Ведьмина дорога

* * *

— Вот она! — закричал мельник Ленз, когда девушка подошла к площади. Во всех скандалах он всегда был впереди всех — шумный, требовательный… А вот на помол его подчас не дозваться… — Ишь! Сама пришла!

— Люди добрые, — спокойно произнесла девушка. Сердце, казалось, колотилось у самого горла. Так много людей. И все её ненавидят. Опять. Снова. Заступник, за что?! — Почему так неласково встречаете?

— Ах ты, нежить проклятая! — завопила рыжеволосая Мета. — Явилась, горем нашим полюбоваться! Да ещё и спрашивает! Вяжите её!

Толпа угрожающе заворчала.

— Дети мои! — вскричал отец Керт. Его глаза встретились со взглядом девушки.

«Если он сейчас скажет «Одумайтесь!» — мне конец!» — с отчаянием подумала вампирша.

— Помолимся! — предложил священник. Вампирша облегчённо выдохнула и одна из первых опустилась на колени. Отца Керта в деревне уважали. Он читал слова молитвы ясно, громко, каждую строчку переводя на привычный крестьянам язык. В его устах святые слова брали за душу и трогали сердце. Вейма, стараясь не слушать, беззвучно шевелила губами. Она была почти что уверена, что молитва не заставит её испариться в клубах едкого дыма, но рисковать не хотела.

Отец Керт был уже третьим священником во владениях барона Фирмина. Первый, старый отец Кейсер, умер вскоре после того как в деревне появились Магда и Вейма. Он был дряхлый, больной, едва мог ходить, и смерть его никогда не удивила. Он был из белых[8], из тех, кто может вступать в брак, но пережил уже и жену, и детей. Когда-то он боролся с наставницей Магды, такой же старой, как и он, ведьмой Вереной, но азарт давно угас у них обоих.

На смену Кейсеру пришёл Гайдин. Из чёрных[9], притом самых страшных из них, нищих братьев-заступников, тех, которые по всем землям союза призывают отрешиться от мирских благ и приблизить победу своего небесного покровителя. Он прожил в деревне год… может, чуть меньше… а потом ребёнок Одилы провалился под лёд… Одила была вдова… кроме ребёнка у неё ничего в жизни не осталось. Ребёнка… и веры.

Магду позвали, когда всё было кончено. Почти. Но спасти ребёнка не могло даже чудо. Счёт шёл не на дни. На часы. И… Вейма ведь рассказывала о себе. Много.

— Я могу спасти твоего ребёнка, — тихо произнесла ведьма, стоя посреди дома. Большой, его ставил ещё дед одилиного мужа, с пустующим загоном для скота, резко пахнущий бедностью и немного козами. — Если ты хочешь этого. Ты правда этого хочешь?

— Да! Да! — рыдала несчастная женщина. — Возьми всё, что хочешь, возьми мою жизнь, только спаси его! Диди ещё так мал!.. так мал…

— Мне не нужно твоё имущество, — так же тихо ответила ведьма. — И ни к чему твоя жизнь. Я ничего не возьму. Но… тебе это может стоить бессмертной души, ведь мне придётся обратиться к силам, которые отвергнуты церковью. Ты готова?

Одила замерла, поражённая.

— Я… Я…

— Я не настаиваю, — отвернулась Магда. — Но другого выхода нет. Прощай.

— Стой!!! Я согласна! Скажи, что надо делать! Всё сделаю, ведьма, только спаси моего ребёнка. Скажешь украсть — украду, скажешь убить — убью, скажешь плюнуть в лицо отцу Гайдину — плюну, скажешь…

— Не надо, — покачала головой Магда. — Ничего этого не надо. Я тебя испытывала. Принеси Диди ко мне в дом в эту полночь и ничего не бойся. Но помни. Никто, ни Диди, ни священник, ни друг, ни брат, никто, слышишь, не должен знать об этом! Ни сейчас, никогда! Даже на исповеди ты не расскажешь о сегодняшней ночи. Слышишь? Исполнишь?!

— Исполню, — кивнула женщина. В её глазах горел фанатичный огонь.

Вейма помнила ту страшную ночь. Они закутали её в чёрное платье, голову укрыли покрывалом. В хижине ведьмы — тогда Магда жила ещё в хижине, доставшейся ей от старой Верены — мерцали волшебные огни да разными голосами ухало по углам.

— Я — смерть, — не своим, страшным низким голосом сказала вампирша, держа на руках ребёнка. — Я пришла за этим ребёнком, чтобы выпить его жизнь и душу. Но ты видишь меня… Рискнёшь ли ты его выкупить? Говори!

— Отпусти его, проклятая! — вскинулась женщина и рванулась вперёд.

— Не смей! — отчаянно закричала ведьма. — Не переступай черты! Отвечай ей! Пока не поздно!

Вейма чувствовала, что время уходит, что надо спешить. Жизнь едва теплилась в ребёнке, когда она над ним склонилась. У неё есть… сколько… тридцать ударов сердца, не больше. И десять из них уже прошли.

— Отвечай! — потребовала она снова.

— Выкуплю! — повалилась на колени Одила. — Заступником, Создателем клянусь — выкуплю! Проси, чего хочешь! Душу… душу отдам…

— Быть посему, — торжественно проговорила вампирша. — За стойкость твою — возвращаю тебе твоё дитя. Но помни. Проговоришься — твой сын не проживёт и часа. Клянёшься ли ты молчать?

— Клянусь! Клянусь! Заступник! Создатель! Святые! Да благословит тебя Заступник, ты спасла его!

Одила, бормоча благодарности, прижала к сердцу своего Диди и выскочила за дверь. Вейма тяжело осела на пол.

— Я потрясена, — проговорила Магда, протягивая стакан молока. — Я могу исцелить, но человек останется слабым. Нескоро к нему вернутся силы и бодрость. Ты же сделала ребёнка таким здоровым и сильным, каким он никогда не был.

Вейма обхватила стакан обеими ладонями. Сделала глоток. Руки у неё тряслись.

— Знаешь, истории про женщину, которая по ночам убивает детей — это чистая правда, — сказала она. Голос тоже дрожал. — Я это она и есть. Я прихожу в темноте, я склоняюсь над колыбелями, я пою свои песни, я пью их кровь, я насылаю кошмары… Я ведь проклятая… Нежить. Я нежить… Я прихожу по ночам… Моя походка легка… шаги неслышны… от меня нет спасения…

Можно промолчать. Можно солгать на исповеди. Но нельзя скрыть, что твой ребёнок чудом исцелился за одну ночь. Наутро Диди весело носился по двору. Это заметили.

Тогда тоже собралась толпа. Крестьяне были угрюмы, прятали глаза. Отец Гайдин кричал, всё больше входя в раж. Вейма после думала, что он уже себя не слышал.

— Взгляните на эту женщину! — надсаживался священник. — Своими руками она вырвала невинное чадо из чистого воинства Заступника и ввергла его в руки Врага! Умри он этой ночью — ему бы уже пели хвалу на небесах! Но он остался на земле! Он открыт скверне, он вырастет грешником, как его мать, как все вы! Он потерял своё место среди…

Его прервал камень, разбивший губы. Только тут отец Гайдин взглянул в глаза своей пастве.

— Значится, мы все грешники? — угрожающе спросил мельник. — Значится, твоё отпущение грехов не помогает?

— Да где ж это видано! — завопила Мета. — Ворон! Убийца! Вы слышали?! Он сказал, что лучше бы дитя умерло! Волк! Душегубец!

Прилетел ещё один камень. За ним ещё.

Отец Гайдин оказался не слишком храбрым человеком. Он не хотел умирать за свои слова. Священник подобрал рясу и бросился бежать прочь от деревни, туда, где на невысоком холме стоял замок барона.

…через неделю он тихо исчез. А в деревне появился отец Керт. Он был из белых и вскоре женился на местной девушке. К счастью, когда его дочь заболела, Магду позвали сразу. Вейме не пришлось участвовать в её исцелении.

— Воззовём к Заступнику, чтобы он просветил наши умы и вложил в сердца понимание! — призвал священник. — Откроем сердца для милосердия людского и будем ждать милосердия божественного!

— Погоди-ка, отец! — вскочила на ноги Мета, оправляя латанную юбку. — Ты что же! Призываешь отпустить эту мерзавку?! А она продолжит пожирать наших детей?! Ты этого хочешь?!

Отец Керт осенил женщину священным знамением. Крестьянка неуверенно попятилась.

— Истина не на земле, а на небесах, — серьёзно ответил он. — Не слабым человеческим разумением может быть открыта правда. Гнев затуманил твой взор. Молись, дочь моя, моли Заступника избавить тебя от греха!

— Но, отец… — оторопела крестьянка.

— Значится, Мета ошибается? — подошёл к ним мельник. — Почему тогда девка молчит? Другая бы…

«Потому что всё это уже было» — подумала вампирша.

— Не громкостью крика измеряется невиновность, — с той же серьёзностью заметил отец Керт. — Мета добрая женщина, но она гневлива и пристрастна. Чего вы хотите, верующие — совершить несправедливость или защитить ваших детей?

— Детей!.. Защитить!.. Пусть отец разберётся!.. Барона зовите! Детей, детей! Гоните её в шею! — раздалось из толпы.

Креб и Риг потихоньку стали оттирать Мету в сторону, но не такой была эта женщина, чтобы оставить за кем-то последнее слово.

— А пусть она улыбнётся! — потребовала она. — Пусть эта тварь покажет зубы!

Вейма вздохнула. Всё это уже было.

— Дочь моя, не думаю…

— Нет, она права! — снова вмешался мельник. — Почему девка никогда не улыбается?!

— Или ты Заступник, чтобы читать в чужих сердцах?! — разгневался отец Керт.

— Прекратим это, — вздохнула Вейма. Если бы вампиров было так легко взять, их бы перебили ещё на заре человечества. — Мета! Ленз! Подойдите ближе, не бойтесь.

— Ишь, какая! — заворчала Мета, но опасливо подошла ближе. Вейма без улыбки оскалила зубы. Клыки были совершенно обычного для человека размера. Люди не знали, что зубы вампира меняются только перед укусом или если необходимы в драке.

— Довольно с вас? — спросила вампирша. Мета разочарованно махнула рукой.

— Надо вторую сюда приволочь, — проворчала она.

— Ну, Магда-то точно улыбается! — возразил Креб. — Сам видел!

— Ага, когда она тебя по лбу половником огрела, чтобы руки не распускал! — поддел его Риг.

— Это всё? — кротко спросила Вейма. Неужели так просто…

— Но дети-то пострадали! — резонно прозвучало в толпе. Все обернулись. Говорил кузнец Вилли, ражий детина, о котором все знали, что он в церковь не ходит и знается по ночам с огненными духами. Кое-кто даже «припоминал», что в детстве-то волос у него не был рыжий. А как к наковальне да горну встал — сразу масть сменил. Кузнец только ухмылялся. Вейма точно знала, что слухи не то чтобы совсем беспочвенны. Кузнец закупал у Магды красную краску. Слухи ему очень нравились.

— Зовите сюда ведьму! — предложил виноградарь Йаган. — Если к нам какая-то нечисть повадилась, кто лучше ведьмы с ней справится?

— Одумайтесь! — потребовал отец Керт. — Не колдовскими ухищрениями, а только священным словом да верой побеждают Врага!

— Вы, отец, прогуляйтесь! — вежливо предложил сын кузнеца Липп. Щуплый и низкорослый, он считался слишком хлипким, чтобы помогать отцу в кузнице. А кроме того, до работы парня было не дозваться. С утра он спал так крепко, что не разбудить, днём купался и перешучивался с пришедшими стирать бельё девушками, а то уходил на весь день в лес собирать малину. Отец давно махнул на него рукой, а крестьяне уговаривали Вилли взять себе подручного, а сына прогнать взашей.

— Не указывай старшим, мальчик! — рассердился священник.

— Прогуляйтесь-прогуляйтесь, — ничуть не смущённый отповедью усмехнулся юноша. — А то один тут уже высказался. Ваш предшественник. И тоже про детей.

Вейма уловила появление нового человека за спиной, но оглядываться не стала. К деревенской площади приближался Менно, фенрих[10] барона Фирмина, то есть тот человек, который в бою нёс знамя своего господина. В мирное время он являлся выразителем воли барона. На этот раз Менно не стал заговаривать с собравшимися людьми. Он тронул за руку вампиршу и тихо сказал: