Ультрамарины

VII

— Один, два, три, четыре, пять шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, восемнадцать, девятнадцать, двадцать… двадцать один.

Все молчат. Спустя несколько секунд пересчитывают, наконец прерывают молчание, ощущают облегчение.

— Должно быть двадцать, — произносит кто-то, — вы пересчитали со мной?

— Семнадцать, восемнадцать, девятнадцать, двадцать, двадцать один, погоди, — говорит другой, — еще раз.

— Хорошо: два, четыре, шесть, восемь, десять, двенадцать, четырнадцать, шестнадцать, восемнадцать, двадцать… двадцать один. Наверное, мы изначально неправильно сосчитали. Хотя я вроде бы отлично запомнил двадцатку. Четное число.

— Если бы я только знал, не люблю нечетные числа.

— Ох, ладно, нам только суеверий тут не хватало.

— Да, но представьте, что мы потеряли в воде способность считать: было бы невозможно работать.

— Есть же специальные приборы.

— Жаль, получились бы отличные каникулы.

— Тебе не хватило купания в качестве каникул?

— Я имел в виду, что ни перед кем не надо отчитываться.

— Но шеф или шефиня есть всегда.

Они засмеялись.

— Вечно женщины контролируют нашу жизнь.

Они снова засмеялись.

— Властвуют над нами.

Смех.

— А мы у их ног.

Смех.

— Господи, на работе еще хуже, чем дома.

— Итак, все в порядке? Можно заводить мотор и возвращаться на корабль?

— Ну раз мы решили, что все на месте.

— Двадцать один, двадцать один, все-таки странно.

— Наверное, ты забыл себя самого посчитать.

— Да нет, это не моем стиле.

Смех.

— С цифрами я не путаюсь, с буквами тоже, ну, иногда над орфографией могу задуматься, «а» или «о», что-то в этом духе, но не с цифрами. Мне нравится эта работа, потому что для меня цифры — это просто, это очевидность, я доверяю цифрам.

— А если бы ты не любил цифры, кем бы был, поэтом?

Смех.

— Да, тебе бы подошла роль поэта.

— У меня недостаточно воображения.

— Видимо, достаточно. Как думаешь, что происходит с людьми, когда они ныряют? Количество изменяется?

— Ну, хотя бы мы уверены в том, что никого не потеряли.

— Конечно, нет, это просто-напросто невозможно, риск нулевой.

— Риск есть всегда, мы здесь ничто.

— Мы всегда ничто.

— Нашелся философ. Ты испугался?

— Я не это имел в виду.

— В мое время моряки были более бесстрашными.

— Они просто не смотрели «Челюсти».

— Нет, но они читали «Моби Дика».

— Смешно.

— Почему ты ничего не говоришь? Ты бледный.

— Не все любят шутки.

— Да ладно, мы мужики или нет?

— Пока не добрались до корабля, мы всего лишь пища для китов.

Смех.

Все продолжают думать об этом числе: двадцать один, о том, как странно это звучит: двадцать один. В этот раз в команде много новичков, молодых ребят, и это сбивает с толку, они похожи друг на друга, мускулистые парни, надеявшиеся открыть Америку или покорить мир. Никто не помнит, с кем уже плавал, а с кем нет. Лица порой меняются, если корабль делает остановки, попадаются те, с кем и словом не успеваешь обмолвиться.

Еще несколько лет назад контракты заключали на более долгий срок. Коллег все знали. Теперь карты постоянно смешивают, словно надо во что бы то ни стало избежать привязанностей и социальных кодексов. Словно теперь надо думать лишь о том, чтобы махина с молодыми, ничего не требующими моряками шла вперед.

— Вы ее видите? — спрашивает один.

— Она что, потерялась?

— Лучше скажи, что она без нас потерялась.

Смех.

— Я бы посмотрел, как она плавает.

— Ты имеешь в виду, что не отказался бы увидеть ее голой?

— Да нет, я имел в виду ровно то, что сказал. И все.

Никто не смеется. Все вдруг задумались о глубине, о километрах там, внизу, под водой.

— Она осторожнее нас.

— Ты имеешь в виду, умнее?

— Нет, я имею в виду, осторожнее.

— Ну что, новички, с боевым крещением вас!

Никто не отвечает. Большинство не говорит по-французски.

— Хорошо поплавали, — еще одна попытка, на английском, — в большом, большом бассейне…

Никто не смеется.

— Оставь их, ты же видишь, они совсем бледные, призраки какие-то прямо.

— Вы призраки? — пытается по-английски пошутить кто-то из моряков.

Никто не смеется.

— Тогда где же она?

— Она вообще придет на помощь? Спустит трап?

— Да хватит трусить, никто нас не бросал, придет за нами твоя любимая.

— Не говори о ней так.

— Стойте, ребята, вы уверены, что мы поднимем шлюпку? Сколько здесь метров?

— Конечно. Привяжем тут и там, сверху потянем.

— А кто потянет-то?

— А я думал, что шлюпки придуманы для спасения, чтобы в море и оставаться, ну, когда корабль в огне или случилось кораблекрушение.

— Да? А если нас никто не заберет, мы будем искать необитаемый остров?

— Ты уже вообразил себя Робинзоном?

Смех.

— Лучше бы помалкивали да гребли, нам еще взбираться на корабль, силы нужны, она встретит нас, и мы продолжим работу с того места, на котором остановились.

— Пока что я ее не вижу.

— Может, она в воду спрыгнула.

— А может, забыла о нашем существовании.

— А вдруг с ней что-нибудь случилось?

— Что?

— Не знаю, что-нибудь заболело, женские штучки.

— Тебе обязательно все время быть придурком?

— Да ладно, я пытаюсь разрядить обстановку. Нет, ну правда, вдруг она поранилась на корабле пока была одна, мы все несем ответственность.

— Как она могла пораниться? У нее совсем не такая работа.

— Тебе перечислить все способы пораниться на корабле?

— Перечисли, так быстрее время пройдет.

— Прекратите и помогите мне повернуть.

— Мы слишком близко к кораблю, не надо выпендриваться.

— Я не выпендриваюсь, я пытаюсь совладать с волнами, мы же не хотим, чтобы все попадали в воду.

— Смелее, парни. Еще несколько метров.

— Они и впрямь побледнели. Дрожат от страха.