Необыкновенное обыкновенное чудо. О любви

* * *

Дом престарелых, как большой пятиэтажный корабль, вытянулся вдоль проспекта спального района. С одного бока к нему примыкал парк, сейчас по-зимнему голый и неуютный. Снега в этом году было мало, и в ранних сумерках бурые аллеи напоминали декорации к готическим фильмам.

По дорожкам гуляли мамочки с разноцветными колясками, собачники и неутомимые пенсионеры. «Ходячие» постояльцы дома-корабля, свободные от процедур, неспешно выхаживали предписанный врачами моцион или обсиживали группами деревянные скамейки. Из-за темных пальто и курток они напоминали ворон, которых в парке было великое множество.

Иван Сергеевич гордо показывал Маше парк, как собственные владения. На безлюдной сейчас «шашлычной» поляне, где компании собирались на пикники, ветер рвал сухую желтую траву и голые кусты. Пришлось сбежать под укрытие деревьев. С бетонного мостика покидали шишки в незамерзающую речку-вонючку. Пролетающие неподалеку электрички заглушали слова. Тогда они замолкали и смотрели друг на друга, ожидая, когда можно будет продолжить разговор. Ивану казалось, что говорить они могут вечно. Ему давно не было так легко с другим человеком.

Стемнело, и на центральной аллее зажглись фонари. Маша начала прихрамывать, но не жаловалась, только тяжелее опиралась на подставленную руку. Иван Сергеевич повернул в сторону их общего дома.

В холле первого этажа уже неделю как поставили елку. Разноцветные огоньки гирлянды отражались в застекленной перегородке приемного покоя и в больших окнах вестибюля. У входных дверей топталась небольшая толпа в ожидании автобуса – постояльцев богадельни возили под Новый год на благотворительные концерты и спектакли с дешевыми билетами.

У старости своя территория и свои правила. Несколько лет назад, возвращаясь с прогулки, Иван бодро поднимался на свой этаж пешком. Но бодрости становилось все меньше, а усилий, чтобы заставить себя пойти по лестнице, требовалось все больше. Встать с постели, сделать нехитрую гимнастику, выйти на прогулку… иногда через слабость, через боль в коленях и пояснице, через одышку, через «не хочу» и «больше не могу». Иван слишком хорошо понимал, что ждет пожилого человека, если тот не будет этого делать. Сейчас, щадя спутницу и свой «мужественный образ» в ее глазах, он все-таки решил воспользовался лифтом.

– Знаешь, я как-то по-другому представляла себе это место. – Ее лицо горело с мороза, глаза блестели и устало закрывались. – Вроде бы здесь совсем не страшно.

– Ты видишь пока только часть айсберга. – Иван Сергеевич качнул головой. – Верхние этажи занимают «платные» постояльцы, те, кто могут себе позволить комфорт на долгие годы. Это серьезные деньги. Хорошо, если помогают дети или есть сбережения, а если нет? Если можешь рассчитывать только на свою пенсию? «Бесплатные» постояльцы селятся ниже. Это совсем другая история. Пока здоровье позволяет самостоятельно передвигаться и обслуживать себя, существование сносное. Если вообще можно так сказать про одинокую старость в казенном заведении. В том крыле «психдом» – больные с последствиями инсультов, с паркинсоном, альцгеймером, деменцией… Большое отделение. Рано или поздно все оказываются на нижних этажах. Там доживают «лежачие» и «тяжелые». Движение сверху вниз. Символично.

Маша молчала. Черт… Идиот. Куда его понесло? С досадой на себя он подпихнул Машу к открывшимся дверям лифта:

– Забудь, что я тебе наговорил. Тебя это не касается, у тебя платная одноместная палата и все хорошо.

– Я в доме престарелых, Ваня, – тихо и грустно напомнила она. – Так уж получилось. Но я тут не задержусь. Скоро поеду к дочке.

Иван Сергеевич угрюмо кивнул. Откуда ей знать, что в этом заведении, как в тюрьме или детдоме, большинство считали, что оказались тут случайно и ненадолго, и ждали, что их вот-вот отсюда заберут.