Данте и не снилось...

— Обычно я терпеть не могу пробовать себя сразу после того как… ну, ты знаешь… после этого… — сказала она, краснея от смущения.

— Многие женщины так делают, — пожал плечами Люциус с таким видом, будто знал, что она сейчас скажет. — Ты готова к большему, грязнокровка?

Гермиона кивнула, и он хмыкнул. От этой его усмешки ее словно омыла волна темного шоколада, обдала жаркой волной и сладкой истомой растеклась внизу живота. Малфой поднялся. Как во сне она позволила ему снова раздвинуть ей ноги. Полузакрыв глаза, в предвкушении соития, увидела, как он встал между ее согнутых коленей и, удерживая в кулаке свое внушительное достоинство, направил его к намеченной цели. Люциус перевел взгляд на ее вагину, этот скрытый глаз, бездну, которая уводит по ту сторону плоти, к бесконечности, к началу начал, и один уголок его рта приподнялся.

— Кажется, я понял, почему тебя отправили в ад вместе со мной, — насмешливо протянул Люциус.

— М-м? — изнемогая от нетерпения, промычала Гермиона, чувствуя, как навершие его члена прижалось ко входу во влагалище.

— Все просто, — прошипел Малфой. — Высшие силы знают, чего ты хочешь. Втайне ты мечтала, чтобы я тебя отымел, и потому они решили: такая шлюшка, как ты, должна быть только здесь, а не где-нибудь еще. Не такой уж ты ангелочек, каким тебя все считают…

— Заткнись и трахни меня наконец, — процедила Гермиона, с вызовом глядя в серебристо-серые глаза.

Губы Люциуса скривились в ехидной усмешке.

— С превеликим удовольствием, — прорычал он и неистово толкнулся внутрь.

* * *

Дзыыынь! Дзыыынь! Дзыыыыынь!..

Звонок прозвенел так внезапно, что Гермиона, резко вынырнувшая из глубин сна, чуть не прокляла того, кто изобрел это адское творение. Лениво протянула руку в сторону тумбочки и принялась нашаривать вслепую источник пронзительного звука. Нащупала большую пластиковую коробку и сердито ударила кулаком по верхней кнопке. Будильник захлебнулся собственными воплями и затих. Ну вот надо же было такому случиться, что один из ее лучших снов прервался на самом интересном месте!

Гермиона открыла глаза и застонала: солнечный свет, проникающий в комнату через щели в занавесках, оказался настолько ярким, что она сочла за лучшее снова зажмуриться. Раздраженная, она махнула рукой в сторону окон и произнесла невербальное заклинание. Шторы тут же расправились таким образом, чтобы ни один луч не смог пробиться сквозь их плотную завесу. В комнате снова воцарился приятный полумрак. Гермиона перевернулась на спину и уставилась в потолок, все еще размышляя о природе этого диковинного сна, так грубо прерванного звоном будильника.

Вот уж загадка так загадка… С чего бы ей вдруг приснилось, что она и Люциус Малфой умерли и попали в ад? Непонятно… А еще более удивительно, что ее, истинную гриффиндорку, во сне почему-то вдруг потянуло к этому скользкому слизеринскому типу. Ее одновременно и интриговало и тревожило то, насколько ярким оказался сон. Настолько, что у нее даже трусики промокли от увиденного. А, может, все дело в том, что в глубине души она испытывала к Люциусу более глубокие чувств, чем хотела бы себе в них признаться? Гермиона фыркнула: Малфой — настоящее исчадие ада, и единственное чувство, которое она могла себе позволить по отношению к нему, это физическое влечение. Не больше. Или, быть может, она все-таки ошибается?..

Перевернувшись на другой бок, Грейнджер наложила еще одно заклинание, и комнату окутал непроглядный мрак. Чтобы проверить свои предположения, лучшего способа, чем заснуть, у нее не было. Поэтому она посильнее зажмурилась и постаралась как можно отчетливее представить себе огненную пещеру...

И вообще, кто сказал, что мечтать вредно? Да еще и накануне своего дня рождения?