Царевна

— Управишься, — снова засмеялся старик, — как не управиться? И я такой был, тоже думал — управлюсь, — он закашлялся. — Ты вот что, иди ко мне в ученики. Лет через пять узнаешь, как такой яд варить и другие, не хуже. Сможешь зачаровать, кого захочешь, разума лишить или памяти!

— Памяти… Разве можно памяти лишать?

— А чего ж нельзя, если знаешь как? — опять засмеялся знахарь.

Переслав посидел, подумал, глянул на старика, да и плюнул в сердцах.

— Вижу, не о чем нам с тобой говорить, да и не договоримся мы. Живи, век доживай, — и без поклона и прощания ушел.

Только смех старика вслед летел.

Поехал Переслав не в город стольный, а прямиком к Святогору. Посидели они, поговорили, Переслав новости последние рассказал, но о царевне ни словечка не обронил. Уходя, забрал свои книги, которые, думал, вовек больше не откроет, котелок походный, который они брали, когда в дальние походы ходили, травы сушёные, приторочил всё это к седлу, да в город поехал. Только на полпути спешился, коня привязал, да глубже в лес зашёл.

Вспомнил он, как знахарь сказывал про зелье, что памяти лишает. Что ж, может, лучше для Белославы будет забыть его, вдруг это счастье ей даст с королевичем?

Три дня и три ночи варил Переслав варево из трав болотных, да цветов луговых, из воды проточной, слизи жабьей и пиявок жирных. Не торопился, не спешил, всё в книги поглядывал. К третьей ночи затушил огонь, перелил варево в берестяную фляжку, остальное под старый дуб вылил и поехал домой.

Весь день, на который они уговаривались с Белославой увидеться, он был сам не свой, Владимир аж решил, что заболел Переслав:

— Лихорадка, что ли, одолела? Говорят, ты к знахарю старому ездил. Не опоил ли он тебя чем?

Переслав только головой мотнул, да ушёл, стараясь до самого вечера никому на глаза не попадаться.

Он опять пришёл первым, дождаться не мог, когда Белослава придёт, и надеялся, что не придёт, и не надо будет ей варево колдовское отдавать.

Она пришла... Переслав слова вымолвить был не в силах.

— Что ж ты молчишь? Слышала я, что ездил ты всё-таки к знахарю. Что, дал он тебе яд?

— Не дал, да я и не взял бы я его. Вот тебе отвар колдовской, памяти лишает. Да не пугайся, не совсем! Людей помнить будешь, всё, что было — помнить будешь, да сердце успокоится и болеть перестанет, словно не было ничего.

Она побледнела, отшатнулась от него.

— Ты мне это варево привёз? Что ж сам его не выпьешь?

— Я лучше мучиться буду, — ответил он спокойно. — От этого никому беды не будет. Не хочу, чтобы ты страдала, чтоб ты маялась. А так, глядишь, меня забудешь, и с королевичем твоим всё на лад пойдет.

Она подошла к нему ближе, заглянула в глаза его, вздохнула тяжелёхонько, прижалась к его груди.

— Раз ты так хочешь, то и пусть, — и взяла из его рук фляжку.

— Дай на тебя последний раз налюбоваться, — взял он её за плечи и стоял, смотрел, насмотреться не мог. Луна была большая, яркая, светила, что днём солнце. Переслав стянул с волос Белославы яркий платок, вышитый дивными цветами, пригладил волосы, коснулся нежной щеки и припал к губам. — Прощай, лебёдушка моя, прощай, моя ненаглядная Белослава, я за нас двоих обо всём помнить буду.

— Прощай, — она, склонив голову, ушла.

— И любить за двоих буду, — тихо добавил Переслав.

Он всю ночь промаялся и уснул лишь перед рассветом, и тут же его разбудил Владимир.

— Беда у нас, Переслав, беда. Одевайся, пойдём.

Переслав оделся быстро, споро, и они вместе зашагали к царёву терему.

— Царица-то наша что удумала! Опять пропала! Что за напасть? Теперь-то кто её куда дел, не знаешь часом? Что встал?

Переслав как в землю врос.

— Пойдём, говорю, — потащил его за рукав Владимир. — Никому довериться не могу, дело же такое… Чернявка говорит, что Белослава наша, наверное, птицей обернулась и улетела!

— Что за глупости, — бросил Переслав, холодея от догадки.

— Вот и я говорю, глупости это. Окно настежь, а царицы нет. То ли похитил кто, то ли… Не Черномор же её невесть куда утащил?

Они обшарили весь терем, осмотрели всё, что только смогли — царицы след простыл.

— Найти живой или мёртвой, — потребовал Елисей. Переслав стоял, стараясь на царя своего не смотреть. Знал, что Елисей ни в чём не повинен, а смотреть не мог.

Весь день искали Белославу, а к вечеру, когда небо стало алым, нашли внизу по течению реки её платок, за ветку ивы плакучей зацепившийся.

— Как же я царю скажу? — потрясенный Владимир как стоял, так и сел. — Утопилась… Ох, горе-то какое!

Переслав, ни жив, ни мёртв, побрёл по реке вниз по течению. Шёл и шёл, пока не упал без сил на землю и не заплакал. В темноте пришёл домой, шатаясь, не понимая, как жив ещё. Утром собрал вещи в котомку, да отправился, куда глаза глядят. Выехал из города, и тут на дорогу вышла старушка сгорбленная, вся в чёрное закутанная, лицо страшное тряпкой прикрытое, только клок седых волос и видать.

— Подай, молодец, бедной бабушке! — проскрипела она. — А я тебя в путь-дорогу благословлю.

Спешился Переслав, достал из кошеля копеечку, вложил старушке в руку и обомлел. Рука-то была молодая, белая, кожа гладкая, бархатная!

Стянул он со старухи балахон её черный, выпрямилась она во весь рост, улыбнулась ему:

— Здравствуй, Переслав, али не рад меня видеть?

— Белослава… — ахнул он.

— Умерла Белослава, утонула, — рассмеялась она. — Придётся царю новую царицу искать.

— Как же мы будем с тобой? Ни двора, ни кола, ни имени?

— Как-нибудь да устроимся, главное — с тобой вместе, — обняла его Белослава, прижалась к груди его широкой.

— Лебёдушка моя!

Поцеловал её Переслав нежно, вскочил на коня, посадил Белославу перед собой, и уехали они. И в этих краях больше их и не видели…

КОНЕЦ!