Прямо по курсу - мечта

Первым делом я собрала свою сумку, положив в нее самое необходимое: теплый свитер, бутерброды с ветчиной, папин старый компас, таблетки от головной боли, книгу "Лучшие кулинарные рецепты", любимую пудреницу, вазочку для карамелек и много-много других полезных вещей.

Когда сборы были закончены, я накормила мышей, осторожно укрыла бабушку пледом, взяла сумку и, прослезившись на пороге, выскользнула за дверь.

Только не подумайте, что я ушла не попрощавшись. Я была хорошо воспитанной внучкой и оставила бабушке записку.

"Прощай, бабушка, — написала я на клочке бумаги. — Не сердись на меня. Я отправляюсь на поиски таких, как я. Потому что мне очень грустно быть последним муми-троллем. Когда-нибудь я вернусь, и ты узнаешь, что нас еще много на свете. Береги себя. Твоя внучка.

P.S. Мыши, что живут под полом, едят два раза в день".

Выйдя из дома, я по привычке ожидала увидеть пустынный берег, но увидела совсем другую картину. Солнце уже подсушило уставший от дождя остров, и его обитатели высыпали на улицу. Кто-то играл в догонялки на песке, кто-то купался, кто-то просто гулял по берегу, наслаждаясь теплой погодой. Крики чаек смешивались с гомоном самых разных существ. На остров постепенно возвращалась жизнь.

Скоро я заметила Гафсу в соломенной шляпе. Она сидела на стульчике прямо у моря и мрачно наблюдала за Хомсой, который пытался спустить лодку на воду. Еще одной молчаливой зрительницей была Филифьонка. Она дрожала как осиновый лист, несмотря на теплое платье и шапочку, и сжимала в лапах бесформенный узелок. Наверное, простудилась в дождь, подумала я и стала вспоминать, есть ли в моей сумочке лекарство от простуды. Но, когда я подошла ближе, Филифьонка не выглядела больной, скорее всего, она волновалась или была чем-то напугана.

— Добрый день! — поздоровалась я, приветливо оглядев странную компанию. — Чудесная погода, не так ли?

— Чудеснее не придумаешь, — не очень вежливо ответила Гафса и кивнула в сторону Хомсы: — Полюбуйтесь на это безрассудство! Отправляться в плавание на такой маленькой лодке — дурная затея.

— Других не имеем, — пробурчал Хомса, пожав плечами, и продолжил готовиться к отплытию.

— Пираты отправят ее на дно в первую же минуту, — не унималась Гафса. — Вы слышали, что случилось с хемулевской королевской флотилией? В живых остался всего один хемуль, и тот онемел от страха.

— Что ж, придется рисковать, — вздохнул Хомса. — Клад сам себя не найдет. И вообще. Может, я и сам хочу стать пиратом...

— Позвольте узнать, куда вы направляетесь? — спросила я.

Хомса оставил лодку в покое и принялся рассказывать.

— Я нашел на карте Остров Всякой Всячины. Говорят, там можно отыскать все что угодно. Блокноты, швейные машинки, одеяла из гагачьего пуха, рамки для фотографий и фруктовые коктейли со льдом. А еще любые клады и сокровища. Чего там только нет. Бери сколько хочешь, никто тебе слова против не скажет.

— Интересно, а муми-тролли там есть? — взволнованно воскликнула я.

Хомса почесал затылок.

— Вполне возможно, — сказал он. — Почти наверняка. Как же без муми-троллей? Там даже педали от велосипеда есть. Значит, и муми-тролли найдутся.

— Возьмите меня с собой, пожалуйста, — попросила я. — Мне очень нужно. Обещаю вести себя хорошо. Не спать допоздна, не петь по ночам и вступить в бой с пиратами, если потребуется. В моей сумке полно бутербродов и даже компас есть. Папин, настоящий.

— Бутерброды — это прекрасно, — одобрил Хомса. — Отплываем через десять минут.

Гафса презрительно фыркнула и закатила глаза.

— Еще одна сумасшедшая! Не надейтесь, что пираты пощадят вашу юность...

— Да что вы заладили, милочка! — перебил ее возмущенный писклявый голос. Он принадлежал Филифьонке, которая все это время лишь молча слушала и наблюдала. — Все пираты да пираты. Как будто кроме пиратов других тем для разговора нет. К вашему сведению, я в юности мечтала уплыть с пиратами. И теперь мечтаю. Если пираты помогут найти моих родственников, которые уже два года не отвечают на письма, я первая взойду на их корабль. Уж лучше пираты, чем несуществующий сказочный принц, которого вы ждете на берегу целыми днями.

Гафса позеленела от злости. Пораженная тирадой Филифьонки, она шумно выдохнула, всплеснула лапами и, почему-то передумав отвечать, стала собирать вещи.

— Может, поплывете с нами? — предложила я, пожалев ее. — Вы ведь так любите море.

Глаза у Гафсы на секунду загорелись, а потом снова погасли. На мордочку вернулось презрительное выражение.

— Сегодня последний день моего отпуска, — произнесла она, — и я хочу провести его в тишине и покое.

Она взяла стульчик, надвинула шляпу на глаза и пошла вдоль берега, не обращая внимания на волны, которые окатывали ее лапы, словно затеяли с ними веселую игру.

Хомса между тем спустил лодку на воду, и я села в нее, бережно положив рядом свою сумку. Голова у меня кружилась: то ли от легкого покачивания, то ли от волнения, то ли от всего сразу.

— Чего же вы ждете? — закричал Хомса, обращаясь к Филифьонке. Та растерянно стояла на берегу, прижав к груди узелок. Вид у нее был жалкий. — Садитесь скорее! Волна поднимается. Кажется, вы ищете родственников?

Филифьонка радостно закивала.

— Ну вот! — сказал Хомса. — Вы ищете родственников, эта юная особа ищет муми-троллей, а я ищу клад. Лучшей компании вам не найти.

И Филифьонка наконец решилась. Она ступила в воду, схватилась лапой за корму, и Хомса помог ей забраться в лодку.

— Почему вы дрожите? — спросила я, когда Филифьонка уселась рядом со мной.

— Я ужасно боюсь пиратов, — призналась она.

Я раскрыла рот от удивления.

— Как же так? Вы сказали, что встреча с пиратами всегда была вашей мечтой.

Филифьонка наклонилась к моему уху и прошептала по секрету:

— Я придумала это специально, чтобы проучить Гафсу. Все гафсы — невыносимые зазнайки. — Лапки Филифьонки по-прежнему тряслись, а в глазах горели беспокойные огоньки. — Если быть откровенной до конца, я и море не люблю. Мокрое, холодное и такое шумное, что хочется закрыть уши лапами... — Она немного помолчала. — Вот бы вернуться на берег. Но теперь уже поздно...

Да, было слишком поздно. Лодка, управляемая Хомсой, уже несла нас по волнам, и берег с каждой минутой становился все дальше и дальше. Я смотрела то на своих спутников, то на выцветшую на солнце крышу бабушкиного дома, то на далекий горизонт, сулящий неизвестность, и не верила своим глазам. Так началось мое самое первое настоящее путешествие.

Мы находились в открытом море уже несколько дней. Филифьонка постепенно перестала дрожать и часами рассматривала фотографии родственников, которые отыскала в своем узелке. Хомса ловко орудовал веслами, болтая без умолку о сокровищах. Я молча слушала, только успевая доставать из сумки бутерброды. Увы, бутерброды заканчивались со скоростью света, а вот берега, к которому можно пристать, чтобы пополнить запасы, по моим ощущениям, не предвиделось еще очень долго.

Курса у нас не было. Мы плыли куда глаза глядят. Папин компас оказался сломан. Хомса безуспешно тряс его и держал на ладони, пристально глядя на заветную стрелку в надежде, что она заработает, но она не заработала. Сам Хомса понятия не имел, где находится Остров Всякой Всячины, куда он так отчаянно стремился. На второй день нашего плавания выяснилось, что карта с координатами острова была напечатана в юмористическом журнале под редакцией коллектива хемулей, и, скорее всего, этого удивительного места, где можно найти что угодно, вообще не существовало, либо оно было скрыто от любопытных глаз.

— Подумаешь. — Хомса ничуть не расстроился, когда я вычислила, что карта, возможно, фальшивая, и сообщила ему неприятную новость. — В мире полно островов с сокровищами. Рано или поздно найдем то, что нам нужно. Пираты же находят. И мы найдем. Чем мы хуже пиратов?

— Мне кажется, мы чуточку лучше, — с улыбкой сказала я и внесла рациональное предложение: — Давайте возьмем курс на дом Хемулихи. — Хомса удивленно вскинул брови, взглянув на меня. — Ну надо же с чего-то начинать. Это сиротский дом, откуда сбежали муми-тролли. Он не должен быть слишком далеко, иначе в газете не написали бы об этом. Хемули любят лесную местность. А еще долины. Точно, долины! Редко встретишь долину, где бы не было ни одного хемуля. Но начать нужно с сиротского дома, определенно.

— Сиротский дом? Вы хотите усыновить ребенка? — состроив жалостливую гримасу, спросила Филифьонка. — Как мило. Но что вы будете делать, если и другие подкидыши захотят, чтобы вы стали их мамой? Неужели усыновите всех сразу?

— Не знаю, — честно ответила я. — Мне бы сперва найти хоть какого-нибудь муми-тролля, а дальше видно будет.

— Понимаю, — вздохнула Филифьонка и любовно погладила лапой фотографию своей племянницы. Сама она тоже не знала, куда лучше плыть. Ее родственники были разбросаны по всему свету, постоянно меняли место жительства и ужасно не любили отвечать на письма.

Так мы и носились по волнам, гонимые ветром и поддерживаемые своими зыбкими мечтами, пока не увидели на горизонте большое черное пятно. Пятно с каждым часом росло и совсем скоро стало напоминать огромный плавучий дом или необитаемый остров, затерявшийся посреди океана.

— Земля! — обрадовался Хомса и стал грести еще быстрее. Подзорной трубы у него не было, поэтому он не мог как следует рассмотреть надвигающееся на нас пятно. — Земля прямо по курсу! Приготовиться к высадке на берег! Будьте осторожны, там может быть опасно. Не заговаривайте с незнакомцами, не раскрывайте никому наших планов, не смейтесь, когда...

— Хомса! — Я перебила его и потрясла за плечо. — Хомса, остановитесь! Это не земля. Это корабль. — Мое сердце ушло в пятки, когда я поняла, с кем нам предстояла встреча в открытом море. И я с трудом вымолвила: — У него паруса черные...

— Пираты, — всхлипнула Филифьонка и схватила меня за лапу.

— А? — Хомса издал странный звук, словно потеряв дар речи. Он бросил весла и уставился на пиратский корабль.

На палубе царила суета. Кто-то важный в треуголке с пером зычным голосом отдавал приказы, матросы бегали и кричали, а выдвинутые наполовину пушки угрожающе скрипели. Ветер раздувал черные паруса, гордый и величественный нос разрезал шипящие темные волны. Все происходящее казалось мне сном.

Скоро корабль поравнялся с нашей лодкой, и ее едва не перевернуло накатившей волной.

— Попрощайтесь с жизнью! — расхохотался матрос с крысиными усами, направив на нас штуку, очень похожую на ружье, и я, не помня себя от страха, закрыла глаза.

"Вот и закончилось мое путешествие, — с грустью подумала я. — Никаких тебе муми-троллей, никакой юности, полной романтических приключений, никакого дома с голубой крышей. Бедная бабушка, бедные мама с папой, они не переживут этого позора".

Я услышала странный щелчок и уже приготовилась умереть, но не умерла. Открыв глаза, я убедилась, что Филифьонка и Хомса в порядке. Одна все так же дрожала, а второй молча смотрел на пиратов со смесью страха и восторга в огромных глазах.

— Взять живыми! — снова приказал кто-то важный, и нас подняли на борт вместе с лодкой, окружив со всех сторон и оглядев с головы до лап, словно мы были сделаны из золота. Старый еж с перевязанной головой так жадно рассматривал мою сумку, что я испугалась, как бы он не отобрал ее и не разбил пудреницу. Между тем бобер в грязной, побелевшей от морской соли рубахе выхватил у Филифьонки узелок, разорвал его, и на палубу посыпались бесчисленные фотографии, открытки и гипсовые безделушки.