Звезды и полосы (сборник)

Какая-то немыслимая топологическая фигура.

Откуда она взялась?

– Ну вот, – говорит Леший, немного укрупняя ее. – Вот и все, вот мы тебя, красавчик, и вытащили. – Он откидывается на крутящемся стуле и, как фокусник, взмахивает ладонями. – Вуаля!..

Некоторое время мы молча всматриваемся в картинку. Вид у баранки тусклый, точно она окрашена жидкой пылью, вокруг нее – ровный плац, составленный, кажется, из бетонных плит, а по его периметру, разомкнутому лишь с одной стороны, вытянуты одинаковые прямоугольные строения, похожие на бараки.

– Ни фига не врубаюсь, – говорит Обермайер. – Что это за хреновина здесь такая?

Он тычет пальцем в баранку.

Леший мгновенно перехватывает его:

– Не надо! Так можно развалить всю инфограмму… Это просто их «внутреннее пространство», они расширяются за счет надстройки ортогональных миров. Ну, как если бы ты создал у себя внутренний двор, попасть в который можно было бы исключительно через дом. Формально твой участок не увеличивается, с улицы, при обыденном восприятии, этот двор заметить нельзя, а фактически ты присоединил бы к себе еще один космос, еще один виртуальный анклав, стыкующийся только с тобой. Вот так же и здесь. То, что мы видим – это проекция четырехмерного изображения на трехмерное. – Леший ведет над городом указательным пальцем. Согласно его движению картинка перемещается. – А вот как в той же проекции выглядим мы…

Сбоку от кафе торчит серый сморчок: кривая ножка, остренький колпачок, охватывающий ее.

Призрак иных миров.

– Хорошо, а сколько их там? – спрашивает Обермайер. – Я имею в виду людей. Ты можешь их показать?

Леший ненадолго задумывается.

– Не означает ли это, что мы начинаем следить друг за другом? – осведомляется он.

Моргает, глядя перед собой.

– Не означает, не означает, – быстро говорит Обермайер. – Нет времени дискутировать. Давай показывай!..

Аль тоже еле заметно кивает.

Тогда Леший вновь наклоняется над макетом и опять, точно сбрендивший пианист, перебирает пальцами в воздухе. «Баранка» и плац, как сыпью, покрываются разноцветными точками. Обермайер, пригнувшись, вытянув шею, пытается их подсчитать. Впрочем, сбоку тут же всплывает табличка: двадцать действительных граждан, двадцать один покемон. То есть, их уже более сорока человек.

– Ничего себе, – присвистывает Обермайер. – Интересно, кто им рекомендации дал? – Впрочем тут же машет рукой. – Ладно, какой смысл теперь выяснять?.. – Веки у него опускаются и поднимаются. – Значит так, реально они могут выставить против нас двадцать бойцов. У нас, в свою очередь, десятка полтора эльфов, если эльфы, разумеется, не заявят, что «не вмешиваются в дела людей», еще человек пять подтянет Бамбук, дальше – Тарзан, Ковбой Джо, он один, по-моему, стоит троих… На академиков, видимо, рассчитывать не приходится?.. Н-да… явного численного преимущества у нас нет…

Он неприятно скрипит зубами.

– Зато мы можем вывести «Мальчика», – бодро говорит Кэп. – Что там, стена? Стена – тьфу, стену мы протараним. И затем вот так, малым ходом – по периметру, по периметру… «Мальчик», ручаюсь, превратит эти бараки в щепу… Сирену запустим, ну – брызнут оттуда, как тараканы…

– Ты уверен, что не наткнешься на встречный огонь?

– Это вряд ли. Артиллерию, если уж ее по-настоящему ставить, нужно долго практиковать. Мы бы знали. Стрельбу из гаубицы не замаскируешь.

– А если они для этого используют «внутренний мир»?

– «Внутренний мир», скорее всего, не креативен, – вступает в разговор Аль. – Он слишком молод, у него низкий онтологический потенциал. Там можно жить, несомненно, но вряд ли там можно что-нибудь создавать.

– То есть, силовое преимущество у нас все-таки есть?

– Подождите, – говорю я, как болванчик поворачивая голову то к одному, то к другому. – Вы это о чем? Вы что, собираетесь развязать здесь войну?

– Ты можешь предложить другой выход? – спрашивает Обермайер.

– Тогда чем мы будем отличаться от них?

– Минуточку, – нетерпеливо говорит Аль. – Опасность ведь состоит не в том, что они вдруг попытаются захватить в городе власть. Да это и невозможно: у нас в городе власти нет. Если даже они и сформируют какой-нибудь Комитет, какую-нибудь Особую Тройку, якобы наделенную чрезвычайными полномочиями, то все равно окажутся в пустоте: у них не будет инструментов реального принуждения. В этом и заключается наша сила: свободного гражданина, кабальеро, сеньора, ни к чему принудить нельзя. Но это пока свободные граждане в большинстве. Однако если с какого-то момент гусанос станут преобладать, а мне кажется почему-то, что именно к этому и идет, то мир начнет подстраиваться под них. Среда будет институционально преобразована. Возникнет тот социальный инструментарий, которого пока нет.

Леший, продолжая шевелить пальцами в воздухе, деликатно покашливает и говорит:

– Я тут собрал некоторую статистику. Вот график возрастания для свободных граждан, а вот – для гусанос. Смотрите: темпы не в нашу пользу различаются почти в восемь раз. Сходимость имеет очень высокий коэффициент.

На диаграмме, которая повисает в воздухе, хорошо заметно, что нижняя, багрового цвета, кривая, ощутимо догоняет зеленую.

– И вот еще что, – проникновенно говорит Леший. – С аффилированных сайтов вся прежняя реклама удалена. Как будто ее вымели железной метлой. Складывается ощущение, что наш портал взят под контроль. Видите число повторных визовых обращений? Оно в точности совпадает с числом выданных виз. А это свидетельствует о чем? Все «туристы», которые сейчас идут в город, – это гусанос. Никакого притока со стороны у нас уже нет. То есть, гусанос приходят, якобы на один день, и остаются здесь навсегда: вживаются, вероятно, осваиваются, овладевают методологией виртуального бытия. Похоже, выбрана стратегия тотального оседания. Скоро они действительно будут преобладать.

Воцаряется гнетущая тишина. Удавка, захлестнувшая нас, стягивается мертвым узлом.

Ее уже не ослабить.

И вдруг Обермайер выпрямляется, как щелкунчик, и дергает судорожной щекой.

Лицо его искажает гримаса.

– Ну, не сразу, не сразу, – сквозь зубы, неприязненно цедит он. – Чтобы дорасти от покемона до аватары, потребуется какое-то время.

– Месяца три – четыре, – подумав, кивает Аль.

– И все равно, – говорит Леший. – Посмотрите экстраполяцию. При сохранении тех же параметров точка пересечения графиков не так уж и далека. Тоже примерно четыре месяца. Если точнее – сто двадцать пять дней…

Алиса неожиданно восклицает:

– То-то я вижу, что покемоны теперь на одно лицо. Все туристы – как будто генетические близнецы. Я-то думала, у них фантазии не достает.

Обермайер спрашивает:

– Мы можем отключить свободный портал?

– Нет, – отвечает Аль. – Мы потеряем на этом практически всю поддержку. Мощности для такой фактуры не хватит – есть опасность, что тогда распадется весь мир.

Они оба обозревают макет.

И тут подает голос Платоша.

– А кому подчиняются гномы? – интересуется он.

Будто разверзается небо. В комнате вновь воцаряется напряженная тишина.

Замирают пальцы у Лешего.

Обермайер выпучивает глаза, как разбуженный сом.

Мигают цветные огни.

Наконец Аль говорит:

– Это вопрос… По идее, гномы подчиняются каждому, кто отдает им приказ.

– И кто им отдает приказы сейчас?

Леший трогает что-то в воздухе и смещает картинку немного назад.

– В настоящий момент все гномы находятся в квартале гусанос…

– Ой!.. – вскрикивает Алиса.

Небо все-таки обрушивается на нас.

Я вижу, что коричневая тифозная сыпь в самом деле концентрируется вокруг «баранки».

Сливаясь в вытянутое пятно.

Или это уже не гномы, а гремлины?

– Ну, знаете ли… – растерянно говорит Кэп. Берет себя за кольца на комбинезоне – дергает их с такой силой, что металл подскакивает и бренчит. – Все, я пошел выводить «Мальчика».

– Подожди, хотя бы выясним, что думает Альманзор…

– Вот ты и выясни, а мне – уже ни к чему!

– Я тоже пошел, – нейтральным голосом объявляет Леший.

Он поднимается и смахивает графики, будто сор.

– А ты куда?

– А у меня здесь больше дел нет.

Леший вытягивает ладонь и хлестко, точно прихлопывая жука, бьет ей по невидимой клавише.

Я слышу, как за стенами комнаты звенит резкий звонок.

И остальные тоже слышат его.

– Это что?

Леший аккуратно отодвигает с прохода свой стул.

Потом сверху вниз смотрит на Аля.

– Ничего особенного. Это просто флэш-моб, – говорит он.

Чем ближе к западной части города, тем становится больше людей. Улицы здесь почему-то сужаются, впадают друг в друга, не дают возможности куда-либо повернуть, и, наконец, остается единственный, не слишком широкий проход, тесно застроенный двухэтажными щитовыми домами стандартного типа.

Не понимаю, кто в таких домах может жить.

Разве что гусанос, как их назвал Аль.

Минут через двадцать мы попадаем в настоящий затор. Медленно, словно тесто, продавливается сквозь горловину людское месиво. Довольно быстро я оказываюсь один. Аля куда-то увлекает Мальвина, которая наклоняет его к себе и что-то гневно шипит, я замечаю только яростно сверкающие глаза, а в Платошу с обеих сторон вцепляются программисты и тормозят его так, что вся троица отстает.

Зато внезапно появляется Квинта. Она в конце концов откликается на мой настойчивый вызов и выныривает из толпы как рыба из вод.

Привычно цепляет меня за локоть:

– Что происходит?

Она не в курсе. Письмо, которое ей пришло минут двадцать назад, лишь призывало идти в такую-то точку города.

Зачем? Для чего?

Хотя, по мнению Лешего, это, вероятно, и есть флэш-моб.

Массовое спонтанное действие, не имеющее внятных причин.

Я вкратце рассказываю ей, что происходит, и Квинта со стоном, как будто от боли в висках, прикрывает глаза: Ну, почему они нас не оставят в покое?.. Ну, почему, почему?.. Тут же сама себе отвечает: Да потому, что они нас просто боятся. Они смертельно боятся, что, научившись жить здесь, так как следует жить, мы станем точно так же жить на Земле, что мы заразим этим других, подадим пример, что в той жизни, которая постепенно возникнет, им места не будет…

Нас сильно притискивает друг к другу. Я пользуюсь этим и обнимаю Квинту за плечи. У нее отчаянно стучит сердце. Я слышу это горячее, птичье, торопливое, захлебывающееся постукивание, и мне хочется увести ее отсюда туда, где мир и покой.

Или, быть может, это сердце стучит у меня?

Или уже нельзя отличить одно от другого?

– Привет!.. – кричит кто-то сбоку.

Я оборачиваюсь и вижу копну диких волос, скрывающую лицо.

Не сразу даже успеваю сообразить.

– Как там моя цапля? – спрашивает Енот. – Она ожила? Она обязательно оживет!..

Его тут же утаскивает куда-то назад. Народу столько, что то и дело закручивается тягучий водоворот. Да, все-таки устроил Леший флэш-моб! Правда, метров через пятьдесят становится несколько легче. Проход вдруг заканчивается, нас, как пар из цилиндра, рассеивает внезапный простор. Конечно, не так уж он и велик, и тем не менее толчея разрежается – дальнейший путь преграждает бетонная, выше человеческого роста стена, опутанная по верху спиралями колючей проволоки. За стеной – вышка, с которой посматривает вниз часовой, а посередине – ворота, выкрашенные унылой темно-зеленой краской. Кое-где она уже немного облупилась, видна ржавчина, тихо проедающая металл, и я думаю, что вот у них так всегда: обязательно колючая проволока, намотанная на штыри, и обязательно унылая мутная краска, которая начинается облупливаться уже на следующий день. Ни на что другое они не способны. Им только дай волю и везде будет так: колючая проволока, ворота, вышки, стена, загораживающая собою то, что никого, кроме них, и не интересует.