Любовь, вино и приоритеты

Глава 5

Август. Часть вторая.

Около трёх часов ночи Тео швырнул стакан на стол, поднялся и вышел на улицу. Вдыхая холодный, влажный воздух, он с яростной решимостью направился к винограднику. С Грейнджер или без неё урожай необходимо было собрать. При свете луны он добрался до сарая, не замечая ничего вокруг, и попытался открыть замок ключом, ругая себя за пьянство. Теодор уже был готов бросить «Алохомору», когда до него донёсся звук торопливых шагов.

— Тео.

Услышав знакомый голос, он резко повернулся. Второй раз за эту ночь Теодор Нотт замер, не веря своим ушам, и уставился на девушку перед собой. Тонкая белая туника не спасала Гермиону от промозглого холода, и, глядя на Тео своими выразительными глазами цвета сайгонской корицы, она дрожала, словно лист на ветру. Сердце молоточками застучало в его висках:

«Она пришла!»

— Тео, — выдохнула она снова и прикусила нижнюю губу.

Не вполне определившись со своей линией поведения, он в сердцах выпалил первое, что пришло в голову:

— Ты с ума сошла? Где твоя куртка? Здесь чертовски холодно!

Видимо Гермиона ожидала чего-то худшего, потому что лицо её осветила робкая улыбка.

— Я не подумала, — пролепетала она и обхватила себя руками, пытаясь согреться.

Вздохнув, Теодор снял пальто и, накидывая ей на плечи, пробормотал:

— Глупая девчонка.

Он уже собрался сделать шаг назад, но Гермиона потянулась к нему, и руки, словно сами собой, прижали её к груди. Она прильнула робко и доверчиво, и Тео почувствовал её неровное дыхание. Уткнувшись в её волосы, он пробормотал:

— Почему ты здесь? Я думал... — голос его предательски дрогнул, и он был вынужден сделать глубокий вдох, иначе не смог бы продолжать. — Я думал, ты отправилась обратно в Лондон, чтобы помочь ему управлять волшебным миром.

— Не-а, — Гермиона качнула головой, перебирая пальцами его волосы. — Не захотела. Да и не смогла бы. Кто-то же должен был предупредить тебя, что сегодня ночью не получится собрать урожай винограда.

«Она что, совсем спятила?»

— Почему это?

— Из-за дождя.

Безжалостные пальцы начали играть с пуговицами на его рубашке, не давая Тео сосредоточиться.

— Не смеши меня, Гранж, — попытался он возразить, но не успел закончить предложение, потому что тяжёлая дождевая капля шлёпнулась ему прямо на нос. — Какого чёрта?

— Я же тебе говорила, — нараспев произнесла она и, чуть отступив, улыбнулась.

Не обращая внимание на усиливающийся дождь и пытливо всматриваясь Гермионе в глаза, Теодор спросил о том, что ему необходимо было узнать, прежде чем решиться на что-то большее:

— Что он хотел от тебя?

Грейнджер пожала плечами.

— Он сказал, что соскучился.

— А ты? — пробормотал Тео, от волнения затаив дыхание.

— Я ответила, что вообще о нём не вспоминала.

Схватив Гермиону за руку, он снова притянул её к себе и, обняв за талию, подтолкнул к стенке сарая.

— Я боялся, что потерял тебя, — признался он.

— Зря, — прошептала она и приподняла подбородок, подставляя губы для поцелуя.

На какую-то долю секунды Тео застыл, желая навсегда запечатлеть это мгновение в памяти, а затем с низким рычанием впился в этот зовущий и такой желанный рот. Он даже не подозревал, насколько сильно был взвинчен, пока не ощутил её мягкие податливые губы под своими. Пережитое недавно разочарование захлестнуло его, и что-то внутри взорвалось, превращая поцелуй в грубый и требовательный. В наказание. Как будто чувствуя его состояние, Гермиона тихо и сладко вздохнула, выгнулась в его объятьях, прижимаясь всё ближе, вплавлясь в него, врастая всей кожей. И как-то так получилось, что именно от этой её уступчивости, от этого молчаливого согласия накопившиеся злость и ревность лопнули, словно мыльный пузырь.

«Она здесь. Со мной. Она выбрала меня».

Эти мысли затмили остатки обиды, воскресив желание обладать ею. Любовь и нежность, что переполняли Теодора в начале этой тяжёлой ночи, снова захлестнули его.

Лаская её губы мягкими поцелуями, Тео словно уговаривал довериться, раскрыться для него. И ему поверили: Гермиона, тихо застонав, приоткрыла рот, и их языки сплелись в неистовом танце неутолённой жажды. Тео чувствовал её пальцы, запутавшиеся в волосах и притягивающие его всё ближе, требуя большего. Он с готовностью ответил на этот призыв, толкая её к деревянной стене сарая и прижимаясь возбуждённым членом к её бедру. Страсть кипела в каждой жилке, доводя Теодора до изнеможения, поэтому, не в силах больше ждать, одним отчаянным рывком он разорвал её тунику, получив доступ разом к шее, плечам и груди. Он чуть прикусил напрягшийся сосок, и Гермиона, вскрикнув, откинулась назад, позволяя осыпать себя поцелуями. Именно такой Тео её и представлял: мягкой, нежной, пьянящей, словно нежнейшее из вин, которое он когда-либо пробовал.

А может быть, его пьянило смешение вкусов этой ароматной бархатистой кожи и воды, хлещущей с небес. Потому что в своём страстном танце они даже не заметили, что дождь превратился в настоящую грозу, а огромные капли твёрдыми горошинами посыпались сверху, промочив их насквозь в считанные минуты. Но теперь это не имело никакого значения, потому что Тео не смог бы остановиться, даже если бы небеса разверзлись над ними. Чуть качнувшись, он провел руками от её груди вниз, нежными прикосновениями лаская живот. Гермиона, сгорая от нетерпения, прильнула к нему, обхватывая его бёдра, сжимая его ягодицы, сама выгибаясь навстречу. Посмеиваясь, Теодор взялся за краешек юбки, медленно приподнимая ткань вверх, обнажая её ноги навстречу дождю. Дразня, рука его лениво ползла всё выше, лишь кончиками пальцев поглаживая бедро, а затем скользнула под резинку трусиков, перебирая короткие кудряшки и легонько касаясь клитора.

— Не дразни меня, — вскрикнула Гермиона, уткнувшись ему в грудь.

Нетерпеливо стянув его брюки, она завладела его членом и ловко, со знанием дела начала поглаживать его, вызвав у Тео удивлённый стон.

Он выругался — ему досталась такая горячая штучка, и она хотела его, стонала для него, требовала большего от него. Уступая, он приподнял Гермиону, а она обвила его бёдра ногами. Теодор готов был сделать её своей, но желая услышать столь долгожданное признание, из последних сил выдохнул:

— Ты хочешь этого?

И услышал дрожащее:

— Да. Возьми меня.

Охрипшим эхом повторив это сладкое «Да», Тео отодвинул мешавшие трусики в сторону и вошёл в неё одним сильным слитным движением. Двигаясь резко и быстро, он вновь накрыл её губы своими, глубоко погружая язык в рот в том же темпе, в каком его член врывался в её жаркую тесноту.

«Моя», — мелькало в его голове с каждым толчком, каждой лаской, каждым вздохом.

Дикий ритм движений не позволил им продержаться дольше, и вскоре Теодор почувствовал, как начинают дрожать её мышцы, сокращаясь всё сильней и сильней. Задыхаясь, словно в агонии, он ещё ускорился, подводя Гермиону к самому краю и, в конце концов, вверг её в манящую пропасть. Волны удовольствия заставили Гермиону дрожать и задыхаться в его руках, а Тео смотрел и сам не верил в неописуемую красоту её оргазма. А когда влагалище запульсировало, выдаивая из него, казалось, всю жизнь по каплям, он впился в Гермиону поцелуем и кончил.

Несколько минут они не двигались, приходя в себя, но дождь и холод постепенно проникли даже сквозь их крепкие объятья.

— Ты останешься? — прошептал Теодор, пристально глядя в её глаза.

Гермиона кивнула.

— У меня нет выбора. Кто-то здесь должен предсказывать верную погоду.

Тео улыбнулся.

— Может, будешь тогда моим синоптиком, моим рекламным агентом, моей...

Она перебила его, прижав палец к губам.

— Я рада просто быть твоей, Тео.

— Отлично! — пробормотал Теодор, уткнувшись в её влажные локоны, а затем, словно очнувшись, добавил: — Я думаю, нам пора домой. Тут чертовски холодно.