Антинаучные

— Кузьмич! — забулькал он в трубку, как закипающий чайник. — Ну ты молоток! Как ты вообще до этого додумался?

— Так и додумался, — солидно хмыкнул Большаков, — случайным образом. Ну так что, получилось?

— Еще как получилось! Сначала, значит, я посвистел. Как по заказу, на свист аж два этих самых, ну, ходячих, короче, волкин дэдс, как в сериале. Один здоровенный такой, пузатый мужик, морда в две моих шириной, похож на моего бывшего шефа на продбазе, да не разглядел толком…

— Слушай, черт с ним, с пузом! Рассказывай, что там этот валькин дед дальше-то делал?

— Я ж говорю, — зачастил сосед, — сначала мордатый этот вывалился, а за ним какая-то еще тетка. «Мы с Тамарой ходим парой», типа. Ну, я еще посвистел. Они услыхали, потом увидели, свои буркалы мутные на мне сфокусировали, да резво так, знаешь, кинулись! Я давай читать, прямо как Куравлев в фильме «Вий», только круга мелового не хватает. А нечисть уже тут! Книгу держу перед собой и ору прямо в полный голос. Мордатый дымиться начал уже у самого крыльца, крепкий оказался. Почти до двери добежал, уже к ручке тянулся, но потом упал и давай его корежить. Тетка рядом с ним аж на пену вся изошла, как будто стирального порошка нажевалась. Ну, чисто экзорцизм какой-то, будто бесы из нее лезут!

— Какие бесы, Ваня? Ты это брось! На-у-ка! — раздельно и веско сказал Большаков. — Дальше что?

— А что дальше? Читаю… Дошел до формулы, и веришь, нет, от испуга даже вспомнил, как она читается словами — вот ведь, школьная наука, столько лет прошло, а в башке-то осталось что-то, оказывается! Прочитал, хоть и криво, с грехом пополам. И тогда этот самый мордатый прямо развалился весь на кусочки. Вот знаешь, Кузьмич, вспомнил сейчас и чуть не блеванул. Ну, а тетка к тому времени испарилась без остатка.

Демьянов помолчал, потом спросил осторожно:

— Это получается, что зомби-то антинаучные какие-то? Креста и молитвы не боятся, святой водой их хоть литрами поливай… А тут, смотри-ка ты, от науки в пыль превратились. Точно, антинаучные.

Еще неделю спустя

— Как ты думаешь, откуда их все-таки столько, а? — отдуваясь от быстрого бега, спросил Демьянов.

— Да ты уже спрашивал… уф-ф… Ладно, проясню. Ну ты сам… уф-ф… прикинь. Здесь неподалеку кольцевая объездной… уф-ф… трассы, — пропыхтел в ответ Илья Кузьмич. — А рядом с кольцом у нас что?

— А! — начало доходить до соседа. — Там же… сколько всего-то!

— Во-во. «Метро», «Лента», еще какие-то гипермаркеты, будь они неладны. А началось все когда? К выходным, я тебе точно говорю. Пока до нас доползли эти антинаучные, несколько дней прошло, но шухер этот поднялся в пятницу или в субботу, я сколько раз подсчитывал и прикидывал.

— Но откуда эта зараза пошла-то? — недоумевал Демьянов, осторожно выглядывая из-за угла. Зомби попались на редкость шустрые, они чуть не прихватили приятелей, когда те неаккуратно загремели консервными банками в подсобке взломанного магазинчика. Пришлось спасаться бегством, а много тут побегаешь, с артритом-то, да с протезом колена? Но, вроде, оторвались.

— Ты еще посильнее бестолковку свою вытягивай из-за угла-то, — посоветовал Большаков, — чтобы отчекрыжили с гарантией. Откуда пошла… да откуда ж я знаю? Может, метеорит сверху гикнулся на эти магазины! А может, какой-нибудь китайский поставщик опять летучую мышь сожрал и руки об товар вытер. Который потом к нам поехал. Короче, чего тут мудрить, — махнул Илья Кузьмич рукой, — один хрен, не узнаем. Через годик, если, конечно, отмахаемся, власти нам сообщат: мол, так и так, дорогие телезрители, это был вирус «Хренань-стотыщ», носите маски и поливайте друг друга живительным напалмом для очистки от заразы. И все поверят, а куда деваться-то?

Он поднял взгляд и увидел, что Демьянов его не слушает. Сосед стоял, прислонив ладонь к уху, и озадаченно моргал, прислушиваясь к чему-то непонятному. Теперь и Большаков услышал — кто-то бодро и нараспев декламировал странные слова, похожие на стихи, только не по-русски.

— Ты гляди, что творится! — изумился Демьянов. — Кузьмич, вот это номер!

Илья Кузьмич подошел к нему и аккуратно, осторожно выглянул из-за угла. Присмотрелся и тоже изумился.

Было с чего.

По улице, прямо по середине дороги, шел седовласый, интеллигентного вида старик в черном костюме. Опирался он на палочку, но шел при этом вполне уверенно, даже бодро, отмахивая в такт левой рукой. И громко читал:

Così vid’i’ adunar la bella scoladi quel segnor de l’altissimo cantoche sovra li altri com’aquila vola.Da ch’ebber ragionato insieme alquanto,volsersi a me con salutevol cenno,e ’l mio maestro sorrise di tanto.
Так я узрел славнейшую из школ,Чьи песнопенья вознеслись над светомИ реют над другими, как орел.Мой вождь их встретил, и ко мне с приветомСемья певцов приблизилась сама;Учитель улыбнулся мне при этом.
(Данте Алигьери «Божественная Комедия». Ад. Песня IV)

Что особенно поразило двоих приятелей — зомби, которых тут было хоть отбавляй, старику никакого вреда не причиняли. Нет, они, конечно, изо всех сил пытались — ковыляли отовсюду, протягивая свои клешни и порыкивая. Но стоило жмурам подойти к престарелому интеллигенту ближе, чем на три метра, как они тут же рассыпались облачками мельчайшего пепла. Это было очень похоже на беззвучный взрыв. Раз — и все.

— Ни хрена не понимаю, — пожал плечами Демьянов, завороженно наблюдая за тотальным геноцидом и без того неживого контингента. — Это он по-каковски вообще? Колдун, что ли?

— На итальянский похоже, — задумчиво отозвался сторож. — К нам на завод как-то итальянцы приезжали, станки налаживать. Месяц у нас жили, водку научились пить. Ну и лопотали все время вот так же, похоже очень. Да один-в-один вообще.

Старик заметил их, и остановился. Потом слегка поклонился и продекламировал:

Genti v’eran con occhi tardi e gravi,di grande autorità ne’ lor sembianti:parlavan rado, con voci soavi.
Там были люди с важностью чела,С неторопливым и спокойным взглядом;Их речь звучна и медленна была.

— Это он, вроде, про нас, — пояснил Большаков. — Что-то типа, «люди, которые спокойно глядели». Не знаю, как ты, а я точно неспокоен.

Последний зомби развеялся прахом. Старик облегченно вздохнул, вытер пот со лба замызганным, но аккуратно сложенным платком, и перешел на русский.

— Прошу меня извинить, товарищи! Никак не мог раньше вас поприветствовать. Сами видите…

— Да видим, конечно, — благодушно отозвался Илья Кузьмич, — спасибо, так сказать, за испарение угрожавшей нам нежити. Как это вы так ловко?

— Вы знаете, мировая классика творит чудеса, особенно если ее читать на языке оригинала, — ответил старик. — А «Божественная Комедия» на староитальянском, как оказалось, самое подходящее чтение.

— А слух-то меня не подвел, — толкнул приятеля локтем Большаков. — Говорил же — на итальянский похоже!

— Позвольте представиться. Александр Павлович Покровский, профессор Московского университета. Филолог, если угодно.

— Да хоть проктолог! Главное, что живой! — грубо пошутил Демьянов. Но профессор не обиделся и даже хохотнул.

— Да, в наши дни, пожалуй, это важнее всего остального, — покладисто согласился он.

— А здесь-то вы что делаете, товарищ профессор? — спросил Илья Кузьмич, продолжая вертеть головой в поисках супостатов. Классика классикой, но вдруг попадется зомби, глухой к прекрасному. Или просто глухой. Лучше уж быть настороже. — Где вы, а где МГУ? Отсюда до всех культурных центров далековато.

— На даче жил. Монографию писал, — исчерпывающе объяснил профессор. — Выяснил, что еда кончилась. Я человек неприхотливый, тут по сусекам поскребу, там по амбарам помету… Но теперь и амбары все подчистил.

— Ясно, — резюмировал Большаков. — Ну, не будем рассусоливать, пока, неровен час, не набежала новая толпа ценителей староитальянского. Вы, профессор, вот что. Идемте с нами, пожалуй. У нас тушенка есть. Нормальная одежда, дрова, баня и спальные места. То есть, если говорить в общем, имеется хорошо оборудованный анклав научного противостояния ходячим покойникам. И вы в этот анклав, думается мне, можете привнести свежую струю. Так сказать, физики объединяются с лириками. А то у нас одни точные науки, сил никаких нет…

— Тушенка? — профессор Покровский задумался и решительно тряхнул седой головой. — Я в деле, коллеги! Со своей стороны обязуюсь вносить посильный вклад в общее дело. Пусть я и гуманитарий, но, как говаривал незабвенный Лев Николаич Гумилев, у меня профессия имеется. В общем, могу хорошо копать, могу не копать.

— Копать, слава богу, не надо, — успокоил его сторож. — Все вскопали до нас. А вот «Божественная Комедия» очень даже пригодится. Ну, раз договорились — тогда вперед!

Месяц спустя

Илья Кузьмич Большаков, бывший сторож садоводческого товарищества, сидел, привалившись к теплому боку русской печки и задумчиво читал очередной учебник физики. Чтение шло не то, чтобы очень легко, но, в целом, справлялся Большаков куда лучше, чем месяц назад. Все казалось, более-менее понятным. «Зима скоро, надо бы в город перебираться, к людям», — подумал он. Потом протянул руку и выкрутил старенький радиоприемник «Альпинист» на полную громкость.

Что-то щелкнуло, зашипело и заскрежетало в картонном динамике, и голос диктора продолжил с полуслова. «… из деревни Большая Синячиха. Как выяснилось, местное население не являлось ходячими мертвецами, но поняли это уже после того, как жители, все шестьдесят два человека, были уничтожены частями Росгвардии. По словам специалистов-медиков, прибывших на место происшествия спустя несколько часов, местные жители выглядели так и при жизни. Всему виной злоупотребление спиртными напитками, а также…»

Большаков дослушал новости, выключил радиоприемник и вздохнул. «Вот ведь попали, сердешные», — сочувственно, покачал он головой. Это ж сколько пить надо, чтобы тебя, живого человека в здравом уме и почти при памяти приняли за зомби и изничтожили, несмотря на все объяснения. А ведь они наверняка пытались что-то объяснить. Да какое там, после боярышника-то? Иван Кузьмич снова вздохнул и стал собираться с мыслями, прикидывая, что да как.

Садоводческое товарищество «Рябинка-2» было очищено от зомби усилиями всего трех человек. То есть, его самого, Большакова, силами, а также стараниями его соседа Ивана Демьянова и прижившегося профессора Покровского. Удалось это, конечно, только благодаря своевременному чтению научной литературы и мастерскому применению классики. Хотя конечно, без некоторых накладок не обошлось. Илья Кузьмич хмуро покачал головой, вспомнив, как однажды в самый неподходящий момент он перепутал формулы. Ахинея какая-то полезла на язык, а в итоге уже загибавшийся жмурик вдруг взбодрился, вскочил на ноги и резко попер на сторожа, едва не поставив точку в изучении различных наук. Вот так, на практике пришлось постигать секреты борьбы с «антинаучными мертвяками», как окрестил зомби Демьянов.

Судя по новостям, всем, даже самым тупым, уже было ясно — прежняя жизнь не вернется никогда. Впрочем, о вымирании человечества речи тоже не было. Резво вымерли только всякие неучи и шарлатаны. Илья Кузьмич подбросил полено в печку и окликнул Демьянова, который в соседней комнате возился у верстака.