Елизавета Йоркская. Последняя Белая роза

– Хорошо, – ответила Елизавета и поднялась.

– Да благословит вас Господь, – сказала Элис Фицльюис.

Елизавета отпустила фрейлин и села у окна с видом на Темзу, пытаясь собраться с мыслями. Это было уже слишком, вдобавок к смерти Артура. Много лет она горячо желала узнать правду, но правда эта произвела на нее гораздо более сильное и болезненное впечатление, чем она предполагала. Представляя себе, что пережили ее братья, Елизавета заливалась слезами. Успели ли они проснуться, боролись ли в ужасе за свою жизнь? В любом случае они умерли, не имея возможности причаститься. Страшно думать об этом. Единственным утешением для Елизаветы было то, что Нэд регулярно исповедовался в своих грехах, каждый день опасаясь внезапной смерти.

А Ричард… Это было самое ужасное предательство. Он кормил ее мать пустыми заверениями, демонстрировал дружеское расположение к самой Елизавете, ухаживал за ней, а сам был виновен в убийстве ее братьев. Он лгал и лгал. А она ему поверила. Как же она была глупа!

Не ей судить его. Это сделал Бог. Он даровал Генриху победу при Босворте. И все же Елизавета пылала гневом против Ричарда и Тирелла, который был его сообщником и совершил жестокое, подлое преступление.

– Почему, черт подери, они молчали до сих пор? – взорвался Генрих, бросив на стол перо.

В кабинете больше никого не было, и Елизавета только что закончила рассказ о посещении монастыря минориток.

– Я тоже желала бы, чтобы это случилось раньше, – ответила она на гневную вспышку мужа, – но Мэри не хотела предавать брата. Прошу вас, не наказывайте ее.

Лицо Генриха побагровело.

– Если бы я знал с самого начала то, что знаю теперь, это избавило бы меня от долгих лет тревог по поводу самозванцев и мой трон был бы в безопасности. Посмотрите на меня! Я состарился раньше срока из-за всех этих тревог, которые мне пришлось пережить. И вы ждете милосердия!

– Генрих, прошу вас! Окажись вы на ее месте, разве вы предали бы доверие своего брата? Рискнули бы тем, что из-за вас он может попасть на плаху?

Король сдался, но гнев его не остыл.

– Имелись и более важные проблемы.

– Да. Но настоящий виновник – Тирелл, а не его сестра.

– Ей-богу, теперь он заговорит. Я его заставлю.

– Пусть сперва прочтет письмо аббатисы.

Генрих вздохнул:

– Хорошо. Но завтра утром первым делом он предстанет перед нами.

Тирелл стоял с посеревшим лицом. Всю его браваду и напускное безразличие как рукой сняло. Он не смел встретиться взглядом с Елизаветой.

– Ну, сэр Джеймс, что вы имеете сказать нам? – рявкнул Генрих.

Узник как будто силился подобрать слова.

– Правда ли то, что сообщила мне ваша сестра? – холодно спросила Елизавета.

Тирелл замялся.

– Да, ваша милость.

– И обоих моих братьев задушили? Ни один не выжил?

– Да.

– И это было сделано по приказу узурпатора Ричарда? – вмешался Генрих.

– Да, сир.

– Тем не менее вы понимали, что это преступление. Полагаю, вы надеялись получить свою выгоду? Или вы намерены утверждать, что выполнили приказ из страха?

Тирелл опять замялся.

– Ну? – Лицо Генриха было мрачнее тучи.

– Я искал продвижения по службе. Когда король Ричард сказал, что у него есть очень важное поручение, которое нужно выполнить втайне, я ухватился за эту возможность. А узнав, о чем идет речь, хотел отказаться, но не посмел. Понимаете, сир, я знал, что обладаю сведениями, которые, в случае если о них станет известно, могут стоить королю трона, как и оказалось впоследствии, когда слухи о расправе над принцами лишили его необходимой поддержки. Если бы я не стал выполнять приказ Ричарда, то поставил бы себя самого в опасное положение, я боялся, что он не оставит меня в живых, чтобы я не мог рассказать правду.

Генрих не дал слабины:

– И вы убили двух невинных мальчиков.

– Я не сам это сделал, сир. Все исполнили мой конюший Джон Дайтон и Майлз Форрест. Меня даже не было в комнате.

– И вы полагаете, это освобождает вас от ответственности? Вы отдали им приказ!

– Сир, я сказал вам правду.

– Они мучились? Понимали, что происходит? – вскричала Елизавета, не в силах больше сдерживаться.

– Они спали, мадам. Я не слышал никаких звуков борьбы. Все закончилось очень быстро.

– Где похоронили тела? – спросил Генрих. – Я обыскал весь Тауэр и не нашел ничего.

– Увы, сир, я не знаю. Я ушел до того, как их закопали. Но Дайтон сможет вам сказать.

– Я вызову его на допрос, – сказал Генрих. – А теперь, сэр Джеймс, вы, вероятно, объясните мне, почему помогали изменнику Саффолку?

Тирелл наверняка понимал, что смерти ему не миновать, и открыл все: как он проникся симпатией к де ла Полю; как Саффолк обещал ему награду гораздо большую, чем то, что он получил от Генриха, и как он уверил себя, что, помогая Саффолку попасть к имперскому двору, не совершает измены.

Генрих слушал его с мрачным видом.

– На следующей неделе вас будут судить в Гилдхолле, – произнес он наконец. – Знайте, что вы можете отвечать на обвинения, но о деле с принцами не упоминайте.

Елизавета в изумлении воззрилась на короля.

– Уведите заключенного, – приказал Генрих.

– Почему он не должен упоминать про моих братьев?! – воскликнула Елизавета, как только они оказались одни в его кабинете.

– Потому что я хочу, чтобы эта история получила подтверждение, прежде чем о судьбе ваших братьев станет известно всем. Ни к чему, чтобы старая полемика по поводу вашей законнорожденности возникла снова.

– Но вы будете спокойнее чувствовать себя на троне, если люди узнают, что принцы мертвы.

– Люди узнают, об этом я позабочусь. Но я не хочу, чтобы при дворе начались пересуды.

Елизавета поняла, что его тревожит. Ее законнорожденность была критически важна для устойчивости династии Тюдоров и наследования власти. Этот вопрос всегда оставался для Генриха весьма чувствительным. Он даже запретил книги, в которых упоминался изданный Ричардом акт, объявлявший всех детей Эдуарда IV бастардами, и Елизавета была от души благодарна ему за это. Упоминание о ее братьях могло вновь поднять эту тему. Генрих прав: лучше соблюдать осмотрительность.

С Дайтоном король встречался сам. Зачем ей испытывать новые потрясения и еще раз слушать, как умерли ее братья. Вечером Генрих пришел. Елизавета опасалась, что он не станет рассказывать ей обо всем в подробностях.

– Что за негодяй! – выпалил король, принимая от нее кубок с вином, прежде чем лечь в постель. – Подлец из подлецов, и к тому же хитер. Мне пришлось вытягивать из него каждое слово. Он сказал, что закопал ваших братьев под лестницей, под какой-то кучей хлама, но не думает, что тела и теперь там, так как Тирелл говорил ему, будто Ричард намеревался позже перенести их куда-нибудь. Я спросил его, может ли он указать точное место, а он ответил, что не помнит. Сомнительно, конечно, но больше мне ничего выудить из него не удалось. Бесси, сегодня днем я приказал своим людям осмотреть каждую лестницу в Тауэре, и ни под одной не обнаружили никаких признаков, что там когда-то копали.

У Елизаветы от разочарования поникли плечи. Она надеялась, что сможет похоронить своих братьев достойно, как им полагалось по рангу. И вот ей отказано даже в этом утешении. И все же она наконец смирилась со своей утратой. Теперь, по прошествии стольких лет мучительной неопределенности, она знала правду, это давало ей некое утешение и чувство облегчения. Екатерина и Бриджит едва ли помнили своих братьев, а вот Сесилия переживала боль утраты вместе с нею, и Анна тоже, хоть и в меньшей степени. Сесилию эта новость поразит сильнее всех.

В Гринвич Елизавета вернулась к Вознесению, понимая, что всегда будет нести в сердце боль утраты. Прошло несколько недель, и она узнала, что на суде в Гилдхолле Тирелла обвинили в измене и приговорили к смерти. Вскоре после этого ему отрубили голову на Тауэрском холме. Изменник понес заслуженную кару за совершенные преступления, особенно за те, о которых на суде не упоминали. Справедливость наконец восторжествовала.

На следующей неделе Генрих объявил, что Тирелл признался в убийстве короля Эдуарда Пятого и герцога Йоркского. Известие это не произвело особого шума – вчерашние новости, ушедшие в историю, память у людей короткая. Вероятно, многие и без того уже были убеждены, что принцев убили, какая теперь разница, если давнишние подозрения подтвердились.

И Елизавета уверилась окончательно и бесповоротно, что новых самозванцев не появится.

Среди прочих забот Елизавета не забывала и о своей невестке. Кэтрин лежала больная в Ладлоу уже больше месяца. Принцесса медленно поправлялась, но Фердинанд и Изабелла выражали тревогу и требовали, чтобы их дочь немедленно увезли из этого нездорового места. Доктор Линакр заверил Елизавету, что ее невестка скоро достаточно оправится для путешествия, тогда королева послала в Ладлоу эскорт и обтянутые черной тканью носилки, которые должны были доставить выздоравливающую Кэтрин в Ричмонд.

Увидев принцессу, Елизавета ужаснулась. Перед Рождеством девушка цвела юной красотой и здоровьем, рыжеволосая, розовощекая, ясноглазая. Теперь она исхудала, волосы тусклые, глаза безжизненные. Елизавета вспомнила завещание Артура и вопиющее упущение, которое он сделал. Действительно ли Кэтрин так скорбела из-за смерти Артура, или ее жалкий вид – результат болезни? Определить это не представлялось возможным, и расспрашивать невестку Елизавета не хотела. Лучше считать, что она безутешна в своей утрате.

– Добро пожаловать, мое дорогое дитя. – Елизавета подняла Кэтрин из реверанса, чувствуя, как выпирают кости ее позвоночника из-под бархатного платья. – Сердце мое было с вами в эти последние недели.

– Как и мое – с вашим величеством, – ответила Кэтрин.

– Я вам очень сочувствую – овдоветь такой молодой. Хочу заверить вас, что, пока вы в Англии, материнская и отцовская забота вам обеспечена.

– Благодарю вас, ваше величество. – На глазах принцессы блеснули слезы.

– Король собирается определить вам место, где вы поселитесь, пока ваше будущее не определено, – сказала Елизавета и жестом пригласила Кэтрин садиться. – Есть два места на выбор: дворец епископа Даремского на Стрэнде, неподалеку от Лондона, или дворец архиепископа Кентерберийского в Кройдоне, что в нескольких милях к югу.

Кэтрин попыталась улыбнуться:

– Его величество очень добр. Какой из дворцов порекомендует ваше величество?

– Я бы поехала в Кройдон, он расположен в сельской местности, и при этом оттуда удобно добираться до Сити и Вестминстера. Это прекрасный дворец, вполне подходящий для принцессы, и воздух там здоровый.

– Тогда я поеду туда. Но, мадам, что же теперь будет со мною?

– Честно говоря, Кэтрин, мы с королем еще это не обсуждали. Мы скорбели о смерти Артура и больше беспокоились о вашем здоровье, чем о будущем. Но я поговорю с его милостью сегодня же вечером.

– Благодарю вас, мадам.

– Вы хотели бы вернуться домой, в Испанию? – мягко спросила Елизавета.

Девушка сглотнула.

– Я хочу поступить так, как будет угодно моим родителям. – Это был правильный ответ знающей свой долг дочери. Кэтрин хорошо воспитали.