С паном Беганеком по Эфиопии

Глава VI

Дорога до Дыре-Дауа — Хитрость императора Менелика — Данакильский караван — Дыре-Дауа — Таинственный дворец — Еще один император — Любовь и политика — Поездка в Харэр — Львиное рыканье — Город из восточной сказки — Женщины из племени харари — У пана Беганека появляется аппетит на салат из помидоров — Плоды кактуса и трава кат — Во всем виноваты шведы

В девять утра — в три часа по местному времени — мы тронулись из Аваша в дальнейший путь до Дыре-Дауа. К счастью, дождь прекратился. Чертовски хотелось спать, но солнце светило так ярко, а пан Беганек так раскаивался, что я великодушно простил ему дурацкую ночную выходку.

Сразу за Авашем поезд въехал на мост, перекинувшийся через огромную, глубокую пропасть, по дну которой бежала вздувшаяся река. Мост, который мы приветствовали восторженными возгласами, был настоящим шедевром инженерного искусства.

Вот какую интересную историю рассказал нам об этом мосте Касса Амануэль.

Император Менелик, предоставив концессию на строительство железной дороги, слишком поздно сообразил, что французская акционерная компания надула его: Эфиопия получила очень незначительную долю участия во владении железной дорогой. Очевидно, французы воспользовались тем, что эфиопский правитель не был силен в бухгалтерии. Менелик очень рассердился и решил при первом же удобном случае рассчитаться с компанией.

Вскоре случай представился. Строительство железной дороги началось со стороны Джибути и шло по направлению к Аддис-Абебе. Около Аваша возникла необходимость соорудить мост над пропастью. И тут Менелик сказал: «Стоп! Концессия предусматривает только строительство железной дороги. Мост — другое дело. Нужна еще одна концессия. Или стройте железную дорогу без моста, или покупайте новую концессию на его строительство».

Французам не оставалось ничего иного, как выложить огромную сумму за разрешение построить мост. Так Менелик с избытком возместил недавний ущерб, а доля участия Эфиопии во владении железной дорогой значительно возросла.

Касса Амануэль был в восторге от ловкости императора. У нас же возникли сомнения в правильности его поступка. Пан Беганек справедливо заметил, что великие государственные деятели не должны позволять себе подобные трюки. Но Касса Амануэль не захотел дискутировать на эту тему, он сказал, что мораль — одно, а политика — другое. Менелик отплатил французам обманом за обман, что на языке дипломатов именуется реторсией. И если бы Менелик не воспользовался этим приемом, Эфиопия сейчас вообще не имела бы голоса в делах железной дороги Аддис-Абеба — Джибути.

По мере удаления от Аванта в пейзаже происходили все более заметные перемены. Мокрый лес уступил место сухой, поросшей травой равнине с островками кактусов. Из-под порыжевшей зелени тут и там проглядывали желтые пятна песка. На маленьких деревенских станциях стали появляться люди в мусульманских тюрбанах и верблюды. Все говорило о близости пустыни.

Погода стояла чудесная. Пан Беганек радостно изрек, что чувствует себя «почти как в Египте». Солнце пригревало, стало очень тепло, гораздо теплее, чем в Аддис-Абебе. Это и не удивительно: мы оказались на тысячу метров ниже столицы. Это была уже провинция Харэр, главный город которой — также Харэр — конечная цель нашего путешествия. Касса Амануэль пообещал, что дожди здесь будут реже, потому что Харэр относится к числу самых сухих районов Эфиопии.

Во время остановки на одной из небольших станций мы наконец увидели жителей пустыни — данакиль.

Небольшой их караван состоял из десятка верблюдов, на которых были навьючены целые горы узлов и мешков. Оказалось, что данакиль совсем не похожи на эфиопов, которых мы видели до сих пор: необыкновенно стройные, красивые, с шоколадного цвета лоснящейся кожей — по утверждению Кассы Амануэля, они ежедневно смазывают лица сливочным или оливковым маслом, — даже при таком ярком солнце они облачались в легкие и свободные одежды, оставлявшие тело кое-где неприкрытым. На женщинах — только пестрые куски материи, задрапированные в виде юбочек, и множество различных украшений: браслетов и ожерелий; на мужчинах— короткие брючки и нечто вроде легких жилетов из полосатой бязи. Тюрбаны на головах свидетельствовали об их принадлежности к исламу.

Нас очень удивило, что вся эта живописная компания, пройдя в нескольких десятках шагов от нас, казалось, даже не заметила стоявшего на станции поезда и толпившихся у окон пассажиров. Они вели себя так, будто ни поезда, ни людей вовсе не существовало.

Как пассажир привилегированного класса, пан Беганек почувствовал себя лично задетым таким пренебрежением. Он попытался убедить меня, будто кочевники не поднимают глаз на поезд, потому что им стыдно за своих предков, которые грабили и убивали строителей дороги. Мне это показалось сомнительным: слишком мало эти люди походили на кающихся грешников, а их поведение скорее смахивало на нарочитую демонстрацию — нам, дескать, глубоко безразличны и вы, и ваша железная дорога.

Касса Амануэль рассказал нам много интересного об этих жителях пустыни. Кочевники-данакиль фактически не подчиняются никакой власти. Чиновники из Аддис-Абебы не осмеливаются появляться на их территории без охраны.

Самое удивительное состоит в том, что эти непокорные кочевники, не признающие ничьей власти, играют весьма существенную роль в экономике страны. Они — (Основные поставщики соли. В данакильской пустыне имеются огромные запасы этого ценного продукта. Соль лежит там прямо на поверхности. Данакиль остается только грузить ее на верблюдов и везти в ближайшие города, откуда она идет во все концы страны. На станции мы видели как раз такой караван с солью.

После этой встречи до самой Дыре-Дауа не произошло ничего интересного. На эту последнюю на нашем пути железнодорожную станцию мы прибыли в пять часов вечера — в одиннадцать по эфиопскому времени.

В Дыре-Дауа была сильнейшая жара, и мы, впервые после отъезда из Каира, основательно вспотели. По словам Кассы Амануэля, нам исключительно повезло — такие знойные дни в период больших дождей даже в Харэре выдаются крайне редко. Задумчиво покачав головой, пан Беганек сообщил, что его это не удивляет: во-первых, ему всегда везет на жару, а во-вторых, его старые тетки предсказали, что он будет жить в жарких странах. Что касается теток, то пан Беганек с удовольствием расскажет о них Кассе Амануэлю… Но этого я уже не позволил! Не для того я приехал в Дыре-Дауа, чтобы выслушивать истории о тетушках пана Беганека.

Хорошо знакомый с городом, Касса Амануэль объ явил, что до отеля не более пятнадцати минут ходьбы Мы пошли пешком, тем более что, кроме портфелей никакого багажа у нас не было, да и Павел просил не роскошествовать на такси.

Дыре-Дауа нисколько не похож на Аддис-Абебу. Здесь уже чувствуется близость пустыни.

Улицы в городе широкие, песчаные, в основном без тротуаров. Высокие акации с похожими на балдахин плоскими раскидистыми кронами бросают на них — свою тень. Дома — как обычно на юге — обращены к улицам глухими стенами. Недалеко от вокзала расположился шумный восточный базар с отдыхающими между при лавками верблюдами. На довольно оживленных улицах нам встречались бородатые, с резкими чертами лица амхарцы, поджарые сомалийцы и представители племени галла, которых мы легко распознавали по кудрявым шевелюрам, мускулистым телам и удивительно маленьким носам. Машин на улицах почти не было. Лишь время от времени громыхала повозка, запряженная волами или ослами.

Дойдя до центра, мы обратили внимание на здание, которое возвышалось над городом и его окрестности ми и резко отличалось от прочих домов. Это был прекрасный дворец — ничуть не менее величественный, чем дворцовые сооружения в Аддис-Абебе. Он стоял на холме и был обнесен массивной стеной.

Я потянул за рукав пана Беганека и шепотом попросил его не задавать вопросов насчет этого дворца. У меня не вызывало сомнения, что он построен каким-нибудь монархом, а выслушивать еще одну историю об императорах не было никакого желания.

Но любопытный как дитя референт не внял моей просьбе. Он достал из кармана зеленый блокнот и преспокойно попросил Кассу Амануэля рассказать что-нибудь о дворце.

Наш эфиопский друг, обычно так охотно все объяснявший, на этот раз повел себя весьма странно. Он сначала огляделся вокруг, как будто хотел убедиться, что нас никто не подслушивает, потом произнес коротко и с явной неохотой:

— Обыкновенный дворец. Вы сами видите. Дворец… императора.

Но от пана Беганека не так-то просто отделаться. Он пустил в ход самую приятную из своих улыбок и сказал нежным голосом:

— Ясно, что это императорский дворец. Это сразу видно. Но хотелось бы знать, какой император его построил. Ведь императоров было много…

И тут Касса Амануэль, казалось без всякой причины, ужасно разволновался.

— Перестаньте мучить меня бесконечными расспросами! — воскликнул он. — Только что вы говорили, что императоры вас не интересуют, а теперь опять об императорах! О чем тут говорить? Это одна из императорских резиденций, каких много. А кто ее построил — в конце концов не так важно.

Мы больше не возвращались к разговору о дворце, но считать вопрос исчерпанным, разумеется, не могли. Странное поведение Кассы Амануэля лишь разожгло наше любопытство. Мы чувствовали, что здесь скрывается какая-то тайна, и решили раскрыть ее во что бы то ни стало.

Отель в Дыре-Дауа принадлежал итальянцам. В смысле комфорта ему было далеко до царства пана Мачека. Зато мы увидели там то, чего не было нигде в Аддис-Абебе — белые муслиновые москитные сетки над кроватями. Оказывается, во время сезона дождей в Дыре-Дауа появляются москиты.

Москитные сетки — непременная деталь любой приключенческой повести для молодежи— пробудили в нас жажду великих приключений, поисков и открытий. Мы решили немедленно приступить к разгадке тайны императорского дворца.

Поскольку Касса Амануэль отказался дать какую-либо информацию по этому вопросу, мы решили обратиться к шведскому полковнику, с которым пан Беганек подружился со времени ночного инцидента в Аваше.

Пока я отвлекал разговорами Кассу Амануэля, референт выскользнул из номера и помчался в комнату шведа. Через десять минут он вернулся и вызвал меня в коридор. Его щеки пылали.

— Я все выяснил, — сказал пан Беганек возбужденно. — Это дворец императора Лидж Ияссу, который натворил каких-то ужасных дел, и теперь в Эфиопии даже имя его запрещено произносить. Полковник уверен, что Касса Амануэль знает подробности этой истории. Надо на него нажать.

Я согласился с ним и, забыв о своем предубеждении против императоров, уже готов был слушать любой, самый что ни на есть длинный рассказ.

К чему откладывать? Мы немедленно отправились к Кассе Амануэлю и без всяких дипломатических уловок изложили свою, просьбу.

— Нам уже известна история императора Лидж Ияссу, — заявили мы? — Только не хватает подробностей. Нет смысла играть в прятки. Расскажите нам все.

Наш эфиопский друг очень смутился и сделал еще одну попытку уйти от разговора. Но поняв, что от нас не отделаться, махнул рукой и сдался.