Дорога к призванию. История русской студентки, которая мечтала увидеть Америку

То пальто, которое так меня поразило, оказывается, принадлежало ее матери, которая умерла пять лет назад. Люда переделала его, что-то убрала, что-то добавила, и оно стало выглядеть как новая очень дорогая дизайнерская вещь.

С Людой мы сразу нашли общий язык. Она рассказала, что в Германию они с родителями переехали, когда ей исполнилось 10 лет, и с тех пор в России она была только один раз пару лет назад. Сейчас Людмила коряво говорила по-русски, но это добавляло ей особый загадочный шарм. В речи у нее невольно проскальзывал и русский, и английский, и немецкий.

Однажды она сказала: «Вик, посмотри нахрехт». Я округлила глаза:

«Люд, ты только что меня послала?» Оказывается, «нахрехт» по-немецки, это «сообщение». Мы долго смеялись. Иногда я прикалывалась над ней и произносила какое-нибудь сленговое русское слово, заведомо зная, что она не поймет, например «затариться», и потом по несколько минут объясняла, что это означает. Она прилежно слушала и все запоминала.

В Нью-Йорк в студию танцев она приехала, потому что хотела поучиться чему-то новому у нашего дизайнера. Она думала, что «это будет женщина с большим опытом работы. Но оказалось совсем не так. Скоро у нас впервые за все время существования студии появились настоящие костюмы. Люда смотрела, как мы репетируем ту или иную постановку, и в ее голове сразу возникали образы костюмов, которые дополняли то, что хотел передать Ти своей хореографией. Он был очень доволен, но ни разу не похвалил ее.

* * *

«Люд, как ты можешь так спокойно говорить о том, что у тебя умерла мама?» – спросила я ее однажды, когда мы направлялись в какую-то галерею картин, посвященных дэнсхоллу. Люда носилась из одного конца Нью-Йорка в другой, знакомилась со звездами дэнсхолла, диджеями, ходила на выставки. И меня таскала с собой. Я была далека от всего этого, как Марс от Юпитера. Слово «дэнсхолл» я первый раз услышала от нее же, но мне было интересно, что твориться в мире Люды, и я покорно ходила с ней.

Было так интересно смотреть на нее, когда она взахлеб, подняв брови и страстно жестикулируя руками, рассказывала о том или ином певце дэнсхолла. О том, что он что-то очень важное хочет сказать миру, о том, как мужественно и уверено звучит его голос. Я же слышала один крик и шум инструментов, а ямайский английский я вообще разобрать не могла.

– Тебе до сих пор больно? – спросила Люда. Я ей однажды сказала, что у меня умерли отец и брат, но так как сразу накатили слезы, то больше ничего произнести я не смогла.

Я опустила взгляд на свои черные весенние сапоги, и шла теперь именно так, как говорил Ти о женщинах, которые не уверены в себе.

– Да, безумно больно. Я знаю, что мне нужно это как-то отпустить, но когда я об этом только думаю, боль заполняет каждую клеточку. Хочется идти, куда глаза глядят, и никогда не возвращаться. Как победить боль? Блокироваться?

– Когда блокируешься, она только становится сильнее. Блок держит боль внутри и не дает ей просочиться наружу, чтобы хоть как-то раствориться в воздухе. И потом начинает болеть тело.

– Может, надо сесть и проанализировать? – предположила я.

– Мысли только все нагнетают. Тебе становится себя жаль, и от этого ты чувствуешь безвыходность.

– Стараться не замечать? – я перечисляла все, что я уже пыталась в той или иной степени делать.

– Не замечать не получится. Органы чувств работают как локаторы, которые не пропускают ни одного колебания любой волны, как бы ты не старалась притвориться, что не замечаешь.

Стал накрапывать дождик, и мы решили переждать его под зеленым навесом какого-то здания. Дождь усиливался, а мы из-под укрытия смотрели, как большие капли воды ударяются о землю и превращаются в мелкие ручейки на асфальте.

– Создай крышу из искусства, – посоветовала мне Люда. – Боль, о которой мы говорим, – это то, что ты чувствуешь. О чувствах думать бесполезно, их надо выражать.

Мне вспомнилась фраза, по которой нас когда-то заставляли писать сочинение, и я задумчиво произнесла ее вслух:

– Искусство – это рана, превратившаяся в свет.

– Да, именно, – согласилась Люда.

– Люд, ты человек искусства, ты создаешь красивую одежду. Я смотрю на нее, и она для меня свет. Красота воодушевляет. А тебе самой, как творцу этого света, стало легче? Это помогло залечить твою рану?

Люда пристально посмотрела мне в глаза:

– Мама есть мама. Я никогда ее не забуду, и мне жаль, что она ушла так рано, но я ничего не могу изменить. Я счастлива, что такой человек был в моей жизни, частичка ее есть в каждом моем творении. Когда я говорю о маме, мне не больно, мне светло.

Сцена 48. СЕРДЦЕ ЦВЕТКА

Сегодня ночью я спала как младенец. С момента разговора с Людой прошло ровно две недели. Я понятия не имела, как создавать крышу из искусства, но мне казалось, что я узнала что-то очень важное, и скоро произойдет что-то хорошее.

Еще ровно две недели прошло с того момента как я сдала анализы у гинеколога, чтобы определить в какой стадии находится вирус папилломы. Положение могло улучшиться, а могло и ухудшиться. Если результат нехороший, сотрудники поликлиники звонят пациентам через две недели после сдачи анализов и назначают встречу с доктором или медсестрой для обсуждения результатов.

Если в прошлый раз я не ожидала звонка, то на этот раз я с опаской смотрела на телефон и молила Бога, чтобы он не звонил. Каждый раз, когда раздавался звонок, по моему телу пробегала волна ужаса, и только убедившись, что звонил босс, Люда или какой-нибудь телемаркетинг, волна постепенно сходила, оставляя после себя неприятные покалывания в животе и на шее.

Вчера я не выдержала и решила позвонить им сама. Мне сказали подождать, и я минут десять слушала классическую музыку в трубке телефона, стараясь предположить, почему мне не отвечают так долго. Они смотрят на анализы и думают как бы по мягче сообщить результаты? А может, результаты еще не пришли? Или они просто не могут найти мою карточку?

– Виктория? – наконец услышала я в трубке голос той самой медсестры, которая сообщила мне о болезни.

– Да, – просипела я в трубку. Потом прокашлялась и постаралась повторить то же самое увереннее, хотя вряд ли мне это удалось.

– Смотрю на результаты ваших анализов… У вас все хорошо, – спокойно сообщила она.

– Ой, спасибо! Спасибо вам! – радостно закричала я. Из моих глаз брызнули слезы. Я не смогла их сдержать. Казалось, что раньше их путь преграждала железная плотина, но слезы, наконец, пробили ее, и теперь остановить их уже невозможно ничем. Ни стыдом, ни упорством, ни осознанием того, что ты показываешь свою слабость.

– А что, было плохо? – услышала я удивленный голос из трубки.

– Да, было не очень.

– А да, вижу, было не очень, – вероятно, медсестра перелистнула пару страниц назад, – но теперь все прекрасно! Всего хорошего вам, и будьте здоровы.

– Спасибо! Вы тоже будьте здоровы!

Если раньше «будьте здоровы» звучало для меня как пустой звук, как обычная вежливость в разговоре, теперь это окрасилось всеми цветами радуги. Бог дал мне еще один шанс.

* * *

Сегодня четверг, я проснулась без будильника. Часы показывали 6:11 утра. Я чувствовала, что улыбка со вчерашнего дня осталась у меня не только на лице, но и в теле. Мне казалось, что сейчас всем на свете хорошо: и маме, и брату Никите, и бабушкам, и дедушке, и крестному, и крестной… Вытащив руки из теплого, набитого перьями одеяла, я потянулась как младенец, который несколько дней назад только появился на свет. Лучи солнца из окна запутались в листьях моего единственного комнатного цветка. Его мне подарила Умида и сказала выбросить все диски или журналы, на которых изображено насилие. Таких у меня было немного, но с парой дисков с фильмами о революции пришлось расстаться.

Блики солнца очень красиво смотрелись на зеленом цветочке. Как я раньше не замечала такую красоту? В голове заиграла какая-то незнакомая мелодия. Я подумала, что когда встану, нужно обязательно начертить пять линий нотного стана и записать ноты. Глядя на цветок, я стала выводить головой восьмерки, пританцовывая в такт музыки. Игра лучей с цветком походила на игру фей или каких-то маленьких сказочных существ. И я была частью этого волшебства. Спустя несколько секунд один из бликов солнца принял форму малюсенького сердечка.

Зазвенел телефон. Я вздрогнула, но потом вспомнила, что бояться мне больше нечего.

– Алло, здравствуйте, Умида.

– Привет, не разбудила? – поинтересовалась она.

– Нет, я уже не сплю, через пять минут начну собираться в школу.

– Я чего звоню? В Нью-Йорк приехал целитель из Британии. Он приезжает раз в год на два дня и проводит сеансы в той же гостинице, куда мы ходили на конференцию. Сегодня последний день его визита. Он очень хороший, сходи.

– Умида, у меня ничего не болит. Зачем мне?

– Ты сходи, там узнаешь.

– Я же с одним целителем уже общалась на конференции…

После лекции Донны ЛеБланк мы ходили по выставке, и возле очередного стола меня остановил среднего роста плотный мужчина с абсолютно неприметной внешностью.

– Сколько тебе лет? – спросил он.

– Двадцать пять, – опешила я.

– В твоей жизни было очень много негатива, и я могу его очистить. Я очищаю каждый уже прожитый тобою год жизни, и потом все последующие года ты будешь свободна от негатива и счастлива. Первые три года я могу очистить бесплатно, а потом за каждый год я беру десять долларов.

– Ага, понятно, – звучало это все очень смешно. Но раз три года бесплатно, я согласилась.

Он встал со стула сложил все пальцы правой руки вместе и опустил их на уровень моего живота. Сдвинув брови, сделал глубокий вдох. И левой рукой медленно стал меня крутить вокруг своей оси. После первого поворота грозно сообщил: «Первый год жизни очищен от негатива». Я ничего не почувствовала. После второго оборота он так же грозно произнес: «Второй год жизни очищен от негатива» и стал поворачивать меня третий раз.

Мимо прошел какой-то парень.

– Майкл, где моя еда, в конце концов? – стал кричать ему вдогонку мой целитель, забыв про то, что он занимается таким важным делом, но быстро опомнился.

Докрутив меня третий раз, он опять демонстративно напустил на себя важный вид и на этот раз поднял правую руку вверх: «Треееетий год жизни очищен от негатива!» Он потряс рукой над моей головой, закрыл глаза и стоял так несколько секунд. Такое представление меня даже позабавило. Когда, открыв глаза, он спросил, желаю ли я продолжить очищение за деньги, я вежливо сказала, что подумаю и быстро пошла дальше. Боялась ранить его чувства и не сдержать смех.

А теперь Умида мне говорила, чтобы я снова шла к целителю.

– Целители бывают разные, этот – очень хороший.

– Мне же сегодня в школу, а потом на работу, все время занято, —

я пыталась убедить ее, что мне к этому целителю никак не попасть.

– Пропусти школу. Небо на землю не упадет, – если Умида о чем-то просит, то отделаться от нее невозможно.

Вздохнув, я согласилась.

Сцена 49. С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!

Я стояла в супермаркете возле полки с открытками, на которых было написано «С днем рождения!», и тело мое непроизвольно вращалось. Ногами я не двигала. Но все остальное тело, словно по спирали, описывало круги. Когда я напрягала мышцы, круги прекращались, но как только я расслаблялась, тело опять начинало нарезать круги. «Что происходит?» – думала я.