Ваше право на совершенное здоровье. Немедицинские ответы раку и другим болезням

Проблемы со Зрением

В наше время хорошо известно о влиянии ментальных состояний человека на его организм; это подтверждено обширными исследованиями, некоторые из которых на предыдущих страницах цитировала Джоэл. Задолго до нашей с ней встречи, когда мне был 21 год, я использовал один прикладной принцип для своей корыстной выгоды. В то время я и не подозревал, что нахожу ответ не только на дилемму, которая стояла тогда передо мной, но что позднее профессионально займусь этой деятельностью; тогда я только что получил диплом инженера.

Моё заявление в школу офицеров на авиабазе в Канзасе был отвергнуто, так у меня была обнаружена пигментная дегенерация сетчатки, то есть через два года я должен был ослепнуть. Тогда же я поспорил с Джозефом Вайлом, деканом инженерного колледжа университета Флориды, и со своей подружкой, что сохраню зрение, полностью выбросив медицинский прогноз и из своей головы, и из своего послужного списка.

"Я вижу всё великолепно", — постоянно повторял я себе, отказываясь даже думать об очках. Я ухитрился попасть в армию. Два года спустя, в Гровенор Хаус, в Лондоне, в столовой американских офицеров, я снова наткнулся на полковника или, точнее, уже генерала Харрингтона, глазного хирурга (и генерала Эйзенхауэра), того самого, который за два года до этого и по ставил мне мой диагноз в штабе ВВС в Топеке, Канзас. Заметив меня и мою очаровательную спутницу он завопил: "Тойч, какого чёрта вы тут делаете?" Был субботний вечер, но он всё равно вытащил меня в ближайший смотровый кабинет. Исследовав мои глаза с помощью офтальмоскопа, изрядно злой, он спросил: "Кто вас оперировал?". Он прямо-таки дымился от негодования. "Никто", — ответил я. "Какие препараты они вам давали? — Никаких". Он заявил, что я говорю неправду. Успокоившись, он признал, что я вписал своё имя в историю медицины. Насколько ему было известно, с моим диагнозом никто ещё не выздоравливал. И сейчас, более чем через пятьдесят лет, мне не нужны очки или контактные линзы; и это доказывает, что ещё в то время я сумел-таки добраться до своего подсознания.

Разум, мысль или идея определённо влияют на глаз, ухо и другие части нашего тела. Мы обсуждали эти темы на семинаре, проводимом адвокатом Мелвином Белли в отеле "Мейфлауэр" в Вашингтоне. После этого к нам с Джоэл подошёл человек номер три в департаменте Здоровья, Образования и Социального Обеспечения, и предложил грант в размере 10 млн. долларов для продолжения наших исследований. Мы отклонили его предложение.

Вот некоторые наши открытия. Когда чей-нибудь прародитель говорит "Я не могу этого понять" или "Я не хочу, чтобы это кто-нибудь видел ", то это утверждение записывается в его мозгу и в форме личного закона (невозможности увидеть или понять) передаётся его потомству. Из-за такой пренатальной виктимизации (настроя быть жертвой ещё до появления на свет), его потомки предрасположены сталкиваться с людьми или ситуациями, которых они не видят или не понимают; таким образом, история будет воспроизводиться — основа ста рая, обстоятельства новые. Такое положение дел будет постоянно повторяться, пока один из потомков не откроет для себя прикладной принцип и путем систематического противодействия не изменит или не уничтожит первоначальное условие.

Примечательно, что потомки наследуют также обстоятельства, способствующие ухудшению зрения. Насколько мне известно, мои родители, бабушки и дедушки, дяди и тёти — все носили очки или, по крайней мере, читали в очках. Я же не пользуюсь очками — и это живое доказательство работы этого принципа.