Ультрамарины

I

Пространство стерлось от ежедневных привычных жестов, рабочих движений, рутинных шагов. Появился крошечный пробел, застывшая секунда. И в этом замершем неопределенном отрезке времени внезапно развернулась жизнь со своими решениями и последствиями.

Она отчетливо все сознает, ведь пространство, дорожка, по которой пошла ее жизнь, — внутри ее тела, и медицинского объяснения нет, она бы даже не сказала, что это серьезно, печально, злонамеренно, просто сквознячок в груди. Только мышцы надо бы напрячь посильнее.

Она не знает, стало ли решение следствием слабости или возникло внезапно, само по себе, когда в конце ужина она произнесла: «Хорошо». Она не знает, хотела ли уступить или кто-то из членов экипажа не то словом, не то жестом пробился сквозь ее вынужденную холодность. Ей кажется, что от морских ветров щекотно в животе. Она до сих пор слышит, как произнесла: «Хорошо», — не совсем своим голосом, не рабочим, не голосом капитана. То был тонкий неловкий звук, будто слово только-только родилось, а ведь обычно она следит за интонацией. Новорожденное слово раскрылось перед всеми, прозвучало публично: «Хорошо». И раз уж ее голос нечто произнес, придется повиноваться, она привыкла к согласию с собой. До этого момента ее слова всегда соотносились с поступками.

Она спокойна и уверена в себе, поэтому не обращает внимания на ребяческий голос, откашливается и повторяет строго, с привычной авторитарной интонацией: «Хорошо».

Дух захватывает не только у нее. Вот уже несколько дней она слышит шум, приглушенный смех. Ей передается приподнятое настроение членов экипажа, которых она вроде бы неплохо знает и наняла за ответственное, серьезное отношение к делу. Это для нее важно.

Перед плаванием моряков надо утихомирить. С этим справится доза спиртного, а она обойдется своими средствами.

Уход в море связан со страхом заточения, люди, живущие бок о бок неделями, порой начинают горячиться, обижаться, злиться, много пить, мечтать, чтобы все закончилось, сидеть на палубе до рассвета и сходить с ума от невыносимой тяжести одиночества. А вот внезапных дружеских чувств и радости общего дела она не ожидала и не совсем понимает, как реагировать, поэтому странно улыбается и говорит неестественно звонким голосом.

В итоге она смирилась с этими громкими голосами, с этим веселым смехом, с тем, что люди симпатизируют друг другу, обмениваются улыбками и добрыми словами. Она убедилась, что все смеются в равной степени, никто на празднике жизни не обделен, никто не стал объектом насмешек. Она даже позволила себе задеть кого-то плечом. А ведь так спустя несколько дней можно дойти и до объятий под луной.

Она капитан уже несколько лет, из них три года на этом корабле. Экипаж всегда разный, на суше она проводит несколько месяцев и забывает наземную жизнь, стоит только подняться на корабль и поставить чемодан в каюте. Маршрут на сей раз простой, особенно для нынешнего сезона. Приключения она в основном придумывает для лекций, для вечеринок, когда ее просят что-нибудь рассказать. Большинство офицеров знакомы ей со школы, они давно вместе работают и не отличаются разговорчивостью.

Она дочь капитана и никогда не помышляла о жизни на суше, с малых лет она столько знала о кораблях, что распрощаться с морем было невозможно. Она ощущает свою морскую природу так, как иные гордятся экзотическим происхождением. Бросить и заняться чем-то другим никогда в голову не приходило. Она выбрала мореплавание, изучение человеческой природы за пределами суши, ремесленничество и современные машины, цифры и острые ощущения, космические абстракции и солнце в глаза. Так она повзрослела, стала глубже, тверже.

Она наблюдала за работой других, мужчин, которые трудились до нее и теперь смотрят требовательно, порой снисходительно, а она доказывает свою компетентность. Она никогда не пропускала действий, считала каждую манипуляцию и процедуру важной. Работа успокаивала ее, труд придавал уверенности. Так что авторитет она заслужила серьезным отношением к делу и высоким профессионализмом.

Во время первого плавания она почти не спала, присутствовала сразу всюду, хотела все знать, чуть ли не пыталась делать работу за каждого. Ее не принимали всерьез, обменивались ироническими улыбками, когда она отворачивалась, думали, не протянет долго, даже по состоянию здоровья. Считали, что любовь к мужской профессии пройдет, кому-то удастся удержать ее на суше, сделать капитаном большого дома, заставить управлять тем, чем положено женщинам, поговаривали, будто для настоящей карьеры у нее недостаточно сильные руки и не те гормоны. Однажды ей пришлось сжать кулаки и подраться. И она бы победила, если бы ей не помешали, не положили руку на плечо. С тех пор, как от нее зависит трудовая судьба других, ей больше уже ничего не говорят, с женской силой смирились, о ней ходят легенды так же, как о других известных мореплавателях.

Мало-помалу погодные условия стали волновать ее больше, чем что-либо другое на свете, она научилась читать карты лучше многих и каждые двадцать минут ставить все эти крошечные крестики, чтобы определить ориентиры. Каждое новое плавание — уверенное продвижение на юг, в сторону красоты, без страха и без депрессий. Она знала подводные камни, чувствовала окутывающий корабль запах пены и водорослей.

Она обожает карты, работает с ними, знает наизусть, классифицирует. Она изучила их еще до своих морских бросков. Их краски завораживают. Порой ей надоедает проверенный маршрут между двумя пунктами назначения, ей хочется замедлить движение и плыть свободно, тогда она отдает приказ снизить скорость и сознательно теряет часок, прежде чем бросить якоря.

В последние годы многие хотят в ее команду, знают, что все будет четко, что человек работает как двигатель и шторма можно не бояться. Людям нравится ее спокойствие, им с ней комфортно. Она тоже предпочитает надежные команды, верных и не слишком болтливых офицеров. Когда у нее спрашивают, с кем она хочет работать, она выбирает тихих, даже робких.

Месяц назад она снова вышла в море, заменив пожилого коллегу, который радостно уступил Рождество и летние школьные каникулы. Она готова ко всему и перехватывает судно, где бы оно ни находилось, разбирается с инвентарем, нагоняет время. У нее часто бывает ощущение, будто она плывет по бархату или исполняет прекрасный медленный танец. Когда она закрывает глаза, корабль становится ее телом, ее позвоночником, прямым, ровным. Она забывает о волнах.

У нее самая просторная каюта и большой стол. Там тихо, несмотря на то, что ее регулярно информируют о задержках, погодных изменениях, инцидентах на борту.

Она привыкла давать ответ на любой вопрос. И с правильной интонацией. Она привыкла маскировать раздражение. Перед каждым выходом в море она вспоминает отработанные навыки, знакомится с экипажем, с пассажирами, если они есть, угадывает страхи, по выражению лиц понимает, кто на корабле впервые, кто будет ей опорой, чью зависть придется сдерживать.

Она никогда не пожимает руку. Дотрагивается лишь до металла или до тканей, старается никого случайно не задеть. Длинные гладкие волосы всегда забраны в хвост на затылке. Они никогда не развеваются, скорее представляют собой еще одну прямую линию среди прочих.

Она никогда не закрывает каюту, чтобы оставаться чуткой к любому шороху, молниеносно реагировать на любую тревогу. Она спит в одежде. По другую сторону стенки храпят моряки. В любом случае она спит очень мало. И отдыхает скорее просто потому, что так надо. Иногда она закрывает глаза, сидя на стуле, и позволяет себе задремать, покачиваясь на волнах.

Большую часть времени она проводит наверху. Где-то на середине палубы. В своем личном кресле. Ей нравится ощущение того, что все приборы под рукой и в любой момент можно проконтролировать ситуацию. Ей нравится уют этого места и способность спокойно сконцентрироваться. Румынский рулевой работает неподалеку, он с ней плавал уже много раз. Он открывает рот и говорит по-французски, только когда надо сообщить технические новости. Она не задает ему вопросов, лишь наблюдает, если не следит за горизонтом сама. Он очень молод, как и большая часть команды. Она понятия не имеет, что толкнуло его пуститься в плавание подобно остальным, почему он выбрал эту странную профессию, ведь его до сих пор тошнит во время качки и взгляд его порой пустеет, когда вокруг океан, а порой в нем нескрываемый страх. Может, все ради зарплаты. Или из-за жажды. На самом деле она временами по вечерам выпивает бокальчик — всегда в один и тот же час. Если снаружи ветер и по стеклам течет вода, тем лучше. Она распускает волосы, дает голове отдых. Офицеры не прекращают работать, но капитан позволяет себе расслабить плечи и выдохнуть.

После четырех дней в пути за ужином один из офицеров склоняется над ее ухом и непривычно простодушно спрашивает, нельзя ли спустить шлюпку, заглушить двигатели и немного искупаться. Она, не задумываясь, отвечает: «Хорошо». Повторяет: «Хорошо». После короткой паузы — недоверчивый смех.