Царевна

— Что там в городе слышно? — спросил Святогор, неспешно разбирая гостинцы от братьев.

— Царица старая умерла, царь… сидит на почётном месте, говорят, советы Елисею даёт. Елисей хорошо правит, да только это мир пока, да урожай в прошлом году богатый был, так что не хитро ему быть хорошим царём. А Белослава, — Дамир быстро глянул на мрачного Переслава, — её и не видно совсем. Слышал я, Забава мне сказывала, что Елисей терпение теряет. Вон, уже полгода прошло, а царица молодая не понесла ещё… Да и ясное дело — одно дело женихаться, другое — вместе жить-быть.

Святогор тяжело вздохнул, закашлял и покачал головой:

— Не нам судить! Знать, судьба у неё такая, раз Елисей её из гроба поднял, значит, суженый он её, небом данный.

— Слухи ходят, — Дамир понизил голос, хотя кроме них никого в тереме и не было. — Забава говорит, слышали, королевич как-то, осерчавши, Белославе сказал, коли наследника не родит… он себе другую царицу найдёт, а её сошлёт в монастырь дальний. Он теперь царь, а то, как он им стал — кого уж волновать-то будет.

— Бабские сплетни, — уверенно сказал Святогор, — а ты слушаешь! Видел я королевича, не мог он.

— Не мог так не мог, — ответил Дамир, — да только вдруг с царицей молодой что случится? И не поможешь…

— Пока царь старый жив, не посмеет он, — сказал Переслав, и голос его дрогнул.

А на следующий день вызвался он проводить Ярополка и Дамира до города, заодно новую сбрую для лошадей присмотреть.

Въехав в город, о сбруе он и не вспомнил. Наскоро попрощался с Дамиром, поспешил к Владимиру.

— Мне надо увидеть Белославу, — сказал, едва поздоровались.

— Да ты белены объелся, что ли? — всплеснул руками Владимир. — Она царица, как тебе к ней-то? Да и зачем?

— Надо мне, — хмуро ответил Переслав. — А у тебя должок передо мной.

— Про должок помню, да только тебя туда вести — слово царю нарушать, а это посерьёзнее будет. Чегой-то ты всполошился?

— Слухи ходят, — неохотно признался Переслав. — Не понести царице молодой никак, царь недоволен.

— Дело молодое, успеется. Елисей, конечно, иногда может вспылить, так и в ум приходит ещё быстрее, чем вспыхивает. Или думаешь, он решил жену со света сжить?

— Откуда мне знать, что он делать хочет! А мне Белославу видеть надо. Мочи нет, как надо!

— И не проси, — нахмурился Владимир. — Ты лучше в дружину ко мне иди. Будешь терем охранять… от всяких, желающих кого не надо видеть.

— Твоя взяла, — Переслав бросил на стол шапку. — Да как я Святогора оставлю?

— Ты за него не переживай, вы уйдёте — другие придут. Хочешь, я своего Данко пошлю? Пущай в лесу поживёт, авось поумнеет, а то всё ветер в голове. Ну что, договорились? — и Владимир протянул Переславу руку.

* * *

— Обойдусь без пригляда, — Святогор не обрадовался известию, что Переслав уезжает, оставляя вместо себя сына Владимира.

— Да не за тобой пригляд нужен. Это тебе в обучение Данко прислали. Авось тут ума-разума наберётся.

— Значит, нашёл Владимир, чем тебя заманить, — Святогор расправил плечи, разгладил усы и бороду, как понял, что это он Данко учить будет. — Ну, значит, так тому и быть.

— Я там долго жить не смогу, — Переслав, затянув котомку с чистой рубахой и штанами потуже, сел напротив Святогора. — Один буду — вернусь, а если…

— Что это ты удумал? — тут же помрачнел Святогор.

— Ничего не надумал, — Переслав вздохнул, — да только мне без неё жить не можется.

— Размяк! — Святогор встал, стукнул по столу кулаком. — Она ж баба просто, красивая, не спорю, да не одна она такая! Околдовала она тебя, что ли?

— Знаю, что не одна, — не стал спорить Переслав, — да только мне другие не надобны.

— Тьфу ты! Ну, может, в столице-то и других найдёшь, успокоишься.

— Как бог даст, — Переслав перекинул котомку за спину, поклонился старшему брату в пол и быстро вышел.

Жизнь в городе была ему не по нраву, слишком шумно — не успел глаза открыть, а с улицы уже крики да шум, захочешь один остаться — да не сможешь. Забот не сказать, чтобы было много, да только встать не успеешь, оглянуться не успеешь — вечер уже. В царском тереме Переслав был за месяц всего раза два и Белославу не видел, но разговоры слышал. Все ждали наследника, перешёптывались, что де мать Белославы понесла в первую же ночь. Переслав от таких разговоров мрачнел, стискивал зубы, да уходил. Шёл стрелять из нового лука, который всё никак не хотел в руку правильно ложиться. Переслав злился и всё посылал и посылал стрелу за стрелой в старую мишень.

За хлопотами и заботами прошла весна, наступило лето. Ночи стали короче и наполнились ароматом цветов. Все уже спали, а Переслав сидел на скамье, рядом с теремом, да смотрел на звезды.

— Чего маешься? — Владимир тяжело сел рядом. — Сходи-ка, обойди сад царёв. Похоже, зверь какой завёлся, в дальнем углу ветки поломаны.

— Только с сусликами и осталось сражаться, — проворчал Переслав, но пошёл.

Ветки и правда на одном из кустов были поломаны так, словно медведь продирался, а не суслик. Переслав осмотрел ограду за кустами — всё было на месте. Он стоял, поглаживая бороду и раздумывая, что лучше предпринять, когда услышал тихие всхлипы и пошёл на звук, кажется, и дышать забывая.

— Белослава?

Под старой раскидистой ивой стояла искусно вырезанная скамейка, на ней сидела молодая царица и, закрыв лицо белым платком, тихо плакала.

Она встрепенулась, услышав шаги, да так и застыла, прижала ладонь ко рту, увидев Переслава.

— Обидел тебя кто? — он остановился, не дойдя до неё пару шагов. — Случилось что?

— Стой! — она вытянула руки, словно отгораживаясь от него. — Не подходи! Нельзя мне здесь быть, и тебе со мной разговаривать нельзя.

— Ты же мне, почитай, сестрица. Отчего же нельзя? — он сделал ещё шаг, холодея от мысли, что она сейчас бросится от него прочь.

Она ничего не ответила, упала обратно на скамейку, безвольно опустив руки.

— Обижает тебя твой королевич? — ещё один шаг, и Переслав встал перед ней на колени, взял её руки белые, поцеловал в ладони. — Помнишь, как ты меня малиной кормила? Я вот всё забыть не могу.

— Переслав… — она освободила свою руку, да только затем, чтобы коснуться его щеки. — Как же быть мне? Что делать? Бог-то всё видит, знает… оттого и детей не даёт. Елисей хороший, не обижает меня, зря люди судачат. Знаю я, судачат, сама слышала! Ох, тоскливо мне тут, свет не мил…

А он снова поцеловал её в ладонь, провёл руками вдоль плеч, расстегнул брошку, держащую шаль, и та скользнула вниз. Коснулся волос, глядя ей в глаза, потянул на себя, и Белослава поддалась. И губы её были сладкие, как мёд, и он пил бы да пил, но она оттолкнула его, встала поспешно.

— Не надо так, Переслав, — подхватила шаль. — Я царица, негоже так поступать, нельзя…

— А так жить, как ты, можно? — он встал вслед за ней.

— У меня путь один — прожить, сколько бог даст, да упокоиться с миром. Елисей меня от сна силой любви поднял, как же я его предать могу?

— Силой любви… Царевна-царевна, уже царица, а всё в сказки веришь!

Она вскинула на него глаза.

— Что знаешь? Говори! Приказываю! — она топнула ножкой.

— Ты не забывай — я разбойник, человек вольный. Приказывает она! — усмехнулся Переслав.

— Переслав, скажи, если что знаешь! — попросила она жалобно.

— Яблоко, что ты съела тогда, было с ядом, а от яда противоядие нужно, вот тебе и весь сказ.

— И кто его варил? — она нахмурилась.

— Знахарь. Твой милосердный отец пожалел его, сослал в соседний город, а я б три шкуры спустил…

— В соседний город… — она отошла от него, раздумывая. — Приходи, Переслав, завтра, в этот же час, сюда. Придёшь?

— Сама знаешь, что приду. Куда же я от тебя денусь?

— А говорил — человек вольный? — она улыбнулась ему, поклонилась и быстро, по едва заметной тропинке между деревьями, побежала к терему.

Она ушла, а он остался стоять посреди царёва сада. Потом сел на скамейку под ивой да крепко задумался. Тревожно было от её расспросов, от того, как смотрела она на него, будто что-то решая.

И на следующий вечер он, сказав Владимиру, что покараулит, посмотрит, кто в саду безобразничал, пришёл на уговорённое место.

Царица ждала его: стояла, нетерпеливо оглядываясь, а увидев его, потянула руки, как к другу сердечному.

— Что ты надумала, Белослава? — спросил он её строго.

— Плохо со мной Елисею, вижу, мается он. И я его люблю, как брата, а брата названного… — она замолчала, покраснев, и отвела глаза. — Да только смерть нас с Елисеем разлучить может. Значит, умереть мне надо, Переслав.

— Я тебе не позволю, — он покачал головой.

— Я уже раз на полпути к смерти была, не страшно там. Словно паришь высоко-высоко и так покойно на душе, так хорошо!

— Тогда и я с тобой, — сказал он мрачно.

— Кто ж меня вернёт тогда? — спросила она тихо.

— Второй раз умереть задумала? — он обнял её нежно, погладил по волосам. — Выпить яду и дождаться, чтобы похоронили? Да только тогда я знал, что жива ты, поэтому в землю зарыть не дал. Поэтому к Владимиру отправился и рассказал, что подозревал. Бог помог — не ошибся. А теперь закопают тебя в землю сырую, да не в уголке тихом, а так, что обратно тихонько не откопаешь. Нет, Белослава, так не получится. Не умереть тебе понарошку снова.

— Не умереть, — она вздохнула, — но и жить мочи нет.

— Да и об отце подумай.

— Плох отец мой, совсем плох, не узнаёт меня. Никто не знает о том, да только спит он весь день, и ночь спит, а когда не спит, смотрит в стену, да мачеху умершую зовёт. Обо мне и не вспоминает вовсе.

— Видно, на роду нам так написано — друг без друга маяться. А может, всё ещё и сладится… Может, и придумаю я чего. Я приду сюда через дюжину дней. Тогда и порешим.

Она подняла на него глаза:

— Переслав…

— Лебёдушка моя белая… — он целовал её лицо, лоб, щёки, губы алые и с каждой секундочкой понимал — ещё чуть-чуть, возьмёт в охапку, да утащит в лес тёмный, никто не найдёт. — Иди, иди, я подумаю, что-нибудь да надумаю…

Она нехотя оторвалась от него и поспешила в терем.

С того дня ходил Переслав как больной, как бы он ни думал, а мысли всё на одно поворачивали — слишком страшно было ошибиться. И всё-таки оседлал он коня и поехал в соседний город, где доживал свой век старый знахарь.

— Знаю, знаю, всё это ты! — Знахарь Переслава в дом пустил, да только затем, чтобы дрожащей рукой на него указывая, кричать проклятия.

— Ты на меня криком не кричи! — Переслав обнажил меч. — Я тебя мигом успокою, мне тебя щадить не за что. Ты зачем царевну со свету сжить хотел?

— Да что мне твоя царевна! — скривился знахарь. — Царица попросила, разве мог я ей отказать? Ты её видел? От одного её взгляда жить хотелось! Не ценил её царь, вроде и любил, да не так, да неправильно, один я ей цену знал! Один я!

— Что за яд-то ты такой придумал? От которого спишь, да не умираешь? — Переслав убрал в ножны меч и сел на скамью, хотя ему и не предлагали сесть.

— Что, опять понадобился? — захихикал старик, усаживаясь рядом. Дух от него шел тяжёлый, как от болота в жаркий день. — Я о тебе, Переслав, давно слышал, не зря ты в леса-то от честного люда сбежал. Не чиста твоя совесть, не чиста!

— Я со своей совестью сам управлюсь, не твоя это печаль, — резко ответил ему Переслав.