Витязь: Игра богов том 2. часть 2

Глава 12

Я так и остался один сидеть у стены, чувствуя, как силы быстро покидают тело. Темное помещение, в котором остался только тусклый свет, льющийся с потолка, совершенно не подходило под то место, где бы хотелось умирать. Но выбора особого не было. Виверн скрылся под толстой коркой застывшей породы, оставив после себя лишь россыпь драгоценных камушков, которые сейчас ничем не отличались от тех, что появлялись утром в конверте.

Не понимая зачем, но я, уже немеющими пальцами, подобрал один из тех, что лежал поблизости. К счастью для этого не потребовалось тянуться. Смертельная усталость напоминала пудовые гири, подвешенные на веки. Глаза сами закрывались несмотря на все усилия. Но я все равно боролся. Уснуть сейчас – значит не проснуться в реальном мире, там, где меня действительно ждут.

Интерес пересиливал сон и, единственным вариантом, который можно было предложить себе, было изучение такого загадочного минерала. Издали этот кусочек прозрачного стекла ничем не отличался от любого другого. Крепость не проверить, внутреннего блеска нет. Но стоило поднести его немного поближе, как внутри вспыхнул яркий образ. Образ моих девушек, весело переругивающихся меж собой, постоянно стараясь подкинуть шпильку в чью-то историю.

Этот камушек не просто показывал фантазии, он вырывал из моей памяти куски, растворяя их в себе. Как я это понял, а очень просто – внутри кристалла зародился огонек, причем не маленький. И чем больше я думал о Тане или Маше, тем ярче он разгорался, а при добавлении к ним Жели или Ильмеры, так и вовсе засиял ярче стекла, из которого была создана вся эта пещера.

В голове начали плыть мысли, а вместе с этим и растворяться воспоминания. Чем больше думал о своих девушках, чем ярче представлял их, их лица, улыбки – тем тускнея становились сами образы. Этот кристаллик разгорался все ярче и ярче, а в памяти становилось все меньше и меньше недавних воспоминаний. Самые яркие образы стирались первыми, а за ними уходили и грустные моменты, о которых не стоило вспоминать, но, когда не осталось хороших, остались только они.

Пальцы уже не чувствовали, что они держали. Как и вся рука, полностью онемев и держась лишь потому, что этот проклятый пожиратель памяти продолжал притягивать мое внимание, высасывая воспоминания. Мне уже было тяжело представить Таню. Лицо Маши стало на столько замыленным, что она ассоциировалась лишь с однокурсницей. Про Ильмеру и говорить не стоит. Ее в памяти почти не осталось. Лишь смутный силуэт, стоящий передо мной на фоне бушующего океана.

Только Желя еще была вполне осязаема. Я мог представить ее объемную фигуру, выразительное лицо и любимый образ деловой девушки, оставляющей большую толику разврата в расстёгнутых, больше необходимого, пуговицах блузки и глубоком разрезе облегающей юбки. Но ее глаза, скрываемые под декоративными очками, которые она любила не меньше, уже почти исчезли из памяти. Только неприятная встреча с летавицей никак не хотела выходить из головы, словно этот проклятый камень отторгал данное воспоминание.

- Ну уж нет. – Прорычал я, глядя в ускользающие глаза Маши, улыбающейся из маленького камушка.

Не знаю, что вдруг на меня нашло, но этот порыв сдержать было невозможно. Меня словно молнией поразило, заставляя дернуться, стараясь удержать своих девочек. Мышцы, уже давно затекшие, от отсутствия сил, сократились, отправляя этот маленький камушек прямиком в открытый рот.

Волна жуткой боли прошлась по телу, заставляя свернуться калачиком, а потом выгнуться дугой. Каждая клеточка организма получила такой сильный удар, что удержаться в сознании было просто невозможно. Сильнейшая энергетическая волна смыла в океан боли, в котором я благополучно и растворился, проваливаясь в забытье.

Сознание вернулось достаточно быстро. Времени я не знал, но ничего внутри не изменилось. Оставалось только надеяться, что ночь еще не закончилась. Все-таки находясь в логове великого, как он сам себя назвал, можно было ожидать чего угодно. Но пока нужно было подняться с холодного пола.

Прежде, в тоннелях и особенно в огромном зале, было очень тепло, если не сказать – жарко. Сейчас же, когда лавовое озеро застыло, стало весьма прохладно. Особенно холодно было на полу, что и заставило быстро подняться, стараясь перебороть в себе желание крушить всех и вся кругом. Ощущение переполненности энергией, заставляло действовать, что очень сильно мешало думать. Особенно сильно отвлекало то, что член снова стоял торчком, заставляя искать ту, кто поможет снять напряжение, а никак не то, что сказал дракон. Да и толку от того, что он сказал, если из памяти всплывали самые яркие моменты из наших развлечений.

Один только образ Тани, стоящей на коленях со связанными за спиной руками и умоляюще смотрящей на то, как Маша смачно облизывает каменный орган, пока Желя помогает ей, играя с мошонкой. Я едва не спустил в штаны, от одних лишь воспоминаний. А ведь перед глазами мелькали и более пикантные кадры, от которых сводило ноги и скрипели зубы, требую срочно вернуться к ним.

Такого эффекта точно не ожидал. Память стала более ярко описывать каждую из девушек, вырисовывая все до мельчайших подробностей. Я мог вспомнить каждую родинку, каждый крохотный шрамик, в большом количестве оставшиеся после нескольких наших неудачных приключений. Каждая морщинка, каждая складочка, каждое пятнышко стало таким родным, словно уже тысячу лет изучал эти тела.

- Шкафчик! – Постарался одернуть сам себя, решив, что озвученное вслух будет иметь более действенный эффект, нежели просто мысль, которая тут же перебивалась новым образом, от которого штаны уже и без того трещали в районе молнии.

Снова Таня, лежит привязанная к столу двумя ремнями. Ее ноги сильно разведены, привязанные к металлической трубке, а та, в свою очередь, пристегнута цепочкой к ошейнику, дабы она не могла опустить ее. Маша дразнит ее, щекоча тонкой плеточкой, от чего девушка извивается и просит остановиться, но никому и в голову не приходит это сделать. Все знают, что Грознега получает удовольствие, находясь в таком беззащитном положении.

- Шкафчик! – Еще раз рыкнул на себя, отвесив оплеуху для убедительности.

Боль в щеке заставила, хоть и не на долго, но вспомнить, зачем я сюда вообще пришел. Хотелось поскорее сбежать из этого душного подземелья и отправиться в центр города, выискивая тот самый злосчастный проход обратно, но вместо этого, пока образы моих девочек не были на столько яркими, побежал искать тот самый шкафчик, в котором виверн, имя которого так и не удосужился спросить, припрятал свои сокровища.

Найти его оказалось совсем не сложно. Стоило только добежать до самой крайней комнаты, как он сразу попался на глаза. Ничего выдающегося в нем не было. Обычная деревянная коробка с одной единственной дверцей. Что еще можно было ожидать увидеть в ванной комнате. Конечно, это не был основной шкафчик, для хранения средств гигиены, но выглядел почти так же, как и все остальное, гармонично вписываясь в общий интерьер.

Внутри, как и рассказывал виверн, нашлось то самое яйцо, выглядящее как обычное куриное, с одним только отличием, оно было чешуйчатое. Все небольшое яичко покрывалось крохотной, но очень острой чешуей, от чего было крайне неприятно держать его в руках. Оно словно само впивалось в кожу, сразу прилипая и не отрываясь больше. Пришлось повозиться, прежде чем удалось избавиться от него, отправляя в рюкзак.

Зато с кольчугой, выглядящей, скорее, как обычная толстовка, расставаться желания не появилось. Она оказалась очень тонкой и легкой. Каждое колечко было не больше пары миллиметров в диаметре, при этом она была сплетена в три слоя. Материал тоже был ни на что не похож. Кольца были из черного металла, переливающегося, в отблеске от потолка, таинственным зеленовато-голубым цветом, создавая дополнительную ауру неизвестности. Ее даже не захотелось прятать под курткой. Может в дальнейшем и надену поверх свитер, но не сейчас.

Там же нашелся и небольшой сверток, на который уже и не стал обращать особого внимания. Просто посмотрел на обычную конопляную веревочку, скрепленную восковой печатью на концах, и сунул в рюкзак, где он упал рядом с книгами, став частью общего завала.

Предстояло еще выбрать подарки девочкам, но с этим уже не было желания разгребаться. Среди того, что видел еще когда шел сюда, приметил несколько вещей, которые идеально подходили всем. Даже джинни с Беляной подобрал кое-что интересное. Вопроса, как отнесется к тому, что решу прихватить подарки всем девушкам и женщинам в доме, хозяин пещеры, вообще не волновал. Нечего было так быстро прятаться.

Все это я делал на автомате, так как стоило только обратить внимание на определенную вещь, как в голове сразу вставал образ той или иной девушки с этой вещью. Причем приличного в этом всем было ровным счетом ноль целых ноль десятых. В один момент поймал себя на мысли, что из уголка рта потекла слюна, когда представил Ксюшу с ее подарком.

Приводить себя в порядок было лень, вместо этого бросился бежать обратно. Было некое нехорошее предчувствие, что меня могли бросить на произвол судьбы в этой гиблой пещере, ни смотря, что яйцо было нужно совсем не мне. Но кто может знать этих женщин.

На удивление, тусклого света, излучаемого стеклянными стенами, было более чем достаточно для спокойного перемещения. Мне даже не пришлось приглядываться, как это было по пути к логову дракона. Да и сами стены стали, словно прозрачными. Нет, я не видел всего, что происходит за ними, но они больше не были сплошной преградой. Я смог разглядеть тех самых скребунов, пытающихся проникнуть в подземную цитадель, проделав отверстие в прочнейшей стене. Страшные создания, больше похожие на кротов, только превосходящих их в размерах в десятки раз, безуспешно скребли прочнейшее каленое стекло.

Зрение стало на столько острым, что становилось как-то не по себе. Что-то очень сильно изменилось. Мне больше не приходилось переключаться на божественное зрение, чтобы увидеть некоторые моменты, которые раньше было сложно разглядеть. Но при этом не было и противного золотого света вокруг, от которого начинали болеть глаза уже через пять минут.

Обратный путь занял на много меньше времени. Не было особого смысла прятаться. Вместо этого, видя перед собой очень возбуждающие образы, на всех парах мчался вперед, к небольшому лазу, расположенному высоко на стене.

К слову, он тоже не стал особой преградой на моем пути. Даже и припомнить не смогу, как взлетел на такую высоту и протиснулся в узкое отверстие. А потом и вовсе все смешалось в одну долгую, бесконечно долгую, ползучую прогулку, когда оттопыренные штаны заставляли стонать в голос, цепляясь за корни и всякие камушки в земле.

Но все имеет свойство заканчиваться. Пусть это будет плохим или хорошим, но длиться вечность может только загробная жизнь, до которой мне еще далеко. Узкий лаз начал расширяться, а вместе с этим и я смог подняться на колени и перестать цепляться за все подряд, проделывая глубокую борозду в земле.

Нора постепенно расширялась, донося до меня новые, очень неприятные звуки. Впереди звучали очень встревоженные и очень знакомые голоса. У Маришки с Аннабель, что-то случилось. Девушки очень нервничали, от чего, в ночи, их голоса звучали чрезвычайно громко. Но это было не все. До ушей долетали и другие, более неприятные звуки. Что-то пыталось проскрести нечто крепкое, словно металлом пытались прорезать металл. Скрежет стоял невыносимый. А еще присутствовал лязг.