Зеркало Кули

Особняк Суяровой высился мрачной громадой. У подъезда гранитные львы грели на солнце обветренные морды. Домофон на резной дубовой двери выглядел нелепо. Мимолетная игрушка рядом с этими могучими створами, рядом с медвежьей головой сжимающей кольцо в зубах, вместо ручки. Современное, ширпотребное ничто.

Все окна были темными. Эля позвонила в домофон и вошла. В подъезде тьма оказалась настолько густой и плотной, что Элины движения замедлились, скованные черной кисельной массой. Пахло прогорклой пищей, сырость ощущалась кожей. Путь наверх - ступени. Два поворота – этаж. Эле на пятый. В конце незримой лестницы тьму расчеркнула желтая скоба. Расползлась светящимся квадратом. В нем – черный силуэт Жени.

- Проходи, - Женя скрестила руки на груди. По тону слов казалось, что она не довольна. Это не так. Женя деловая и собранная, она не тратится на нежности и сплетни. Короткое приветствие – дань этикету. Все по делу, - будешь жить там.

- Спасибо, - Эля подцепила носком задник балетки. Пол был грязным. Снимать обувь не требовалось. - Проводишь? Заодно дом покажи, Жень.

Женя снова кивнула и пошла вперед угрюмая, словно индейский проводник-следопыт.

- Здесь жильцы, здесь и здесь, - она указывала на резные дубовые двери, - тебе сюда.

Комната оказалась совсем небольшой, без окна. Мебель наполняла ее до краев, делая похожей на кладовку. Резные увесистые столы и кровати занимали все пространство у стен, на которых громоздились полки, полки, полки.

Эле стало не по себе в этом темном душном месте, но она не подала виду. Женя вышла, а Эля, не желая остаться одна, поспешила за ней.

- Не нравится, - констатировала Женя все тем же смурым недовольным тоном, - другой бесплатной нет, в этой никого за деньги не поселишь. Есть еще комната горничной…

Комната горничной. Эля заглянула туда в надежде. Зашла. Светлое пространство дощатого пола, огромное окно в полстены и полное отсутствие мебели. На старинных шелковых обоях – переплетенные лозами кувшины. И запах. Запах заставил пошатнуться. И пол. Эля не заметила сразу, что он уходит под уклон к левому углу комнаты. Запах шел оттуда. Гнилой и холодный. Невыносимо резкий для царящего здесь мнимого уюта. Эля шагнула вперед. Теряя равновесие, чуть не упала. В дальнем левом углу светлый пол открывался черным квадратом. Дыра. Эля заглянула туда. Черный колодец шел вниз, сквозь пять этажей. Возможно глубже. Тьма сгущалась книзу, делая невидимыми деревянные стены этой бездонной ямы. Клубилась, плотнела.

Эля отшатнулась и бегом вернулась в коридор. Женя отошла в сторону, пропустив ее. Повернула ключ в двери, запирая комнату горничной.

- Иди к себе, разбери вещи, что из мебели не нужно, в коридор вынеси, - тихо сказала Эле, исчезая за одной из дубовых дверей.

Эля осталась одна. Она вернулась в комнату без окон, закрыла дверь и легла на кровать. Сухой затхлый воздух жег нос. От старой мебели шел густой, забористый дух множества человеческих тел, годами засаливающих своим потом эти диваны и кровати. Пот впитался в обивку, даже в дерево. Еще была пыль. Она казалось такой плотной, почти осязаемой на ощупь. Можно протянуть руку и потрогать. Собрать горстью, слепить комок, как из снега. Пыль.

Эле стало дурно и в то же время безразлично. Она чертила взглядом по светящейся скобе закрытой двери. Ужасное место. Но подходящее, самое подходящее. Логово чудовища. Монстра. И Эля в полной мере была этим монстром. По мнению мамы и Егора. Как по Кули, Егор и мама были для Эли зеркалом, в котором она видела отражение себя. Монстр. К сожалению, детеныш монстра столь же прекрасен, сколь и всякий другой детеныш. И в детстве с ним возятся и играют, умиляясь прелести малыша. «В детстве ты меня понимала, ты меня слушалась, ты называла меня феей…» - шептала мама в слезах. В детстве Эля не имела своих мыслей и своей жизни, ей не о чем было спорить, нечего отстаивать и нечего делить. Там не было парня в косухе, не было своих собственных друзей, не было Виктора, не было работы. Там все было мамино. Там было хорошо, но пусто. Детеныш монстра вырос и потерял свой щенячий шарм. Все детки хорошенькие, пока маленькие. Все щенки милые, пока не вырастают в злобных волкодавов. С монстром не поиграешь, его не шлепнешь по пушистому заду, призывая к послушанию. Монстра нужно усыпить или пристрелить, пока он не наворотил дел. Или прогнать. Прочь.

Скоба света расползлась во мраке, разбивая сонм элиных мыслей. Щелкнул выключатель, и в комнату шагнула Женя. Она озиралась вокруг, отыскивая что-то.

-Что потеряла, Жень? – спросила Эля.

Женя вздрогнула от неожиданности и схватилась за сердце. Такая суета и эмоциональность никак не вязались с ее спокойно-величественным образом.

- Не видела тебя, - Женя моментально взяла себя в руки, - и это покрывало…

Кровать, на которой лежала Эля, была застелена бежево-красным покрывалом с рисунком из крупных пятен. Осевшая пыль уже успела покрыть Элю, впечатывая, вмешивая ее красное платье и бледное тело в замысловатый абстрактный рисунок.

- Прости, что напугала. Мне надо уйти.

- Я принесла ключи, - Женя положила связку больших коричневых ключей на толстоногую резную тумбу у двери, - от квартиры, комнаты и подъезда, - кивнула, погасила свет, вышла.

Эля встала. Щелчок выключателя снова оживил лампу без абажура, свешивающуюся с потолка на витом проводе. Эля накинула куртку и расправила платье. Измятая, белесая от пыли ткань выглядела неряшливо. Было стыдно идти к Виктору в таком виде. Но что поделать. Эля зажала подмышкой красную сумку и вышла из особняка Суяровой.

Звякнуло кольцо в медвежьей пасти, выпуская Элю из темной сырой духоты подъезда. Львы по-прежнему отдыхали на солнце, растянув в блаженных улыбках добродушные морды. Город ликовал, рассыпаясь фейерверками цветущих деревьев, заливаясь голосами птиц и живым, суетливым гулом тысяч машин.

Эля села в маршрутку. Расплатившись, забилась на заднее сиденье, поджав к груди колени и смяв платье еще сильнее. Под ногами туго пружинила выступающая из-под сиденья запаска.

За окном проплывали кварталы, магазины и парки. Гостиница «Революция» высилась над клубящимися сочной зеленью кронами деревьев блистающей громадой. Исполинский парус из стали и стекла. Мозаика переливчатых радужных окон.

Эля шла от остановки, замедляясь с каждым шагом. Кругом были дорогие машины и богато одетые люди. Красная сумка предательски скрипела подмышкой искусственной кожей, мятое красное платье на солнце казалось особенно поношенным и тусклым. Эля сжалась в комок и быстро засеменила ко входу.

В гигантском светлом холле витал нежный искусственный аромат цветов. Гул множества негромких голосов сливался в единый поток звука, лаская слух. Эля пересекла холл и остановилось у лифта. Не желая ехать в компании семейной пары с пузатым желтым чемоданом, свернула на лестницу. Она прошла несколько этажей по бесконечным чистым ступеням, пахнущим хлоркой и лимонным освежителем. Огромные окна открывали панораму города. Несколько окон были темными, свет не пропускали. Тьма за ними клубилась, густела, образуя непроглядный плотный концентрат. Эля старалась не смотреть в эти окна.

Номер 712. Эля замерла перед глянцевой дверью, одергивая платье. Волноваться было вроде бы не о чем, но сердце предательски стучало, вздрагивая пульсом в ушах. Выдох, и Эля в номере.

- Здравствуй, проходи, пожалуйста, - Виктор бережно взял ее под руку и провел из коридора в небольшой конференц-зал. За круглым столом сидели люди. Эля удивилась. Прижав к груди сумку, осторожно присела на край стула.

Людей было трое, если не считать Виктора. Молодой человек в очках: «аспирант» - почему то подумала Эля. Библиотечная пыль, от которой захотелось чихнуть. Второй парень в высоких белых кроссовках и белой футболке крутил в руках очки «Ray Ban». От него тащило дорогим парфюмом и пряным дымом кальяна. Девушка, сидящая напротив, потупила взор. Крашеная блондинка с длинными черными стрелками на глазах, чуть полноватая. Эля ее знала. Точно знала. Они когда-то вместе учились в университете. Кажется ее фамилия - Фамосова… Фамосова была старостой 37 группы и про нее писали гадости в туалете. Больше Эля ничего вспомнить не смогла.

Бодрый и подрагивающий от волнения голос Виктора оторвал от размышлений. Приглашенные повернулись к нему, готовясь внимательно выслушать.

- Итак, я собрал вас сегодня здесь, чтобы обсудить с вами ваши проблемы. И помочь вам.

Эля напряглась. Посмотрела украдкой на остальных участников действа. Они молчали и внимали.

- Каждый из вас, здесь присутствующих, обладает, - Виктор замялся, подбирая слова, - обладает определенными качествами, уникальными и порой опасными.

- Простите, но мы с вами, кажется, говорили, - заикаясь, перебил Виктора очкарик, - о некой конфиденциальности…. И что же? Все эти люди должны узнать мою тайну?

- Все эти люди, если можно так выразиться, ваши «братья» и «сестры». Так что ваша тайна и их тайна неразделимы между собой, - улыбаясь, прокомментировал реплику Виктор.

Тайна? Неожиданные новые «родственники»? Эля, сжавшись в комок, нервно теребила застежку сумки. Запахи кальяна и книжной пыли перебивала ванильная туалетная вода Фамосовой. Пластиковые стеклопакеты не пропускали воздух, и Эле стало дурно. За спиной протяжно скрипнула дверца темного деревянного шкафчика, не вписывающегося в евроремонт современного номера. Из его почерневших от времени недр потянуло мерзким запахом заспиртованной смерти. Тем временем, Виктор продолжил говорить:

- Итак. С каждым из вас я общался долгое время. Я наблюдал, я делал выводы, я вас слушал и слышал.

Эле стало жутко. Она чувствовала себя участником заговора, членом какой-то тайной секты. В голове всплыл суровый лик мамы, укоризненно качающей головой. Ввязываться в сомнительные компании – еще один страшный грех. А Виктор вещал дальше:

- Вы все разные. Кто-то уже опробовал и осознал свои возможности, кто-то еще не ощутил собственных умений и мучается от непонимания, как бабочка, что не в силах разорвать кокон, - Виктор поймал глазами элин взгляд. Речь шла о ней.

- Но зачем вам конкретно мы? – поинтересовалась Фамосова, подняв руку, как ученица.

- Общество. Дело в нем. Общество может превращать нас в изгоев, рабов, неудачников – это обычная практика. Но! Порой, общество не желая того само, наделяет нас уникальными силами. Понимаете? Видя вашу уникальность, оно всячески стремится вас уничтожить. Оно вас не принимает. А я вас ценю. Вы нужны мне. Я вас приму. Спросите зачем? Затем, что я ненавижу. Общество…

- Хотите уничтожить пятую расу? – усмехнулся парень-мажор, - считаете нас индиго?

- Индиго? Называйте, как хотите. Ваши способности гораздо шире и неопределеннее. К тому же возможности индиго даются от рождения, генетически, а вы получаете свои, скажем, через социализацию. А источник прост и ясен – общество-зеркало, видящее в вас нечто неожиданное и отражающее вас искаженно. И порой эти искажения одаряют вас такими вещами… Телепортация, сверхскорость, трансформация – что угодно. А у кого-то пока что лишь неконтролируемая ярость и чувство неудовлетворенности жизнью, - Виктор опять посмотрел на Элю. - Я знаю, как использовать вашу силу, как погасить вашу ярость. Но об этом позже, сейчас прошу вас о небольшой передышке. За это время вы можете пообщаться между собой, познакомиться поближе. Ибо в будущем нам предстоит стать сплоченной дружной командой. Прошу! А с тобой мы сейчас все обсудим, - Виктор снова взял Элю под руку и отвел в сторону от притихшей компании.