Горожане
- Автор: Валерий Гейдеко
- Жанр: Советская проза
- Дата выхода: 1981
Читать книгу "Горожане"
— Вот, отлично, — почему-то обрадовался Валентин. — А еще?
— Еще? Ну, кто я еще? Комсомолка.
— А еще? Еще ты кто?
— Все. Больше никто. Вообще странный какой-то вопрос: кто ты? Человек — вот кто, разве неясно!
— В том-то и дело, что неясно. Вот ты сказала сейчас — человек. Да, человек. Но ведь и я человек, и этот старичок… вон сидит на скамейке — тоже человек, и эта девушка, видишь, идет по дорожке — тоже. А вот социология хочет знать, к а к о й человек. У нас для этого существуют различные тесты, ты слышала об этом, наверное. Но еще нам интересно выяснить, что думает о себе каждый человек как о личности. Вот для этого и создана теория ролей. Мы задаем разным людям один-единственный вопрос: кто он? И человек отвечает. Вот ты назвала сейчас три социальных роли: чертежница, мать, комсомолка. А могла бы назвать еще несколько: например, бывшая спортсменка, ведь ты занималась волейболом, правильно? Дальше — только ты не обижайся — разведенная жена, и так далее. В зависимости от того, какие социальные роли человек называет, от их количества, мы и составляем характерный портрет… Но и это еще не все. Здесь важен порядок, в котором роли распределяются. О том, что ты мать, ты сказала во втором по очередности ответе. Значит, это для тебя главное качество, одно из самых главных. А другая женщина могла бы вспомнить об этом в пятом или восьмом ответе — она перечислила бы, что она научный работник, кандидат таких-то наук, преподаватель такого-то вуза, еще и еще что-то, ведь для нее именно это главное, понимаешь, а потом бы вспомнила под конец, что она ко всему прочему еще и мать.
— Да, — задумчиво протянула Лена, — интересная у тебя работа. А ты не хотел мне рассказывать. И что вы делаете потом с этими ответами, посылаете куда-нибудь?
— Зачем посылать? Мы сами их обрабатываем.
— И что потом?
— А потом — суп с котом, — рассмеялся Валентин и сделал движение, чтобы обнять Лену, но она мягко уклонилась и переспросила настойчиво:
— Нет, а потом? Мне очень важно знать, какие выводы социология сделает обо мне, например.
— Ну, о тебе она сделает самые похвальные выводы. Красивая, добрая, умная, ласковая!
— Я серьезно спрашиваю, — тихо обронила Лена, немного жалея, что завела этот разговор.
— А я серьезно отвечаю, — смущенно, но твердо произнес Валентин. — Ты сама себя не знаешь. Ты умница, ты чудесная, ты замечательная.
Он обнял ее, и, хотя уже стемнело, а скамейка находилась далеко от фонаря, Лене было неловко: ей казалось, что прохожие оглядываются. И все-таки обхватила его руками за шею, нашла его губы и не отпускала до тех пор, пока не почувствовала, что нужно перевести дыхание. Но когда Валентин снова прижался к ней, мягко отстранилась и сказала:
— Все, Валя. Нам больше не нужно встречаться.
— Но почему, почему? — удивился Валентин, не заметивший, как изменилось ее состояние.
— Не нужно, и все, — устало ответила Лена. — У тебя семья, я чувствую себя виноватой перед твоей женой, хотя ее и не знаю.
— Но я ее не люблю…
— Не надо, Валя… Ты сейчас не сознаешь, что говоришь. Потом, когда остынешь, тебе станет стыдно. Ты не любишь жену, но сейчас все равно вернешься к ней. И всегда будешь возвращаться, так?
— Я разведусь, — не очень уверенно сказал Валентин.
— Нет, Валя, никуда ты от нее не уйдешь. Ты слишком мягкий. Ты боишься кого-нибудь обидеть, хочешь быть добрым ко всем — и ко мне и к своей жене. А ко всем быть добреньким нельзя. Я по себе знаю. Если рубить, то сразу.
— Но можно я буду звонить хотя бы иногда?
— Не надо, ничего не надо, Валя. Мне было с тобой хорошо, я всегда буду тебя помнить. Но больше не нужно встречаться. И сегодня не провожай меня, уходи, я очень тебя прошу. Нет, нет, мы уже простились, уходи.
Валентин нерешительно переминался с ноги на ногу. Все было для него так неожиданно и обидно. Лена не догадывалась, что сильнее, чем просьба не встречаться, на Валентина подействовали слова о мягкости его характера. Это было ново, непривычно, никак не вязалось с его представлением о себе. Это пронзило его, как открытие, и нужно было решать, как жить дальше, жить с этим открытием.
Лена отвернулась, прижалась лицом к дереву. Прохлада вечера не освежила застоявшегося летнего воздуха, было душно. Валентин хотел подойти к Лене, что-то сказать ей, но потом резко повернулся и направился к метро.
А через час набежали облака и прошел над Москвой дождь, легкий и летучий. Он осторожно пробарабанил по крышам, прошелестел в листве. Он прибил пыль на тротуарах, впитался в асфальт, разогретый жарким июльским солнцем, шинами автомобилей, подошвами прохожих. И воздух стал чистым и упругим, готовым зазвенеть под первыми солнечными лучами.
Но до утра было еще далеко. В домах гасли последние огни, засыпали те, кому мешали заснуть заботы, дела или бессонница. А те, кто засыпал рано и быстро, уже видели первые полуночные сны.
Когда Лена вернулась домой, ей сразу бросились в глаза рисунки на стене. Она почувствовала, что и смеющаяся рожица и нелепые человечки раздражают ее. «Детство все это», — подумала Лена, открепила кнопки, свернула ватман трубочкой.
Сны она видела редко, под самое утро, и какие-то будничные. Но сегодня приснились Полтава, школа, выпускной вечер. Паркет легко скользит под ногами, музыка никак не кончается, оркестр играет все быстрее. А на ней — матросское платье, оно еще не обмялось по фигуре и пахнет утюгом.
РАССКАЗЫ
ГАРАНТИЙНЫЙ РЕМОНТ
Без двадцати два он приметил парня в серой заячьей ушанке и предупредил, чтобы за ним не становились — до перерыва больше никого обслужить не успеют. И все равно за парнем пристроился какой-то мужчина — шапка-пирожок, воротник из искусственного каракуля, чем-то этот мужик Степану сразу не понравился — унылое лицо, просто тоску навевает. Степан решил предупредить еще раз, иначе тот станет потом канючить: ну отпустите, я только один остался… все нервы истреплет. А мужик и впрямь противный попался, начал возражать: а может, я успею до перерыва, а если не успею, то уйду, значит, не повезло. «Уйдешь, как же», — опять неприязненно подумал Степан и решил ни за что не обслуживать, если тот, конечно, до перерыва не проскочит.
Понедельник всегда день тяжелый, но сегодня особенно. Все словно сговорились, идут и идут. А дефекты какие-то запутанные, сразу не догадаешься, в чем дело. Четыре, пять, шесть. Шесть человек вместе с этим парнем, больше наверняка пройти не успеют.
У Степана уже привычка сложилась: сначала смотрит на вещь, потом — на владельца, пытаясь угадать, кем может тот оказаться. Бывает, ошибается, но система все-таки есть, что ни говори. Пенсионеры или те, кому за пятьдесят, несут, в основном, трехпрограммные репродукторы «Маяк», а если транзисторы, то попроще, подешевле. Если человек в возрасте, ну, скажем, лет от тридцати до пятидесяти, то здесь, скорее всего, магнитофон стационарный или проигрыватель. А вот если «ВЭФ» или, еще чаще, портативный магнитофон, сразу все ясно: парень шатается с ним, крутит его везде и всюду — на улице, в сквере, в автобусе, оттого и летит перемотка.
— Что у вас?
Степан старается спрашивать повежливей, помягче, но странный у него голос — вопрос все равно получается отрывистый, сухой, словно Степан заранее сердит на клиента. А тот и без того подавлен — долгим стоянием в очереди, переживаниями: возьмутся ли чинить, да на какой срок, да есть ли детали. «Дурацкий вид у меня, — думает Степан. — Вот и домой придешь, Светка всегда обижается: почему, мол, такой злой? Объясняешь, никакой не злой, ну, устал, ну, пообедать опять не успел, но она стоит на своем: раньше почему-то не уставал, а теперь все волком смотришь!»
Степан вспомнил, что обещал позвонить Светланке перед обедом, но где там, отсюда не станешь разговаривать, неловко, а уйдешь в цех — разорвут на части.
— Так что у вас?
— Вот, не работает, — мужчина лет сорока протянул Степану «Селгу». Степан мельком взглянул на заказчика: небольшого роста, плотный, круглое, одутловатое лицо, шапку снял, держит в руке и вытирает вспотевший лоб. Редкие белесые волосы, а брови, тоже белесые, неожиданно густые и широкие. Этакий толстячок-коротышка, с виду типичная «шляпа». У них в мастерской все клиенты делились на «шляп» — ничего в технике не соображавших — и «технарей», кого надувать было рискованно. Вообще-то Степан старался относиться одинаково и к тем, и к другим, но мастера явно предпочитали «шляп». Володька Макаров — главный их благодетель. Посмотрит, например, проигрыватель — там ремонт пустяковый: фон убрать, рычажок какой поправить — и говорит сурово так, с осуждением: «Что же вы, папаша, проигрыватель совсем доломали? Гвозди им, что ли, заколачивали?» Ну, «шляпа», понятно, растерян, что-то лепечет в свое оправдание. А Володька еще больше в роль входит: «Здесь все в негодность пришло, проще новый проигрыватель собрать». Ну, и теперь пятерку верную для квитанции наскребет: и то, и другое, и третье.
Ладно, а что же все-таки с «Селгой»? Сейчас мы посмотрим, проверим… Степан открывает крышку, так и есть: «Крона» отсырела, покрылась зеленоватым налетом, а клеммы даже проржавели.
— Батарейку-то менять нужно, дорогой товарищ, — весело говорит Степан.
— Так я… недавно совсем покупал… к празднику.
Степан подключил клеммы к аккумуляторам, «Селга» заорала на всю мастерскую.
— С вашим транзистором все в порядке. Купите новую батарейку за сорок восемь копеек и слушайте себе на здоровье. А хотите, я оставлю на профилактический ремонт — сорок пять копеек. Посмотрим, почистим.
— Нет, нет, спасибо. — Коротышка чуть ли не вырвал транзистор из рук, обрадовался, чудак.
— Следующий! Что у вас?
Затрещал телефон. Слава богу, наконец-то убавили звук, теперь хотя бы не дребезжит, как раньше, нервы не дергает. Степан выжидал, не снимал трубку. Если звонят долго, значит, или Светланка, или кому-нибудь из наших ребят звонят. Телефон продолжал трещать.
— Да, мастерская, — отрывисто произнес Степан.
— Скажите, пожалуйста, у меня испортился магнитофон. Вы сможете починить? — спросил густой мужской голос.
— Не знаю, привозите.
— А вдруг я привезу, а вы не возьметесь чинить?
— Все может быть. По телефону я все равно не могу понять.
Положил трубку, посмотрел на очередь. Так и есть, за парнем еще один клиент пристроился — военный, подполковник.
— Больше очередь не занимайте. Как будет два часа, сразу закрываю. Следующий!
Женщина лет пятидесяти в стеганом синем ватнике, в сером платке, ладони грубые, обветренные, протягивает паспорт и какую-то справку.
— И в жэке подтвердить могут, я там уже восемь лет работаю. А если не веришь, кого угодно из соседей привести могу, они не дадут соврать.
— Какие соседи?! Что у тебя, мамаша?
— Приемник у меня, транзистир. Сегодня должен быть готов. Вот паспорт мой, и справку в жэке взяла на всякий случай, если не верите.
Снова затрещал телефон.