Страх

Страх!? Что это? Страх подчиняет, подавляет, сковывает. Либо?! Страх дает выбор, вдохновляет, освобождает, избавляет.

В моем случае, думаю, второй вариант будет ближе. Говорят, что не боится лишь тот, кому нечего терять. И делая вывод можно понять, что страх одно из составляющих нашей жизни. Ведь пока у тебя есть твоя жизнь, тебе есть что терять, тебе есть чего бояться.

Если рассматривать конкретнее, и попытаться понять что есть страх, значит разобраться в себе, понять себя.

Для начала проведем четкую грань между инстинктом самосохранения, так сказать врожденным страхом, и приобретенным.

Огонь, высота, внушительный противник угрожающий твоей жизни, страх перед неизвестностью, это все врожденные страхи. Вот все, что кроме этого, является приобретенным социальным страхом.

У самого понятия страх есть несколько обликов. Первое, это ужас, когда, то, что ты увидел или почувствовал, вводит тебя в оцепенение, в психологический ступор. Второе, это отвращение, к чему-либо мерзкому, заставляющее тебя чувствовать тошноту, брезгливость, не желание видеть или чувствовать это.

И самый популярный страх, который побуждает наше сознание меняться, до полного отторжения реальности. Этот страх зарождается в нашем подсознании, в глубинах нашего разума, заставляя верить в то, что мы сами придумали под воздействием внешних факторов.

Существует несколько типов такого страха.

Фобия, страх перед конкретной ситуацией, в большинстве случаях, связанно с детской психологической травмой, которая после проявляется в зрелом возрасти.

Шизофрения, как последствие защиты психики человека перед определенными, постоянными, так и бес основанными, редкими, периодическими страхами.

***

Послышались приближающиеся шаги за плотно затворенной дверью. Звуки из вне комнаты доносились с трудом. Мягкая выделка стен, пола и двери была идеальной изоляцией от внешних шумов.

Раздался звон связки ключей. За тем звук ключа входящего в замочную скважину, три поворота и три щелчка. Дверь медленно распахнулась. Свет дневной лампы ворвался в темную комнату, скрывая облик открывшего дверь.

***

— Профессор, прошу вас, продолжайте.

— Так вот, — задумавшись, профессор откинулся на спинку, кожаного, кресла.

— Если делать заметки во всех моих исследованиях, а затем объединить их воедино, — профессор сцепил пальцы за головой, — тогда? — он вопросительно посмотрел на собеседника.

— Тогда? — неуверенно повторил собеседник, пытаясь понять, что от него требуется.

— Тогда можно сделать один единственный вывод. — профессор подался вперед, навалившись всем телом на крышку, массивного, письменного стола.

Оглядевшись, как бы боясь, что в комнате кроме них есть еще кто либо, профессор поманил пальцем собеседника. Тот наклонился, приблизившись к профессору.

— Тогда, — шепотом, произнося слова у самого уха собеседника, — можно сделать один единственный вывод. Больных, как таковы мы приняли считать, нет, и ни когда не было. А есть лишь люди, чьи страхи заставили их стать, теми, кем они являются. — Загадочно улыбаясь, с долькой безумия и блеском в глазах, профессор подался назад, усевшись по удобнее в кресле.

— Вы хотите сказать, — запнувшись, собеседник замолк, подбирая нужные слова.

— Вы имеете в виду, что все те люди, которые ограждены от общества, которых мы принудительно подвергаем все возможным методам лечения, вовсе не больны.

— Бросьте голубчик, — профессор мило, по-отцовски, улыбнулся, — что за вздор, конечно, они больны, и конечно их нужно и необходимо лечить и изолировать от нормального общества.

— Я вам скажу так — наклонившись к собеседнику и сдвинув брови, профессор, уперся локтями в стол — мы, как врачи психиатры, не можем считать ни одного человека здоровым, в том числе и себя. — Подмигнув, серьезную фразу он завершила дурацкой ухмылкой.

— Значит! — возмутившись, собеседник принял туже позу, что и профессор, — по-вашему, все больны, в том числе и вы.

— Да. — Согласился он. — Лишь с одной разницей. — Облокотившись на спинку кресла, профессор громко выдохнув завершил фразу. — Кто-то больше, а кто-то меньше.

Уловив растерянный взгляд собеседника, он добавил. — Каждый из нас сходит сума по-своему.

— Тогда следует всех, без исключения, упрятать за высокий забор и применить групповую терапию! — собеседник взорвался, выражая насмешку и полное несогласие. — А хотя! Кто лечить то будет? Ведь все до единого, если не дурак так полоумные шизофреники.

— Голубчик, я понимаю ваше негодование, и попытаюсь все объяснить.

***

Темная фигура вошла в комнату, за ней проследовало еще две, они заслоняя свет встали перед тем кто был в комнате. Молчаливые и крепкие фигуры грозно возвышались над тем, кто лежал на постели в темной комнате.

Причиняя боль, руки схватили того, кто был прикован к постели, кожаными ремнями, по рукам и ногам. Освободив его от оков, фигуры набросили на того, кто встал с постели, рубаху с длинными рукавами, и ремешками. Силой, закрепив рукава за спиной, фигуры скрутили того, кто был перед ними беспомощен. Максимально обездвижив, того кто был в смирительной рубахе, фигуры усадили его в кресло-каталку.

Расступившись перед ним, фигуры пропали из виду. Яркий свет из коридора, слепил глаза того, кто привык быть в темноте. Кресло покатилось вперед, туда, где был свет, страх и боль

***

— Если вы меня внимательно выслушаете, и попытаетесь приложить максимум усилий, чтобы не делать поспешных выводов, до тех пор, пока я не закончу. — Профессор поднял брови, дожидаясь ответа.

— Хорошо, я постараюсь. — собеседник пробарабанил пальцами по столу, и добавил. — Но с одним условием.

— Я слушаю?

— Позволите мне закурить?

— Да конечно. Заодно я у вас стрельну сигаретку. — виновато улыбнувшись профессор добавил. — Свои закончились.

Собеседник протянул открытую пачку, и профессор вытянул разом пару сигарет.

— Две на смерть. — проговорил он, и пачку покинула третья сигарета. — Благодарю — произнес профессор, расплываясь в улыбке, предвкушая долгожданную затяжку.

— Что вы, не стоит! За смерть не благодарят. — ответив в знак приличия, ехидно улыбаясь, собеседник сунул в губы сигарету.

— Что ж, подловили меня, я согласен. — Профессор чиркнул колесико зажигалки и поднес ее к собеседнику.

— Тогда! — он сделал две глубокие затяжки, край сигареты вспыхнул и потух тут же красным угольком. — Будем считать, один ноль в мою пользу.

***

Длинный коридор, выложенный плиткой пол, окрашенные стены, и мертвенно бледный потолок, дышал холодом и сквозил страхом.

Гулкое эхо, вторило скрипучему креслу, разнося его протяжный, противный писк. С левой стороны на того, кто был в кресле, смотрели высокие, мертвые окна, с массивными решетками, с каплями дождя стекающих по стеклу, словно слезы по щеке.

С правой стороны, вдоль стены, как одна, мелькали двери, с отличием в одном. Цифры по среди двери, вели счет на убывание.

И крики тех, кто там за дверью, доносились то ушей того, кого на кресле мимо провозили. Стоны, плачи и мольбы, тех, кого закрыли, тех, кого убить они не смогли. Преступники, убийцы, серийные маньяки, насильники, детей и женщин.

***

Джентльмены в уютном кабинете, где за окном шел летний дождь, сидели молча, и курили, не сводя с друг друга глаз.

— Коньячок? — предложил профессор, выпуская густой дым.

— Не откажусь, — согласился собеседник, и сказал в след уже вставшему профессору, — пожалуйста. Мне Бакарди 85 года, со льдом, с ломтиком лимона и пожалуй стаканчик содовой отдельно. — Улыбнувшись, собеседник подумал и добавил. — Да, по жалуй так, будет замечательно.

Хмыкнув, профессор проследовал к бару, открыл дверцу, и уже после ответил.

— Знаете голубчик. Для вашего возраста у вас отменный вкус, и отличный выбор.

— Спасибо. К этому меня дедушка пристрастил. Он был гурман в напитках. И мне приходилось выслушивать его лекции о сортах, коллекциях, букетах и коктейлях.

— Понимаю! Привитое в детстве трудно искоренить во взрослой жизни. — Профессор наполнил бокалы, выложил закуски на блюдо, выставил все на поднос, и направился к столу.

Выставив на стол напитки и закуски, профессор убрал поднос в бар, и уселся в кресло, подхватив из пепельницы не добитую сигарету.

— На чем мы остановились? — спросил профессор, после чего глубоко затянулся и задавил окурок в пепельнице.

— Я жду разъяснений по вашей теории. — Ответил собеседник, затушив окурок вслед за ним.

— Ах да. Верно, верно. Вот память, уже не та, что раньше, когда я был молод как и вы.

— Ближе к делу.

— Сначала выпьем!?

— Хорошо, — собеседник потянулся за бокалом, — за что пьем?

— Скажите тост вы, — профессор хитро улыбнулся, подхватывая бокал, а другой рукой ломтик лимона. — как ни как вы молоды, у вас идеи будут по свежее.

— Хорошо! Пьем за юную мудрость и дерзкую старость.

— Хм! Не дурно, пьем.

Джентльмены осадили свои бокалы, закусывая лимоном. А за окном, плаксивое небо произнесло свое первое слово, разразившись яркой вспышкой и оглушительным громом.

***

Появилась дверь, темная дверь в темном коридоре, с непрозрачным стеклом, из которого мягко сеялся свет, на того, кто был перед дверью, кто сидел в кресле и стоял за ним.

Одна из фигур сзади, появилась перед тем, кто сидел в кресле. Она была без лика и темна как ночь в окне, и бездонна как глаза, того, кого, пленив доставили сюда.

Фигура молча, открыла дверь, сама в сторону пройдя, пропуская внутрь того, кого подняли с кресла, и дружно под руки вводя туда, где лился мягкий свет. Туда где страха нет, туда, где не ярко, не темно, туда, куда идти приятно и легко.

***

Опустив тему ненадолго, приятно попивая коньячок, джентльмены говорили обо всем, и не о чем. Допивая бокал второй, немного опьянев, и осмелев, они перешли на ты.

— Так что ж, давай вернемся к делу, я вижу, ты старый лис, все так норовишь, петляешь и хитришь, но от ответа ты не убежишь.

Приятной ленью навалилась дремота, все лениво и тепло. Движения зыбки и трудны.

— Коньяк хорош! — проронил профессор, бокал, прикончив до конца.

— Все! Мне надоело, говори, в чем дело!? Где изюминка твоя, в чем секрет теории твоей!? — Собеседник осмелел, и тон повысил, не в силах больше ждать ответа.

Тяжелый взгляд, свинцовых глаз застыл на нем. Лицо застыло, не имея ни черт, ни форм, ни души. Легкий холодок, дорожкой по спине прошел того, кто был нетерпим и агрессивен.

— Послушай, и запомни. Лишь страх управляет всем. Лишь страх решает жить или умереть. Лишь страх тебе делает сильней, или слабей. Все зависит от того, кто смелей, ты или они.

Если можешь страхи побороть или сможешь их приручить и с ними жить, тогда тебя ждет успех, ждет слава. Но если нет, тогда ты будешь жить под гнетом их. Словно раб своих призрачных сомнений ты станешь низшим существом.

Чем больше страх, тем сильнее влияние его, на психику, на жизнь твою. Чем больше страхов, тем меньше свободы у тебя, ведь ты сам себя во многом ограничишь. Боясь сделать что то, ты лишаешь себя чего то, ведь как всем известно, все познается в сопоставлении чему-то, и сравнении чего-то. А если не с чем сравнивать и сопоставлять, это может лишь одно обозначать. Тебя нет, ты мертв внутри. — Профессор высказал, не снимая взгляда своего, с собеседника, что сидел, дыханье за тая.