

В десяти милях от губернаторской резиденции пыль вздымалась над дорогой, когда упряжки волов тащили французский артиллерийский поезд в Пондишери. Солдаты громко пели, несмотря на жару. У них были окровавленные английские носы, и они возвращались домой еще богаче, чем пришли. А для чего еще нужна война?

Черный конь галопом мчался к ним сквозь пыль. Его всадник был одет в простой серый мундир без каких-либо отметин.

Майор, шедший впереди колонны, отошел на обочину, чтобы пропустить артиллерию. Из Парижа прислали нового командира, генерал-майора Корбейля, и он подумал, нет ли у всадника новостей о нем. Было бы замечательно, если бы по прибытии генералу удалось преподнести столь впечатляюще выгодную победу. Возможно, повышение по службе было бы вполне уместно.

“А ты кто такой? – спросил он всадника. - “У тебя есть сообщение?”

Всадник ничего не ответил. Пронзив майора пронзительным взглядом, он поднял руку в перчатке и провел ею по своему мундиру. Слои пыли, покрывавшие его, осыпались. Под ним была белая, а не серая ткань, и когда рука ее очистилаоткрылись парча и золотые кружева. Мундир генерал-майора армии Людовика XV.

Майор сглотнул и отдал честь. - “Мне очень жаль, господин генерал. Я не знал.”

Генерал махнул рукой в сторону колонны. - “Что все это значит?- Его лицо побагровело от ярости. - “Почему ты отступаешь?”

- Отступление? Мсье, это победа.”

- “Это поражение, - выплюнул генерал. - Позорная неудача - упущенная возможность. Когда я напишу в Париж, я позабочусь о том, чтобы ты провел остаток своей карьеры, чистя уборные на лихорадочных островах. Мадрас был в вашей власти, и вы не воспользовались этим преимуществом.”

- Честь была удовлетворена. Шесть мужчин и одна женщина, включая английского купца и его жену, погибли во время нашей бомбардировки. Было бы не по-джентльменски заставлять их страдать еще больше.”

Без всякого предупреждения Корбейль наклонился вперед и хлестнул майора хлыстом по щеке. - “Вам следовало бы сбросить всех англичан, мужчин, женщин и детей в море или перебить их своими штыками, пока океан не станет красным от их крови. Ты должен был разбомбить стены до щебня, сжечь их особняки и ободрать труп города так, чтобы даже крысы не нашли никакой добычи.”

Майор схватился за лицо, но Корбейль снова ударил его хлыстом, оставив на пальцах белый рубец. - Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю.”

Рука майора стала липкой от крови и пыли. Он изумленно уставился на генерала.

“Но разве вы не слышали новостей из Европы, Месье? Нет никакой войны. Наше правительство начало переговоры с Лондоном о разрешении военных действий в Северной Америке без применения оружия.”

Майор вытер щеку рукавом, оставив на белой ткани алую полосу. По мере того как шок отступал, в его груди нарастали гнев и негодование. Он унизил англичан, заработал для французской Индийской Компании полтора миллиона пагод, и все это на войне, которая так и не была объявлена. Он был настоящим героем. Честь требовала, чтобы он вызвал генерала на дуэль, чтобы отомстить за оскорбление и защитить свою репутацию.

Но когда он посмотрел в безжалостные глаза генерала, честь уже не казалась ему столь важной.

- “Прошу меня извинить, мой господин, но я должен заставить своих людей двигаться дальше. - Колонна остановилась, мужчины отвлеклись на развлечения своих спорящих начальников. Майор выхватил хлыст у одного из погонщиков волов и принялся хлестать людей, яростно ругаясь. - Пошевеливайтесь. Если к вечеру мы не доберемся до Пондишери, я буду стегать вас по спине, пока не увижу ребра.”

Он поскакал галопом к голове колонны, когда та снова пришла в движение. Корбейль наблюдал за происходящим с обочины дороги. Улыбка тронула его губы. Гнев был хорош - он служил своей цели.

Ему было все равно, что говорят в Париже или Лондоне. Дипломаты будут говорить, но они потерпят неудачу, как и всегда. В конце концов Франция и Англия снова вступят в войну, как это было на протяжении последних семисот лет.

Но на этот раз призом будет сам мир.

***

Команда корабля не заметила Калькутту, когда она показалась из-за поворота широкой реки Хугли. Матросы были поглощены своими делами, следя за парусами в поисках малейшего изменения ветра или изучая воду в поисках скрытых опасностей. На корме капитан, штурман и лоцман сгрудились вокруг штурвала в глубокой сосредоточенности. Река была неглубокой, заполненной предательскими песчаными отмелями, которые менялись с каждым штормом. По пути почерневшие от солнца громады кораблей предупреждали об опасности отклониться от судоходного канала.

Единственными людьми, которые могли позволить себе любоваться этим видом, была кучка пассажиров, сгрудившихся у поручней правого борта на квартердеке. Это было странное общество - клерки в синих мундирах и писари, приехавшие сколотить состояние в Ост-Индской компании; солдаты, вернувшиеся из отпуска; армянские купцы, болтающие на своем загадочном языке; женщины из Англии, жаждущие найти себе мужа.

Среди них стояли Тео и Констанс. Тео напряг зрение, когда в поле зрения появился их новый дом. Величественная стена Форт-Уильяма возвышалась над гатами на берегу реки, длинная и прямая, запечатлевая свою власть на извилистой реке. Огромный флаг Союза безвольно свисал с древка рядом со шпилем церкви и величественным классическим фасадом губернаторского дома. Элегантные особняки тянулись вдоль берега реки на милю в каждом направлении, окруженные великолепными садами, спускающимися к воде. За причалом большие Ост-Индийцы качались на якоре против ленивого течения, а маленькие местные суда под названием "волнистые попугайчики" проворно скользили между ними, их весла были похожи на ноги сороконожек.

Констанция сжала его руку. - “Что ты думаешь, Тео?”

“Это выглядит совсем как дома, - воскликнул он.

И все же это было совсем другое. Вместо океанского прибоя, бьющегося о берег, мимо медленно сочилась коричневая река. Вместо красивого красного камня форт был построен из побеленного кирпича. Издалека он казался сияющим на солнце, но когда они подошли ближе, Тео увидел, что он пожелтел от сырости и жары, как свернувшееся молоко. Влажный воздух тяжело давил на него и вызывал головную боль. Город был бесспорно великолепен, но как только сады кончились, джунгли сомкнулись со всех сторон.

Из форта послышался салют из пушки. Слон издал свой дикий вопль. Тео вздрогнул.

- “Я уверен, что вы будете здесь очень счастливы, - сказал Констанс один из клерков. Он был долговязым мужчиной с рыжими волосами и шепелявым голосом, но ему удалось занять желанное место рядом с ней у перил. С тех пор как корабль снялся с якоря в Мадрасе, молодые люди на борту следили за ней, как мотыльки за свечой. Если она роняла шарф, дюжина галантных рук протягивалась, чтобы поднять его, прежде чем он коснется палубы; если уровень воды в ее стакане падал на долю дюйма за обедом, кто-то был рядом, чтобы снова наполнить его. Из всех товаров, которые перевозили корабли Ост-Индской компании, лишь немногие были так ценны- или так редки - как подходящие английские леди.

- “Я уверена, что это будет восхитительно, - сказала Констанция со скучающей улыбкой.

Их прибытие привело толпу людей к гатам перед фортом, жаждущих узнать все новости, которые мог принести корабль. Когда весельная лодка доставила пассажиров на пристань, это зрелище подняло настроение Констанс. Ей не нравился замкнутый мир судовой жизни, одни и те же тупые лица ночь за ночью, один и тот же утомительный разговор за той же жесткой едой. Она хотела толпы, новизны и танцев.

Тео, сидевший рядом с ней, ничего этого не хотел. Каждую ночь ему снился один и тот же кошмар - рука отца ускользала, а легкие наполняла кирпичная пыль. Он сгорал от стыда и несправедливости происходящего. Все, что ему было нужно, - это шанс отомстить.

Лодка ударилась о причал. Шум толпы, когда они добрались до верхней ступеньки лестницы, был ошеломляющим - торговцы и родственники спрашивали новости, носильщики, лоточники и проститутки предлагали свои услуги. Тео отпрянул назад.

Один человек пробился сквозь толпу. Он был высок и красив, с взъерошенными светлыми волосами и твердой походкой. Сквозь толкающиеся локти и выпирающие плечи он двигался с легкостью и непоколебимой улыбкой, как будто эта сцена была просто чудесным развлечением. Он направился прямо к Констанс и Тео.

- Кузены! - воскликнул он. Он поцеловал Констанцию в щеку и пристально посмотрел ей в лицо. Глаза у него были карие, с зелеными крапинками, уже сморщились от того, что слишком щурились от индийского солнца.

- Полагаю, кузен Джерард, - сказала Констанс.

- Я не могу выразить словами свою печаль по поводу того обстоятельства, которое свело нас вместе. - Он говорил тихо, но сила его слов перекрывала шум вокруг них, как будто они были одни на причале. На глаза Констанс навернулись слезы. Прежде чем она успела моргнуть, он осторожно вытер их. - “Я и не подозревал, что ты такая взрослая, - сказал он. Его глаза, казалось, купали ее в свете, теплом, как солнце.

Возможно, это была жара, или шок от пребывания на суше после нескольких недель в море, или невосполнимая потеря своей прежней жизни и семьи, но внезапно Констанс почувствовала головокружение. Мир закружился вокруг нее, и темнота залила ее зрение, как будто она собиралась упасть в обморок.