Судьи и заговорщики: Из истории политических процессов на Западе

Лики террора

С огненными годами Великой французской революции неразрывно связано представление о суровых судебных процессах, не только являвшихся порождением той грозовой эпохи, но и наложивших на нее свой неизгладимый, отпечаток. В разные периоды революции эти процессы имели различный политический смысл, по-разному они проходили, неодинаково и заканчивались.

Началом революции справедливо принято считать взятие штурмом Бастилии 14 июля 1789 г. Но монархия была свергнута 10 августа 1792 г., а суд над королем Людовиком XVI, начавший серию политических процессов, открылся еще через несколько месяцев. За это время французский народ прошел большую революционную школу. Измены двора, его пособничество иностранным интервентам развеяли традиционные монархические иллюзии. Массы научились не доверять сладкоречивым политикам, озабоченным прежде всего тем, чтобы удержать в узде социальные низы. Процесс над королем свидетельствовал о крайнем обострении классовых антагонизмов и — как отражение их — политических противоречиях. При этом главная борьба развернулась не между судьями и подсудимым, а в лагере победителей, обнажив назревающий внутренний конфликт по вопросам дальнейшего развития революции. Суд над королем поэтому должен был превратиться и действительно превратился в борьбу между демократами-якобинцами, стремившимися в союзе с народом к углублению революции, и либералами-жирондистами, которые, опасаясь масс, проявляли склонность к компромиссу с силами старого порядка. Жирондисты старались спасти Людовика XVI вовсе не из-за каких-то симпатий к королю, а из желания опереться на остатки престижа монархии и на роялистские силы в борьбе против монтаньяров. Жиронда проявила куда больше усилий спасти Людовика, чем интервенты или его эмигрировавшие братья, которые предпочитали видеть короля мертвым, но не пленником в руках народа.

Суд над королем заслонил на время все другие сложные проблемы, выдвинулся в центр политической борьбы. Лагерь монтаньяров казался единым в решимости добиться осуждения короля. Но так ли это было в действительности? Знаменитый французский историк А. Матьез в начале XX в. опубликовал работы, в которых давался отрицательный ответ на этот вопрос. Матьез считал, что один из главных лидеров якобинцев, Дантон, вел двойную игру и что это повлияло на процесс Людовика XVI[318]. Однако независимо от оценки роли Дантона не подлежит сомнению, что предпринимались серьезные закулисные попытки спасти Людовика XVI и что реакция имела своих агентов в революционном лагере.

Все тайные и явные происки, направленные на то, чтобы предотвратить вынесение приговора королю, потерпели неудачу. 15 января 1793 г. Конвент приступил к поименному голосованию по трем вопросам. На первый из них — «Виновен ли Людовик XVI?» — подавляющее большинство — 683 человека — ответило утвердительно.

Значительно большие споры вызвал второй вопрос: «Следует ли любое принятое решение передавать на обсуждение народа?» Большинством голосов Конвент отклонил попытку оттянуть решение вопроса о короле, передав его на референдум.

Главное сражение развернулось по третьему вопросу: «Какого наказания заслуживает Людовик?» Народное негодование, давление публики, заполнившей галереи для зрителей, заставили жирондистских лидеров отказаться от мысли прямо выступить против смертного приговора. Верньо, ранее рьяно защищавший короля, произнес свой вердикт: «Смерть». За ним последовали Бриссо, Луве и другие жирондисты, выступавшие за смертную казнь, но с отсрочкой — до принятия новой конституции. За смертную казнь без всяких условий голосовало 387 человек, за смертную казнь условно или за тюремное заключение-334. Большинством в 53 голоса Людовик был приговорен к смерти. Но жирондисты все еще пытались спасти положение. Лишь после новых жарких прений 19 января Конвент постановил немедленно привести в исполнение смертный приговор. 21 января 1793 г. Людовик XVI был казнен[319].

Казнь короля была важным этапом в развертывании революционного террора. Эффективным орудием его были внесудебные учреждения, особенно революционные армии в департаментах[320].

Среди судебных органов, осуществлявших террор, главная роль принадлежала парижскому Революционному трибуналу.

9 марта 1793 г. для разбора судебных дел политического характера путем реорганизации Чрезвычайного уголовного трибунала, который начал действовать еще 17 августа 1792 г., почти сразу же после падения монархии, был образован новый судебный орган. Решения этого органа, получившего название Революционного трибунала, являлись окончательными, обвиняемые не имели права апелляции.

Более чем полтора века в исторической литературе и публицистике не прекращаются идейные споры вокруг оценки деятельности этого трибунала. Еще оппоненты И. Тэна, написавшего в конце XIX в. крайне тенденциозную и клеветническую историю Великой французской революции, подчеркивали: нельзя понять революционный террор, не представляя себе активности врагов якобинской Франции. Это все равно что на картине, изображающей двух схватившихся в смертельном поединке людей, замазать краской фигуру одного из бойцов. Оставшийся предстанет тогда в напряженной неестественной позе, с налитыми кровью глазами, яростно пытаясь повалить наземь несуществующего врага. Либеральный историк А. Олар, который подверг критике такую концепцию террора, рассказывал, что в 80-х годах XIX в. была даже произведена попытка покушения на его жизнь за положительное отношение к французской революции.

Однако и либеральная точка зрения Олара и радикально-демократическая концепция критиковавшего его А. Матьеза не могли дать научной оценки исторической роли и смысла якобинского террора. Консервативные тирады против революционного террора сопровождались либеральными обличениями террора вообще, к которым присоединились попытки оппортунистов запугивать яко-бинизмом. Для анархистов (например, бакунистов) и других представителей мелкобуржуазного и ультралевого авантюризма было типично некритическое отношение к якобинскому террору, воспевание как раз тех его сторон, которые не способствовали достижению революционных целей. В рамках этих общих дебатов продолжается и борьба вокруг характеристики тех или иных процессов, проходивших в Революционном трибунале. Диапазон колебаний тут от оправдания его заведомых ошибок до представления в виде преступной ошибки главной политической линии трибунала. В этой связи неодинаково оценивается достоверность обвинительного заключения в различных процессах, по-разному решается вопрос о доказанности преступлений, которые вменялись подсудимым. Так, реакционный историк Валлон, излагая процесс генерала Кюстина, пытается убедить читателя в его невиновности, умалчивая о важных показаниях, свидетельствовавших в пользу обвинения[321].

Весной 1793 г. жирондисты во время ожесточенной борьбы против «друга народа» Марата решили использовать в своих целях Революционный трибунал. Все началось с того, что 8 апреля секции Сент-Антуанского предместья обратились с петициями в Конвент, настаивая на предании суду Бриссо, Верньо, Барбару и других жирондистских депутатов. В ответ жирондисты 12 апреля потребовали суда над Маратом, которого обвиняли в призыве к расправе над рядом членов Конвента, в возбуждении продовольственных волнений и требовании голов изменников. Жирондисты воспользовались отсутствием 374 депутатов, в большинстве монтаньяров, направленных конвентом в провинцию для выполнения важных заданий. В ночь на 14 апреля Конвент одобрил обвинительный акт против «друга народа». Марат, впрочем. и сам заявил, что не имеет ничего против суда над ним. Решение об аресте Марата тут же, в Конвенте, не было осуществлено: жандармы явно не хотели выполнить этот приказ. «Друг народа» сумел скрыться, но 22 апреля он добровольно отдался в руки властей. 24 апреля начался процесс Марата. Он выступил на нем грозным обличителем жирондистов. Общественный обвинитель Фукье-Тенвиль заявил, что, по его убеждению, Марат — верный друг народа. Марат был оправдан. Ликующая толпа на руках внесла его в Конвент. Марат сыграл выдающуюся роль в событиях 31 мая — 2 июня 1793 г., которые привели к поражению жирондистов.

Перед трибуналом была поставлена задача защиты революции. Весь ход процессов, выносимые приговоры должны были служить этой, и только этой, цели. Трибунал мало внимания обращал на тонкости процессуального характера. Степень суровости приговора во многом определялась социальным происхождением обвиняемого. Для осуждения представителей старых господствующих классов — дворянства и духовенства, а также буржуазной аристократии требовалось обычно меньше доказательств вины, чем для подсудимых — выходцев из народа. Трибунал карал за контрреволюционную деятельность, за измену, за шпионаж в пользу интервентов, за спекуляцию, а также за нарушение законов о регулировании цен и заработной платы (законов о максимуме), о конфискации золота, за поставку недоброкачественного вооружения, боеприпасов и продовольствия в армию и другие аналогичные преступления.

Наряду с Комитетами общественного спасения и общественной безопасности, комиссарами Конвента и революционными комитетами в провинции столичный Революционный трибунал принадлежал к числу наиболее важных и эффективных органов революционной диктатуры. Он сделал немало для обеспечения победы над силами внутренней и внешней контрреволюции, к которым летом 1793 г. открыто присоединились жирондисты. Ответом монтаньяров было усиление революционного террора против врагов якобинской республики. По различным подсчетам историков, в 1793–1794 гг. было арестовано от 70 до 500 тыс. человек, 17 тыс. было отправлено на гильотину. Если сам террор был некоторое время (особенно летом и осенью 1793 г.) суровой необходимостью для якобинской республики, то его эксцессы порождались совсем другим — страхом, как писал Ф. Энгельс, перепуганных, выставлявших себя патриотами буржуа, мелких мещан и действиями шайки прохвостов, обделывавших свои делишки при терроре[322].

Деятельность Революционного трибунала, особенно во время террора, ярко отражала ход политической борьбы.

25 сентября 1793 г. якобинский Конвент поручил Революционному трибуналу рассмотреть дела бывшей королевы Марии-Антуанетты и 21 депутата-жирондиста, после выступления парижских масс 31 мая — 2 июня изгнанных из Конвента и арестованных. Что касается Марии-Антуанетты, то здесь все было ясно. Она являлась душой всех тайных контрреволюционных заговоров, вела изменническую переписку с интервентами. На суде вдова Людовика XVI отрицала все инкриминируемые ей деяния. Теперь, когда стали доступными правительственные архивы той эпохи, не подлежит сомнению, что обвинения против королевы соответствовали действительности. Их обоснованности не отрицают и симпатизирующие ей историки[323]. Фукье-Тенвиль добавил к политическим обвинениям различные, не шедшие к делу утверждения, касавшиеся личной жизни подсудимой. Эти выпады могли лишь унизить Революционный трибунал, недаром они вызвали гнев Робеспьера[324]. 16 октября бывшая королева была приговорена к смерти и в тот же день казнена.