Феномены Тени и зла в волшебных сказках

В таких случаях вам следует настаивать на своей интерпретации, оставить все как есть и не искать других решений. Тем самым вы можете достичь покоя внутри себя и жить в нем. Однако затем появляется «проблема коня золотисто-рыжей масти», потому что, естественно, во внешней реальности ничего не изменилось и проблема практического смысла остается. Так бывает с пациентами-иностранцами, которые приезжают сюда, в Швейцарию, обсуждают свою семейную ситуацию и прорабатывают ее на психологическом уровне. Но затем им нужно вернуться домой, и они раздумывают, а не вернутся ли они буквально на «развалины», то есть что все будет уже не так. И дома ситуация меняется именно в силу изменений, произошедших с пациентом. Иногда, возвратившись, пациент говорит: «За это время моя мать должна была измениться», не осознавая того, что он сам изменился и ровно это меняет дело. То же самое происходит с людьми, которые не покидают своей страны. Анализ формирует некую искусственную обстановку, и когда человек возвращается назад, к трудностям настоящей жизни, возникает вопрос: как связать анализ с реальностью? Несмотря на то, что полезно смотреть на свое состояние как на чисто психологическую картину, спустя какое-то время вам придется сопоставить оба своих состояния, и тогда мы сталкиваемся с опасностью возникновения новых проблем и новых кризисов. В том особом состоянии, в области, отражающей состояние сознания, обнаруживается Анима — только как образ, а не как живая трехмерная реальность.

Теперь король и верный Иоганн прибыли в чужую страну и сталкиваются с реальностью живой Анимы. Это значит, что они встречают ее во вневременной неструктурированной области бессознательного. Например, в конкретной ситуации, когда мужчина лишен контакта со своими глубокими чувствами и глубинными эмоциональными уровнями, его Анима не будет для него живой, он о ней только фантазирует. Часто приходится встречать мужчин, имеющих образное отношение к бессознательному. Они могут признать, что бессознательное содержит множество символов и мотивов, но если вы попытаетесь подвести их к тому, что эти символы и мотивы влияют на реальную жизнь и на сознание, живущее своей собственной жизнью, и что если неправильно себя вести, то Анима заболеет, — тогда их рационализм побеждает, ибо они не в состоянии признать, что бессознательное может способствовать болезни или побуждать их мчаться на бешеной скорости по шоссе. Допустим, человек, находящийся в пограничном состоянии, слышит голоса. Если вы скажете, что это проявления бессознательного, к которым следует прислушаться, и он согласится с тем, что голоса не являются характерным патологическим симптомом, это уже неплохо. Но если вы скажете, что голоса следует считать высшим авторитетом, которому нужно подчиниться, то часто человек заболевает или же с ним происходит несчастный случай, прежде чем он согласится с вами и уступит, так как это означает сделать шаг вперед.

Художники и другие люди искусства зачастую охотно соглашаются с мыслью, что именно бессознательное дало им вдохновение, которое они проецируют, создавая свои картины или литературные произведения, но при этом они страшно стыдятся проходить анализ. По их мнению, он погубит их творческие способности. Однако на самом деле они боятся принять за реальность свои творения, опасаясь, что статуя богини Венеры может сойти с пьедестала и заключить их в свои каменные объятия. Они думают, что это их произведение, а потому оно не может двигаться, ибо это продукт их творчества и он не имеет права ожить и обнять их. Они узнают этот образ, но отказывают ему в праве быть живой реальностью, которая могла бы войти в их жизнь. Все это наводит нас на мысль о времени появления нашей волшебной сказки. «Проблема возвращения» возникает, как только появляется вопрос, какое отношение все это имеет к действительности, к нашей реальной жизни. В данном случае Аниму можно распознать в образе королевны с золотой крыши, которая находится высоко, тогда как рыжий конь представляет ее с совершенно другой стороны. Существующая в реальности Анима, с одной стороны, имеет сексуальную привлекательность, а с другой — воплощает нечто божественное. Беатриче у Данте могла бы быть такой королевной с золотой крыши, живущей на самом верху, тогда как в самом низу он бы обнаружил ведьму, танцующую с Дьяволом. И Дева Мария, и Мария-блудница являются двумя сторонами одной Анимы. Как блудница она воплощает привлекательность для противоположного пола, выражая эмоциональный призыв и вызывая сексуальное влечение, а на самом верху она воплощает все то, что Данте говорит о Беатриче. Это Венера Ourania (небесная Венера) и Венера Pandemos (мирская Венера), божественная и плебейская[69]. Символом одной из них является голубь, а другой — воробей. В Аниме содержится эта двойственность, и эта двойственность состоит не в разделении на духовное и телесное, а находится в самой ее сути, где-то между противоположностями. Мужчину эти противоположности разрывают надвое: он испытывает, с одной стороны, характерные эмоции, вызванные естественным влечением к противоположному полу, а с другой — внутреннее переживание самого высокого порядка.

В лекции, посвященной Жерару де Нервалю[70][71][72], Юнг рассказал нам о том, как Нерваль страстно влюбился в парижскую midnette™. Он хотел посвящать ей свои стихотворения (как Данте), ибо она казалась ему Богиней. Но вместе с тем, будучи под сильным влиянием французского реализма с его циничными и пошлыми представлениями о любви, он назвал ее ипе personne ordinaire de notre siecle15 и не смог постичь парадокс, как обычная маленькая женщина может быть и Богиней тоже. Он совершил какую-то неловкость по отношению к девушке — быть может, слегка задел ее чувства, — но, как ему кажется, он сделал нечто ужасное, так как не мог примириться с этим противоречием. Он скрылся от нее, и затем в своем произведении «Аврелия»[73] описал, как ему приснилось, что он пришел в сад, в котором обнаружил расколотую на части женскую статую, — то есть его душа окаменела и распалась, потому что он бросил девушку.

Одна дама пыталась вмешаться и решить их проблему. Она подумала, что любовный пыл молодого человека как-то связан с его поступком, и устроила ему встречу с этой девушкой. Девушка пришла, они обменялись рукопожатиями, и он испытал серьезное потрясение, когда она грустно и с укором посмотрела на него, — тем не менее они не смогли воссоединиться. Вскоре девушка умерла, а сам Нерваль повесился[74][75]. Этот случай может послужить примером того, как человек становится жертвой своей неспособности выдержать парадоксальность Анимы. Она представляет собой психическую сущность, живущую между двумя мирами, — это не богиня и не femme ordinaire™, а жизненная сила, которая появляется на разных уровнях реальности. Мы могли бы сказать, что эта девушка — воплощение его Анимы и к ней нужно относиться так, как относятся к Аниме. Но на это мужчина может ответить: «Хорошо, но все-таки, как быть — ложиться с ней в постель или почтительно соблюдать дистанцию?» — ибо сознание всегда хочет четко определить, что есть что. Поэтому самое главное — не вовлекаться в проблему и не отвечать прямо, а просто сказать, что это — жизненная энергия, которую следует почитать в той форме, в которой она проявляется, и при этом следует подождать, чтобы увидеть происходящее под другим углом. Но Эго-сознание говорит: «А давай-ка, мы ей позвоним? Или нам можно на нее только смотреть?» Это рациональная проблема, ведь обязательно наступит другое состояние; но сознание говорит, что должно быть «или — или», и тогда люди сходят с ума, потому что их сознание становится односторонним и они могут воспринимать Аниму только так, а не иначе, и другой взгляд становится невозможен.

В нашей сказке в первой попытке обнаружить Аниму, соответственно, используются золотые предметы — безделушки. Если бы верный Иоганн попытался взять ее силой, у него бы ничего не получилось, — к ней нужен правильный подход с применением соответствующих средств, позволяющих сыграть на ее одиночестве. Однако впоследствии, когда они возвращаются домой, рыжий конь будет рваться прочь, чтобы унести короля: это прорыв инстинктивного сексуального влечения, которое в данном случае воплощается в образе коня, а не золотой крыши. Естественно, хотя об этом в сказке не говорится прямо, рыжий конь представляет чувства самой королевны. Этот конь уносит всадника не в болото (это было бы проявлением сексуального влечения), а «взовьется в воздух» — подобно Пегасу, который отрывает человека от земли и от повседневной реальности. Физическая страсть, если она действительно порождается Анимой, не запускает ход реальных событий, так как Анима — это образ и божественная сторона Анимы вызывает одержимость и заставляет уйти далеко за пределы реальности. Хорошо известный факт: если у молодой пары сексуальные отношения в полном порядке, как говорится, «на высоте», они в буквальном смысле отрываются от «земной» жизни, так как существующая между ними страсть увлекает их в заоблачные выси, прочь от этой довольно тонкой и неуловимой промежуточной установки, позволяющей сознанию прочно стоять на земле.

В связи с предвзятым отношением христианства к инстинктивному полюсу проекции Анимы наблюдается также противоположная тенденция, связанная с возможностью лишиться человеческой чувственности; в особенности если речь идет, например, о дочерях и сыновьях священников, которые были воспитаны в обстановке ханжества и сами приобрели склонность к фальши. Можно себе представить, как их уносит «темная лошадка» в качестве компенсации одиночества королевны с золотой крыши. Подобная опасность возникает при соприкосновении с Анимой, ибо эта сторона жизни может унести человека далеко прочь, и воспрепятствовать этому можно только с помощью грубой силы. Но в нашей сказке единственное решение заключается в том, чтобы застрелить коня. Это радикальное действие, которое в анализе соответствовало бы следующему высказыванию: «Ни то ни другое не подлежит обсуждению!» Хотя молодому королю не приходится убивать коня, это должен сделать верный Иоганн, а значит, верный Иоганн воплощает трансцендентную функцию, стремление к высшему осознанию. То есть сознание ничего не решает, скорее бессознательное останавливает само себя.

Интересно, что в седле коня есть кобура с пистолем. По мнению Фрейда, инстинктивные влечения были односторонними, и сознанию приходилось с ними как-то справляться или сублимировать их. Юнг был уверен, что бессознательные влечения содержат и способность к самопожертвованию. В его труде «Символы трансформации»[76] в главе, посвященной жертве, мы находим объяснение этому феномену. (Когда Юнг писал эту работу, он уже отделился от Фрейда.) Если посмотреть на поведение животных в природе, это кажется совершенно очевидным, ибо животные в своем обычном состоянии не переусердствуют в спаривании, не переедают и в своем соперничестве не убивают друг с друга, а это значит, природные инстинкты имеют собственные ограничения. Влечения не являются односторонними, в них содержится внутренняя возможность самопожертвования. Все то же самое относится и к человеческим чувствам, ибо они имеют свои границы и переходят в безумие лишь тогда, когда сознание с присущей ему дьявольской односторонностью оказывает на них пагубное воздействие. Возьмите сына священника, который, оказавшись в университетском городке, полностью вышел из-под контроля, то есть его унес буйный рыжий конь. Если он не интеллектуал и не невротик, то спустя некоторое время наш донжуан устанет от такой жизни, захочет более стабильных отношений и станет больше времени посвящать учебе; то есть первый бунт закончится. Но если он станет поборником свободных отношений, то скоро переусердствует и выйдет далеко за рамки своей природы. Такие люди могут осознать, что пора наконец себя обуздать, но упорно продолжают жить по-старому, тогда сама природа их делает импотентами. Несколько раз мне случалось видеть, как это происходит. Словно бессознательное валит коня с ног, говоря: «Если ты меня не послушаешь, я его убью». Сексуальность, ограничивающая сама себя, иногда бывает очень жестокой. Это ограничение может быть вызвано какой-нибудь болезнью. Анализ мог бы показать, что природа захотела наложить ограничения и что требование пожертвовать сексуальностью не было услышано: побуждение к индивидуации посредством жертвоприношения может ограничить одностороннее инстинктивное влечение, которое слишком нарушило равновесие.