Дорога к призванию. История русской студентки, которая мечтала увидеть Америку

– Думать нужно, когда вы учите уже готовую хореографию. Тогда надо анализировать каждое движение и стараться понять видение хореографа. Вы должны забыть о себе, чтобы передать чувства и эмоции, которые хореограф хотел выразить в танце, – размахивал руками Ти. – Сейчас же у вас совершенно другая задача. Вам нужно забыть обо всем, вслушаться в музыку, отпустить свое тело, и позволить проявиться естественному потоку движений в танце. Тело может начать двигаться под разные инструменты в композиции или под слова, не важно. В первые секунды оно может решить двигаться под басы, потом перескочить на скрипку или колокольчик, который появится там буквально секундным украшением, затем слиться с голосом, со словами или вернуться опять на басы… Самое главное – не думать, а чувствовать. Танец – это чувства, а не мысли.

Ти говорил это намного мягче, чем обычно, когда с каменным лицом заставлял нас нарезать круги по студии, отжиматься или приседать. В его голосе даже слышались нотки нежности, но меня это совсем не трогало. Все, о чем я могла думать, так это о том, что мне сейчас предстоит оказаться под прицелом двадцати оценивающих пар глаз, большинство из которых принадлежат людям, которые занимались танцами не первый год. Включилась музыка. Казалось, что в мое тело вонзились жала целой стаи ос одновременно. Нам разрешили опустить руки. Студенты в красных майках, которые считались руководителями как по команде начали хлопать в ладоши в такт музыки и переминаться с ноги на ногу, стоя в круге. Постепенно к ним присоединились и другие.

– Бриджит, – крикнул Ти.

– Хей, хей, хей Бриджит, – студенты стали поддерживающе выкрикивать. В круг выбежала девушка в красной майке, которая стояла рядом со мной, и с каменным лицом робота стала танцевать. Движения у нее были разнообразными, четкими, но механическими. Не похоже, что она перестала думать и говорила только своим телом. Глаза смотрели в никуда, Бриджит немного сводила брови вместе. Складывалось впечатление, что она создала у себя в памяти последовательность движений задолго до этого часа и сейчас идет по этому списку, стараясь ничего не забыть.

– Питэр, – выкрикнул учитель.

Девушка побежала на место. Теперь в круг вышел красивый мускулистый парень в желтой майке. Значит, здесь он был больше чем три месяца. Первое повышение по рангу могло произойти только через такой срок, а могло и не произойти. В любом случае, он не новичок, но двигался он очень скованно, краснел, останавливался, глаз совсем не поднимал.

– Виолетта, – назвал Ти следующее имя.

И тут я увидела, как испанка, которая так беспощадно заставляла меня отжиматься, сделала шаг в круг. В ее больших красивых глазах больше не было той уверенности. Она начала двигаться сразу же после первого шага, но музыку явно не слышала. Ни один из инструментов не играл под ее тело. Тем не менее в ее танце была какая-то изюминка. Она не только использовала базовые движения, как первые два танцора. Виолетта двигалась плавно, как кошка, и это было красиво, особенно когда она попадала в такт музыки. Но потом она почему-то останавливалась и резко переходила только на базовые движения.

– Джессика, вперед!

Эта девушка тоже носила красную майку, она была единственной, кто не боялся спорить с Ти. За это он часто заставлял ее отжиматься, но тем не менее до ранга «руководитель» она как-то доросла.

Как только Джессика услышала свое имя, лицо ее озарилось улыбкой, и она пошла в центр круга. Нет, поплыла как прекрасная лебедушка, хотя ее внешние данные были далеки от идеала. Нехуденькая фигура, большие зубы, кривые ноги. Но все это вдруг стало прекрасным, как только она вошла в круг и стала танцевать. «Богиня!» – пронеслось у меня в голове. Я смотрела на нее, затаив дыхание, укусы ос отпустили и, казалось, что я присутствую при каком-то таинстве.

Каждое ее движение выглядело как мазок кисти очень талантливого художника. Она использовала стандартные краски: базовые движения, которым нас научили, она выводила так, как будто это было что-то новое, и я никогда их не видела раньше. Помимо этого в ее танце было много других движений, скорее всего, созданных ею самой, но не когда-то давно, а прямо здесь и сейчас. Казалось, что Джессика совсем не стесняется быть в центре внимания, а наслаждается каждым своим движением.

– Викааааааааа, – донеслось от окна. Я не сразу поняла, что это мне. Но когда поняла, укусы ос моментально вернулись, и я как человек, которого сковали по рукам и ногам цепями, несмело стала передвигаться в центр круга. Дошла. Сердце, казалось, переехало жить в горло и цепи натянули так туго, что я сейчас просто упаду, как полено. Студенты хлопали и кричали «Вика, давай!» Я попыталась представить, что я в клубе. Там же я не стеснялась танцевать. Что происходило сейчас, было непонятно.

Представив себя в ночном заведении, я уловила биты музыки и стала переминаться с ноги на ногу. Ни одно базовое движение не приходило на ум, и тело само ничего не выражало. «Какой ужас, какой позор! – проносилось у меня в голове. – Очередное насилие над моей личностью. Зачем мне все это? Я же просто пришла сюда похудеть, а не становиться великим танцором».

Все время, пока я находилась в том кругу позора, кроме как переминания с ноги на ногу я больше ничего выдавить из себя не смогла. Домой пошла расстроенная, и сольный танец в центре круга стал для меня самым ненавистным из всего, что нас заставляли делать. Я бы предпочла сотни раз отжиматься, чем танцевать под пристальным взглядом студентов и учителя.

Сцена 45. КОШКА – ЭТО СОБАКА

Я сидела на песке у океана и встречала рассвет. Заканчивался сентябрь, но вода и песок были еще теплыми. Бесконечный голубой океан обрамлялся линией горизонта, которая плавно перетекала в синеву неба, белизну облаков. Просыпающееся солнце добавляло желтых, оранжевых и даже красноватых красок в эту красивую картину, которую рисовала сама матушка природа. Волны океана вставали на дыбы, ударялись о берег и превращались в белую пену. Несмотря на поднимающееся на горизонте солнце, океан выражал недовольство и бушевал, не обращая на него никакого внимания.

В душе же у меня происходила революция. «Низы не хотят жить по-старому, а верхи не могут управлять, как прежде», – вспомнилось мне определение революции из истории, а как надо, никто не знает. Я сняла синие сланцы, приподняла длинную белую юбку, чтобы не замочить, и пошла по краю океана. Стопы окатывала соленая вода, оставляя на них белые пузырьки пены, которые тоже постепенно исчезали.

Несколько дней назад учитель сказал, что если ты не уверен в себе, не нужно притворяться, что уверен. Все идет изнутри, и прежде всего нужно разобраться с тем, что там на самом деле происходит. Я всегда была убеждена в обратном: если ты хочешь развить какое-то качество у себя, ты притворись. Рано или поздно ты сам в это поверишь и станешь именно таким, каким хочешь.

Еще он сказал, что женщина, идущая по улице с опущенными глазами, не уверена в себе. Это вообще меня взбесило. Я часто ходила с опущенными глазами. В Нью-Йорке того и гляди кто-нибудь пристанет: или бесцеремонный ухажер, до которого мне нет дела, или бомж, или работодатель, который предлагает сомнительную работу. Когда глаза опущены, тебя как будто не видно. Ну или, по крайней мере, мне так казалось, потому что я никого не видела. Да и вообще, может, я под ноги просто смотрю, чтобы не упасть. А тут – не уверена в себе. Мне очень не хотелось верить, что это относится ко мне.

– Когда вы видите пушистое животное с длинным хвостом, которое умеет мяукать, вы автоматически полагаете, что это кошка. Так? – спросил Ти. Наверное, увидел недоверие на лицах студентов после того как высказал теорию по поводу уверенности в себе. Мое лицо точно передернуло.

– Да, – ответили несколько студентов. Некоторые просто махнули головой, а некоторые, такие как я, просто смотрели на учителя без каких-либо телодвижений и, не произнося ни единого звука.

– Почему вы думаете, что это кошка? – спросил учитель. Но ответ ему был не нужен. Ти важно расхаживал по студии из конца в конец, а мы, студенты, в несколько рядов с руками за спиной, как солдаты, стояли у зеркала.

– Вы так думаете, потому что вам так когда-то сказали. Кроме того, все вокруг так думают. И у вас даже не возникает мысли, что кошка – это не кошка. А может, кошка – это собака?

«А кто тогда собака?» – скорее всего сейчас думаете вы. И он был прав, я именно так и думала.

– А не знаю, кто собака… – развел руками он. – Может, собака – это кошка, а может, еще кто-то…

Потом учитель подошел к одной из наших новеньких и ни с того ни с сего сказал:

– Ты не двигаешься вперед, потому что ты не можешь отпустить прошлое. Пока ты этого не сделаешь, развития не будет. Единственный человек, который останавливает тебя – ты сама.

Она заплакала. Наверное, он попал в точку.

Меня его слова тоже заставили задуматься. Мне до сих пор безумно больно при мысли об отце. Я даже ни разу не рассказывала никому из своих друзей, что случилось с ним. Всегда стараюсь перевести тему, когда речь заходит о родителях, а теперь еще и стараюсь не говорить о том, сколько у меня братьев, и не упоминать, что одного из них недавно не стало.

Очередная волна океана омыла мои ноги, я посмотрела на небо и подумала об Илье. Через какое-то время после того как умер отец, брат говорил, что мне нужно признать этот факт и перестать врать всем, что у меня есть оба родителя. Все равно будут ситуации, когда придется говорить правду, и каждый раз мне будет очень больно.

Да, он прав. И при его жизни я с ним соглашалась, но до сих пор так этого и не сделала. Мне легче не думать, а просто погрузиться в каждодневную суету. Когда я остаюсь в тишине, мне становится страшно, и я стараюсь чем-нибудь себя занять или кому-то позвонить.

Я знаю, что когда наберусь смелости подумать о смерти отца и брата, буду долго и горько плакать. А пока я к этому не готова.

Сцена 46. ЖЕМЧУГ СПРЯТАН

– Хочешь пойти со мной на конференцию «Новый День»? – наклонив голову, с улыбкой смотрела на меня новая черноглазая знакомая Умида из Узбекистана. Мы познакомились с ней пару недель назад в фойе языковой школы, и сейчас сидели на черном диване в том же месте. Так как босс уехал в Россию на две недели, на работу идти мне не надо. После занятий я увидела Умиду и присела к ней на пару слов.

– А когда конференция? – поинтересовалась я.

– А прямо сейчас, – задорно произнесла она. Умиде 58 лет, и она очень мудрая женщина. Поток ее энергии, казалось, был неисчерпаем. Находясь рядом с ней, человек невольно начинал улыбаться и расправлял плечи. Умида всем моментально поднимала настроение.

– Ну, я не знаю…

– Да, ладно тебе. Пошли! Все равно же тебе сейчас не надо никуда идти, – это было еще одним качеством Умиды. Она могла уболтать любого.

– А что будет на конференции?

– Увидишь! Много интересного, – она меня заинтриговала.

– Хорошо, пойдемте. А куда идти?

– Это тут за углом.

Мы взяли сумки и направились к лифту. Пока мы его ждали, Умида достала из сумки журнал, открыла где-то посередине и стала водить по нему пальцем. На обложке было фото девушки, которая бегала по пляжу. Сверху большими буквами было написано «Новый День».