Трамвай Надежды

ТРАМВАЙ НАДЕЖДЫ

Всю ночь сыпало мелкой моросящей сыростью, но к утру подморозило и под ногами теперь звонко хрупало. Круглый пруд покрылся тонкой корочкой льда. Серебристые ивы, не успевшие полностью облететь, тихо роняли последние листочки на застывшую воду. Воздух дышал холодным обещанием будущих бурь. Вслед за неласковым октябрём пришёл стылый ноябрь, встречайте...

За оградой - оживлённая трасса. Наждачный шелест шин по высушенному морозом асфальту, лязгающий перестук трамвайных тележек, протяжный стонущий свист скоростного, летящего мимо железнодорожной платформы Ланская. Время, смена скоро начнётся, хватит прохлаждаться, пора в парк, пора...

Привычной дорогой по пешеходной зебре на зелёный, через Сампсониевский проспект, дальше - под железнодорожный мост, за мостом уже и проходная. Пятый трамвайный парк, альфа и омега бытия. Маленькая Надюшка часто бегала сюда к матери: та всю жизнь проработала в парке сначала водителем, потом кондуктором, а после - дежурной на проходной.

Низкое небо скупо плакало снегом. Ах, мама, мама! Почему ты так поздно родила меня? Чтобы уйти так непростительно рано?..

Выводя за ворота парник из двух красно-белых ЛМ-68М, Надя отрешённо думала, что прошло уже два года. Два года она ходит по пятьдесят пятому маршруту на мамином вагоне. Его не списали и не порезали на металлолом, он по-прежнему оставался на ходу, был головным в паре. Что толкнуло тогда зацепиться потухшим от слёз взглядом на объявлении о наборе ученической группы, что заставило бросить всё и поехать в трампарк? Как будто знала, откуда-то из глубины души знала, что трамвай, помнивший тепло маминых рук, терпеливо ждёт своего человека...

Её, Надежду, ждёт.

"Аверченко? Дочь Веры Павловны? Берём!"

Северный ветер ушёл отдыхать, а взамен вместо себя выслал юго-западного собрата. Растаяла инистая сказка газонов, по стёклам потекло, вскипел на рельсах дождь. Из салона потянуло сыростью, нанесённой мокрыми пассажирами...

- Вагон следует по маршруту до Светлановской площади, от Светлановской площади идёт в парк. По маршруту до Светлановской площади, от Светлановской площади в парк. Следующая остановка - улица Есенина...

Домой возвращалась в темноте, по раскисшей тропинке. Парадная встретила дежурным теплом и неистребимым запахом сырого подвала. Лифт не работал, пришлось подниматься по узкой пропылённой лестнице на своих двоих.

Старая, деревянная ещё, дверь отворилась со скрипом. Не забыть бы смазать её. Каждый вечер Надя говорила себе о двери и каждое утро непременно о ней забывала...

В квартире негромко ворчало радио, из кухни доносились запахи чесночного соуса и пельменей, сваренных с лавровым листом и сливочным маслом. Живот отозвался на внезапный праздник вкуса радостным урчанием.

- Саша? - окликнула с порога Надя. - Ты?

Саша возникла в коридоре в цветном фартуке и с половником в руке:

- Явилась, - неодобрительно выговорила она. - Всё трамвайничаешь до сих пор?

Надя замерла, держа в руках только что снятый сапог. Попросила, с предупреждением в голосе:

- Не начинай. Пожалуйста.

Сестра только фыркнула и скрылась на кухне. Крикнула оттуда:

- Мой руки, иди к столу...

Пельмени оказались из магазина, откуда ж ещё. Саше некогда лепить вручную пельмени, она "вваливает" круглосуточно. В смысле, пашет. То есть, работает. У неё сеть продовольственных точек по городу, и тот глупец, кто скажет, что это лёгкое и безумно денежное занятие. Наде, впрочем, нюансы торговли непонятны. Попытки сестры приставить её к делу который месяц уже пропадают втуне: младшей бухгалтерия снится исключительно в гробу и в белых тапочках.

- Два года уже прошло... да, два года, - говорила Саша, прикуривая тонкую сигарету. - С ума сойти! А как будто вчера...

Курила она дамские, дорогие, с тонким лёгким ароматом. Надя не возражала против Сашиного курева, хотя в целом запах табака ей не нравился. Но именно запах "Собрания" почему-то успокаивал, кто бы только ещё знал почему...

- Странно так получилось, - задумчиво продолжала Саша, стряхивая пепел. - Мама же не болела ничем! Крепкая была... для своего возраста. Я думала, она ещё лет двадцать проживёт! Живут же люди и девяносто, и сто...

Надя молчала. В тот день мама была весёлая, очень весёлая. Время высушило плоть, наградило частыми морщинами лицо, но по какой-то странной прихоти пощадило голос. Как мама пела! Как она пела, любой мог позавидовать. Вот и в тот день она тоже много пела. Ничто не предвещало беды...

- Она мне смс прислала, - продолжала вспоминать Саша. - Три коротких слова. "Приезжай Срочно. Умерла". Как она могла знать? Откуда?.. И ведь - "не я умираю", а - "умерла". Ты говоришь, скоропостижно... И скорая подтвердила... Да по времени же не сходится! Смс пришла в двенадцать пятнадцать, а умерла мама в четырнадцать сорок. Пока я из Купчино добралась...

- В двенадцать пятнадцать мы ещё гуляли у Невы, - сказала Надя в который уже раз.

Сёстры не раз обсуждали загадку последней смс, но ясности не прибавлялось. В самом деле, откуда может человек знать день своей смерти? Надя шутить такими вещами просто не смогла бы, и все это знали. А по всему выходило, что мама отправила сообщение от Петропавловской крепости, где любила гулять не реже трёх раз на неделе. В тот день младшая была рядом. И не запомнила, как мама брала в руки телефон...

- Послушай, сестрёнка, - Саша накрыла горячей ладонью холодные Надины пальцы, - не ершись, просто послушай! Ведь ты же умница, Надюха, у тебя же золотая медаль Тридцатки! И первый курс СПбГУ с отличием. А что ты с собой делаешь сейчас? Водишь трамвай. Восстановиться в вузе не думала? Я помогу с репетиторами...

Надя сжала ладонями горячую кружку с чаем. Саша рассуждала верно. Саша старше, мудрее, знает жизнь. Сашу надо слушать...

- Я не могу уйти оттуда, пойми.

Саша знала о мамином вагоне. Надя рассказала ей в тот же день, когда его увидела. Но для старшей сестры мамин трамвай не имел никакого значения. Пожала тогда плечами, ну, хоть смеяться не стала. Зато в последнее время впадала в раздражение при любом упоминании о нём.

- Два года уже прошло, дурёха, - с досадой сказала Саша. - Два года, начался третий. Сколько ещё ты будешь прятаться в ненужной тяжёлой работе?

- Ненужной?

- Да, ненужной!- вспылила Саша. - Твои трамваи - это прошлый век, пещерный век! Их убирают из города! Скоро ни одного не останется. И ты окажешься на улице с голой задницей. Без профессии и с раздолбанным здоровьем!

И снова Саша говорила правду. Трамвай Петербурга переживал не лучшие времена. Отменялись маршруты, закрывались парки, убирались с дорог рельсы. Но что-то упрямо подсказывало: так будет не всегда. Глупость с разрухой уйдут из чиновничьих голов, и город вернёт себе гордое звание трамвайной столицы...

- Слушай, раз уж так переживаешь... Хочешь, выкупим его?

Надя, поперхнувшись, молча вытаращилась на сестру. С ума она сошла?..

- А что? Сколько он там стоить может, древняя рухлядь. Поставим на даче...

Надя не успела осознать толком сказанное сестрой, а губы уже выдохнули:

- Нет!

Конечно же нет! Машина должна работать, приносить пользу, для того её и создавали на заводе. Стоять на даче, ржаветь под дождем, без технического обслуживания... Сашины мальчишки и их приятели будут лазить по вагону. Сломают токоприёмник, раскурочат систему управления, разобьют стёкла. Надя почти увидела обречённо-покорную мордочку вагона, с немым укором в потушенных фарах: эх вы, люди... Нет! Мама не одобрила бы.

Саша злобно ткнула скуренную сигарету в пепельницу, расплющила её, раздавила, растёрла пальцами. Нервно вытянула из пачки новую.

- Я знаю, что сделаю, - яростно выговорила она, щёлкая зажигалкой. - Договорюсь с вашими, чтобы этот чёртов трамвай разрезали на металлолом! Он из тебя жизнь высасывает, что я, не вижу?

- Ты этого не сделаешь, - твёрдо заявила Надя.

- Ещё как сделаю!

- Попробуй, - Надя стиснула вспотевшие ладони, и губы одеревенели:- Вот тогда я уже точно не уйду из парка! Никогда.

- Ох, ну ты и ду-ура!

- Хватит уже, - Надя встала. - Я со смены, устала, спать хочу! Извини.

Саша выругалась. Грубо, но Надя пропустила мат мимо ушей. И не шевелилась, смотрела старшей сестре прямо в зрачки. Та не выдержала напряжения, первой отвела взгляд.

- Иди. Посуду сама помою...

Надя ушла в ванную. Думала. Зря тогда рассказала, зря! Двадцать лет разницы между ними, разве Саша поймёт? Она ведь уже была взрослой девушкой, когда мама родила маленькую сестричку. Пропасть огромная, двадцать лет. Саша не поймёт. Не надо было ей рассказывать.

Надя закрыла кран, подняла голову. Старое, поцарапанное зеркало отразило мятое лицо с красными, как у упыря, глазами. Да... надо ложиться спать. Спать, спать, спать. Сон не принесёт исцеления, но хотя бы умерит ставшую привычной боль.

***

С середины ноября приходят тёмные дни, расплата за весенние белые ночи. Световой день сокращается быстро, словно планета входит в крутой вираж своей орбиты и не может притормозить. Утренний город под лохматым, оранжевым от фонарей небом погружён в потусторонний зачарованный сон. Но улицы потихоньку оживают. Выползают неуклюжие, с щётками и ковшами, уборщики, спешат по своим делам редкие прохожие. Просыпаются в парках трамваи...

Рельсы, рельсы, рельсы, на рельсах - полосатые вагоны. Красные полосы кажутся чёрными в общем полумраке. Густой тягучий гудок грузовоза, идущего по железной дороге мимо платформы Ланская. Дадах-дадах, дадах-дадах. Земля ощутимо подрагивает: гонят явно не порожняк. Под фонарями танцуют первые снежинки, - красиво.

Ладонь на холодный, выстуженный за ночь кузов. Ну, здравствуй. И кажется, будто бок трамвая наливается ответным теплом: здравствуй и ты, поехали?

Закрыть спускные вентили пневмосистемы, поднять токоприёмник, включить автоматические выключатели - главный, мотор-компрессора и цепей освещения... выбрать направление движения и род работы силовой схемы, повернуть реверсивный вал контроллера в соответствующее положение. Отпустить ручной тормоз. Включить первую ходовую позицию...

Поехали.

Город просыпается. Увеличивается количество людей на остановках. Плотнее становится поток автомобилей, появляются пробки и первые ДТП, как же без них. Рельсы весело бегут по выделенной линии, хорошо, когда с обеих сторон пути забор. Справа-сзади наливается светом спрятанный за домами горизонт. Пересекающая улица - как стрела на восход. Пронесло мимо, и снова серые многоэтажки под холодным, неясным небом.

Каменных рек Пангеи не взять рукой...

Крутится в голове песня, не вся, отрывками, всю не удержало в памяти; впрочем, можно найти и скачать в интернете... вечером.

Сам себе загадай, сам себе ответь

Нужен ли опыт смерти твоей душе?

Проспект Культуры - Луначарского. Один из коварных поворотов на маршруте: стрелка может - и делает это!- переключиться под вагоном. Передняя тележка повернула налево, задняя поехала прямо. Приплыли. Стоим, ждём службу пути, развлекаемся... Негреющее тусклое солнце вновь ныряет в ползущую с юго-запада низкую хмарь. Мир выцветает на глазах, меняя миллионы оттенков на двести пятьдесят шесть градаций серого.