Я увожу к отверженным селениям. Том 1. Трудная дорога

Предупредите их, чтоб взяли с собой продукты в дорогу, они поедут вместе со мной. Все!

359

...Если не произойдет ничего неожиданного, через час мы поедем в больницу... Я прожила здесь ровно неделю... Семь дней!.. Так мало и так много... Теперь уже со мной не четыре, а пять человек едут в больницу. Сколько борьбы, унижений и страху, чтобы попасть туда... Больница... Многие люди думают о ней с отвращением... Лагерная больница — младшая сестра кладбища... и она же — высшее счастье, которое заслуживают отрубленными руками... увечьем... страданиями... Заболеть — это еще не значит попасть в больницу... При самом нелепом стечении обстоятельств ты можешь попасть в больницу и здо ровой, а можешь и не увидеть ее до самой смерти... Я плохо знаю историю тюрем... Но было ли когда-нибудь, чтоб люди та кой ценой стремились попасть в больницу?.. Орлов... Не по стыдился сказать в глаза: заключенных лечить легко, не то что живого человека... То, что мы не люди, — это ясно... Но живы ли мы? Очевидно, живы, если работаем... Нас прирав нивают к лошадям... высоко беру... ранга на два пониже... Ло шадь ценится, ее гибель так просто не спишешь... За скотину не простят, а за нас никто не спросит... Счастливая неделя... Я

немного помогла двум девчушкам... встретила хороших лю дей, узнала капитана, его жену... Для меня самой неделя про шла неплохо... почти не били... А ведь редко выпадает такое счастье, чтоб за семь дней поосновательней не объяснили ка кую-нибудь животрепещущую проблему... Почему-то они лю бят разъяснять ногами... или руки жалеют, чтоб не перетрудить ся, или испачкаться боятся... или устают? Скорее всего устают.

Заключенных много, а рук две, на всех не напасешься... Пол ковник немного поусердствовал вчера... Ну, так он в своей обычной роли... Смешно ждать от него что-нибудь другое...

Гвоздевский... Он не хуже других... пожалуй даже лучше: догола не раздевает за жалобы, как это делал Гаранин, не стреляет...

Поговорить лишнее любит, ну уж такова у него профессия: на путь истинный наставляет нас, а то мы без него Бог знает как далеко с этого пути уйдем...

360

ОТЪЕЗД

— Товарищ капитан! Заключенные, указанные в списке, прибыли на вахту. Прикажете вести их за зону?

— Да! Где Васильева?

— За вахтой стоит, товарищ капитан. Бормочет что-то о брате... Чудные эти сумасшедшие: то она говорила, что малень кая, к маме просилась, а теперь брата мертвого подай ей... От чего люди сходят с ума? От мыслей, наверно. Задумываются и чокаются. Правду говорят, что много думать вредно.

— Меньше думай, сержант, и с ума не сойдешь, — серьез но посоветовал капитан.

— Есть меньше думать! — в тон ему ответил надзиратель.

— Заведи Васильеву и пусть подождут на вахте, пока при дет конвой, — распорядился капитан.

Любовь Антоновна, увидев Риту, сделала вид, что не заме тила ее. Но Рита, не догадываясь, что доктор вынуждена ра зыгрывать безразличие, подбежала к ней.

— Доктор! Вы с нами? А в бараке говорили, что вы в кар цере, — обрадованно закричала Рита.

...Надзиратели донесут... Гвоздевский умрет — злобу вы местят на ней... Они уже и так донесли... Я не хочу и не могу следить за каждым своим шагом... Рита рада мне... Она от дохнула... Кто принимает в больнице? Впрочем, я сопровож даю Гвоздевского... Они будут вынуждены прислушаться ко мне.... Сутки... двое... а потом, когда он умрет? Вечно это про клятое потом...

— Не слушай пустой болтовни, Рита. Сегодня ночью я очень хорошо отдохнула.

— Вы не были в карцере? Где ж вы ночевали, доктор?

— В другом бараке, Рита.

— Лиду привели. Что с ней?

— Заболела. И, пожалуйста, немного помолчи, Рита.

— Y меня был брат. Он умер. Его схоронили. Я хочу к не му, — монотонно заговорила Лида.

— Что с ней? — со страхом спросила Рита.

— Не знаю, Рита, отстань! — не сдержалась Любовь Ан тоновна.

361

— Вы на меня сердитесь? — с обидой спросила Рита. — Я рада, что с вами ничего не случилось. Но почему вы не хо тите со мной говорить?

— Я после поговорю с тобой, — пообещала Любовь Анто новна.

— Правду сказывают, доктор, что сегодня вы бе... — за говорила Катя и осеклась на полуслове.

— Не мучай ее своими вопросами, — раздраженно пере била ее Елена Артемьевна..

— Я сопровождаю полковника Гвоздевского в больницу, — ни к кому не обращаясь, сказала Любовь Антоновна. — Думайте, что хотите, но у. меня нет времени с вами говорить, — с неприсущей ей грубостью закончила она.

Желтые щеки Кати покрылись яркими пятнами багрового румянца. Елена Артемьевна судорожно вздохнула. Рита смот рела на доктора, ничего не понимая. Любовь Антоновна, заку сив губу, повернулась к ней спиной. Катя набрала полную грудь воздуха, открыла рот, чтобы сказать что-то суровое и гневное, но в эту минуту зазвонил селектор. Капитан снял трубку.

— Начальник семьсот семнадцатой слушает. Вышел? Через сорок минут? Хорошо.

— Товарищ капитан! Конвоиры для этапирования заклю ченных по вашему приказанию прибыли.

...Начальник конвбя... тот, что мучил Ефросинью... — узна ла Рита.

— Эта заключенная не дойдет, — проговорил капитан, ука зывая на Ефросинью. Ефросинья едва держалась на ногах, Катя и Елена Артемьевна поддерживали ее.

— Мы донесем, гражданин начальник. Носилки бы, — попросила Катя.

— Я вам помогу, — вызвалась Любовь Антоновна.

— Нам надо торопиться, Ивлева! Полковник...

— Успею! — отрезала Любовь Антоновна.

— Без вас справимся, — Катя плечом отодвинула Любовь Антоновну. — У вас поважнее есть больные. С погонами! Чего уж с лагерными доходягами мыкаться.

— Катя! Ты будешь просить прощения у доктора, — про шептала Елена Артемьевна.

362

-— За что это прощение? За то, что в больницу она меня устроила? Там сдыхать, тут околевать — разница не велика.

Подкормила? Отдам, жива буду. Она как к начальству попа ла, нос воротит от таких, как мы. Вчера полковник поизгалял-ся над ней вволю, у меня сердца не хватило смотреть. А се годня свистнул — и побежала она к нему. — Катя говорила громко, ничуть не заботясь, что ее услышат конвоиры, кото рые шли по бокам.

— Прекратить агитацию! — заорал старший сержант, так и не дождавшись, когда же капитан пресечет в корне вредный разговор.

— Молчать! — дрожащим от бешенства голосом прикрик нул капитан. — Какое вы имеете право делать замечания за ключенным в присутствии своего командира!!

— Товарищ капитан...

— Не пререкаться! Три наряда вне очереди после возвра щения в казарму.

Катя, поудобнее обхватив Ефросинью, процедила сквозь зубы:

— Выслуживайтесь, доктор, авось вас в больнице главным сделают. Омуля-то съеденного с кишками чай вытянете? От рабатывать поди заставите каждый кусок?

— Ты врешь, Катя! Врешь! — закричала Рита. —• Доктор!

Доктор! Неужели вы...

Лида побледнела. Она посмотрела на Любовь Антоновну и сморщилась: вот-вот заплачет.

— Я маленькая, — заговорила Лида. — Y меня не умирал брат, не было его.

— Товарищ капитан! Что же они вытворяют? И мне мол чать?! Я даже правило конвоя им не прочел, — растерянно пробормотал начальник конвоя, бросая на капитана осужда ющий взгляд.

— Не больные, а сумасшедший дОхМ, — капитан выругался.

— Прекратить сию минуту разговоры! Иначе всех прикажу вер нуть в зону.

До самого места шли молча. Катя не спускала глаз с Лю бови Антоновны.

...Такой Отповеди я и ждала от Кати... Я знала, что она не сдержится... Если полковник умрет, они не тронут Риту, Катю

363

и всех... В глазах конвоиров я и Катя — враги, чужие... Так же буду держаться с ними в больнице... Не разгадают — с ними ничего не случится... Бьют там, где болит... Конвой убежден, что женщины презирают меня, смотрят как на сексота и при служницу... Оставят меня в покое после смерти Гвоздевского, а это мало вероятно, подойду к Елене Артемьевне и все объ ясню... Тяжелая ноша... Лишь бы не подвела Лида... Она сме нила поведение, боится, что я выдам ее. Как же объяснить ей? Если бы нас на десять минут оставили наедине, я бы су мела убедить ее... Может, урву время?.. Я еще раз убедилась, как посмотрели на меня честные люди, стоило им узнать, что я лечу полковника. Катя отшатнулась от меня... Рита вступи лась и терзается... И все из-за него... Для них полковник не топор, а палач... Дальше полковника Катя ничего не видит...

Она и сейчас уверена, что виноват негодяй председатель, ви новат полковник-садист... Катя готова убить полковника и пред седателя. Все виноваты и никто не виноват... Объективно...

субъективно... Вздор, доктор! Будьте человеком. Простым, доб рым, умным... Если вы увидите кобру, разве вы ее не убье те? И если будете знать, что на смену ей приползут другие кобры, все равно вы должны ее уничтожить. Не хотите уби вать — смотрите, как погибает укушенный ею человек... А

можно лечить бандита? Если ты знаешь, что он выздоровеет, останется безнаказанным и замучает еще сотни людей?.. И

разве это оправдание, что на смену ему придут другие, еще худшие?.. Сам Гиппократ не стал бы лечить такого человека. Я

обязана помочь даже растлителю малолетних... Но помогая ему, я должна быть уверена, что его накажут... Кто и как нака жет Гвоздевского? Разве что повышением по службе и креслом Орлова? По другому пути Гвоздевский не пойдет. Спасти его — это быть соучастницей всего, что он сделает в будущем. Вы бирайте, доктор! Или честно выполненный долг, как вы его понимаете, — и вы дадите жизнь еще одному убийце и погу бите сотни людей, или вы сделаете все возможное, чтоб полков ник не остался жив. Он не имеет права пачкать землю, и вы вместе с ним, если вы ему помогаете. Выбирайте, кто вам до роже: он или люди. А может я ненавижу Гвоздевского за вче рашнее, за то, что было в прошлом году? Если врач мстит боль ному, он хуже самого подлого преступника. Сперва перевяжи

364

его, потом себя. Нет! Нет у меня злобы к полковнику за себя...

Но за Риту, за Катю, за Лиду, за искалеченную жизнь Лизы я вправе убить его и с чистой совестью смотреть, как он уми рает...

Любовь Антоновна нежно посмотрела на Риту. Она по-преж нему шла, не поднимая головы, погруженная в невеселые мыс ли.

...Что же это? — думала Рита, не выпуская из своей руки ладонь Елены Артемьевны. — Я в карцере спала у доктора на коленях... Она отдала нам всю рыбу и хлеб... ругалась на ка питана, когда Катю бил собашник. Доктору тоже попало... За что же Катя так обзывает ее? Доктор старенькая... больная...