Болезни наши

Важный эфир

Отец Андрей, уже облачённый в торжественно чёрную рясу, левой рукой держался за наперсный крест, а правой благословлял в дорогу московского гостя. Взгляд Гены-местного, вытиравшего после холодного душа голову, едва заметно осуждал смирение Гены-блогера, с готовностью протянувшего свои пригоршни к священнику и склонившего голову.

– Мне младший сын нашёл в сетях упущенную серию про Михаила Рыбинского. У вас прекрасно получилось. Низкий поклон за ваше усердие, – и отец Андрей и правда вдруг поклонился до земли. Оба Гены были шокированы.

– Ну что вы, – отвечал ему москвич и терялся, не зная, как лучше обращаться к священнику: «отче», «батюшка», «Андрей Владимирович»? – Я особо-то и не старался. Снималось легко, и столько было желающих помочь.

– Пап, ну хватит уже. Ну что за театр?

– Только, Геннадий, не заботьтесь о… Весело ли зрителю, интересно ли? Показывайте правду, не греша против неё, не приправляя комментариями.

И даже отец Андрей не понял, потому что отвёл глаза в сторону, который Гена ответил ему:

– No comment?

– Очень рад был познакомиться с вами. Бог даст, ещё увидимся. За сим прощайте.

Младший брат Гены-местного, стоявший молча доселе в дверях с видавшим виды заплечным рюкзаком отца, тоже подошёл к Руфулосу попрощаться.

– Можно с вами сфотографироваться?

На странице Дмитрия Вясщезлова в ВК эта фотка на целый год займёт самое почётное место. А сейчас он по-мужицки дельно бросил чёрный рюкзак в салон старого постсоветского УАЗика, дождался, когда на пассажирском месте окажется отец, и дал по газам. И всю дорогу улыбался.

Свои вещи к дороге Рыжов приготовил ещё вчера, сразу после неудачной встречи с Акацием Акациевичем. Ноутбук, два телефона, цифровая видеокамера, перемётная сумка со всякой достопримечательной всячиной – всё было готово. Если честно, Злакоград его утомил. Из пяти дней ни минуты одиночества, а значит, и отдыха. Городок-головоломка. За каждым поворотом, за каждой дверью – персонаж недописанного детектива, хватающий тебя за грудки и требующий: «Допиши!» И, казалось бы, прощание близко, через пару часов – равномерный стук колёс, за окном купе равноудалённая от всех точек пути линия горизонта, «и чай попрошу сделать покрепче»…

– И мне покрепче, – скрипучий голос Карачагова.

Гена не видел, но ему показалось, что Фёдор Павлович в этот момент подмигнул проводнице. Злакоград ещё больше двух суток не оставит Рыжова в покое. Двое милых стариков будут до самого Ярославского вокзала напоминать ему об этой южно-сибирской загадке.

Гена-местный с утра был не в духе. Вчера вечером, уже затемно, он достаточно нервно разговаривал с кем-то по телефону. Для разговора он выходил на веранду, так что Рыжов не разобрал ни слова, но понял, что Вясщезлов-средний не на шутку разволновался. Всё утро он то и дело хватался за трубку, просматривал звонки. «Значит, ждёт», – наблюдая за ним, думал Рыжов.

Дождался Гена-местный уже в дороге, когда машина въезжала в город. Бросил взгляд на экран телефона, с деланным непониманием поднял брови и сказал Рыжову:

– Чего это вдруг? – и, поднеся трубку к уху, ответил: – Доброе утро, Игорь Васильевич.

Потом Вясщезлов долго слушал, собирался иногда что-то ответить, но собеседник на том конце эфира позволял ему только выпустить воздух. В отдельные моменты Гена буквально терял лицо. Сделал лишний круг по привокзальной площади. Наконец собрался, сконцентрировался и, остановив автомобиль, сказал в телефон:

– Я буду через двадцать минут. – И обернувшись к Рыжову, пояснил: – Мер.

Отмахнувшись от проблем, которые предположил было Гена-московский, Вясщезлов вышел из автомобиля, открыл багажник и, отдавая москвичу его вещи, грязно выругался, так загадочно, так зло и буквально с упоением. Как будто во всём русскоязычном мире смысл этого междометия был понятен ему одному.

– Х@йня.

«Ну ничего себе, – подумал Рыжов. – Совсем не похоже, что это действительно так». А Гена-местный, невероятным усилием воли вернувший себе привычный образ олимпийского бога, уже горячо извинялся перед ним за скомканное прощание, обещал позвонить сразу, как освободится, взял слово с Рыжова не пропадать и держать в курсе и только после этого уехал.

Москвич ещё смотрел вслед стильному вясщезловскому внедорожнику и спешил надышаться свободой своего долгожданного одиночества, как вибровдругожил в одном из его карманов айфон. «Не будет мне в Злакограде покоя»… Айфон спустя пару секунд запел раздражённым электронным прононсом, и Гена стал хлопать себя по бокам и груди.

– Монин, дружище! – это был Карачагов.

Грустным, сконфуженным и немного взволнованным голосом он попросил Гену не обижаться и сдать их с Евой Дмитриевной билеты, которые, по всей видимости, как Рыжов положил в своё портмоне, так там и лежали. Ева (никто кроме Карачагова не произносил её имя без отчества) ещё вечером почувствовала недомогание, температуру и одышку, легла пораньше в надежде, что утро вечера мудренее, но к рассвету стала задыхаться, хвататься за горло, покрылась липким потом. Фёдор Павлович вызвал «Скорую помощь» и, забыв о собственных проблемах со здоровьем, сопроводил Еву Дмитриевну в больницу, чем замедлил и её транспортировку, и её осмотр. Температуру сбили быстро, а вот свободного аппарата принудительной вентиляции лёгких не нашли. Положили её в барокамеру подышать кислородом. Сейчас гадают, что это за аллергия?

– В общем, старик, мне хоть и край как надо в столицу, но я один не поеду. По крайней мере, сегодня. Заблудиться не боюсь, джи-пи-эсом умею пользоваться, но мне же то присесть, то полежать…

Рыжов про себя понял, что Фёдор Павлович хотел бы рассчитывать на него, как на поводыря. «О Злакоград», – сверкнула злая мысль, но тут же распылилась от следующих слов Карачагова:

– Да мы вчера и не собрали толком ничего. Ева думала, с утра всё успеет. Так что очень был рад знакомству, буду в столице, обязательно позвоню. И ещё раз извини, что не получилось составить компанию.

И Фёдор Павлович, что больше всего удивило Рыжова, сразу после объяснения, не дожидаясь ответа, бросил трубку. Куда деньги-то за билеты перевести?

О, Злакоград… У Гены голова шла кругом. Он бесповоротно решил свой новый проект не начинать отсюда. Быть такого не может, что этот городок – типичная глубинка. Скорее, нетипичная. Скорее, из ряда вон. Рыжов взглянул на часы: как медленно здесь течёт время. Когда он подходил к кассам дальнего следования, по громкой связи объявили о возможной задержке его поезда. «Когда же я выберусь отсюда?» – задал Гена вопрос сам себе. И отчётливо почувствовал, как его телефон в ответ провибрировал, по-доброму улыбаясь: «Завтра».

Рыжов растерянно смотрел на дисплей телефона и никак не мог поверить в реальность четырёх букв, проступивших на нём.

– Лиля? Доброе утро! Как неожиданно!

Он не стал занимать очередь, а, прижимая айфон к уху, стал прохаживаться по кассовому залу, то и дело с кем-то сталкиваясь, кого-то задевая. Попробовал выйти на привокзальную площадь, но её шум почти сразу заставил его вернуться обратно. И похоже, что Лиля чувствовала его неудобства. Сначала он слышал в её словах какое-то напряжение, неуверенность. Слышал голос божественно скромного рыжеволосого библиотекаря, который просто молил помочь ему справиться со своей скромностью. И, вспомнив запах читального зала, свои первые впечатления о ней при знакомстве, своё волнение, Рыжов, не колеблясь, вошёл в эти волны.

Они проговорили сорок минут, после чего Гена сдал в кассу все три билета и, выйдя на привокзальную площадь, достаточно быстро нашёл свободный таксомотор, не обращаясь за помощью к Яндекс-такси.

* * *

Открыв свои глаза на рассвете, догадываясь о приближении новой волны, Гена разглядел на песке следы босых ног и, как Робинзон Крузо, насторожился и отчётливо услышал её слова:

– Не сомневаюсь.

Ему стало стыдно за то, что он испугался последних протуберанцев яркого приключенческого сна и вздрогнул. И понял, что пора стряхнуть с себя этот сон, избавиться от него, и открыл глаза окончательно. Сел на край кровати. Потом встал на ноги. Потянулся. Солнце за одно мгновение оторвалось от горизонта и победно висело над ним уже достаточно высоко и по-хозяйски реформировало пространство вокруг. Для Рыжова шестой день в Злакограде начинался с тёплого наконец-то душа. Под его струями Гене было легче осмысливать ушедшую ночь и наступающий день. «Хорошо было бы выбраться из этого города, не встретившись с Поповичем», – думал он. Лиля вчера подтвердила, что Гена-местный не оставляет её в покое больше двух лет и, подлец, лИлеет надежду увидеть её матерью своих детей. Так что последствия могут быть как минимум непредсказуемыми. Это уже не юношеская бескорыстная влюблённость. Хорошо было бы узнать, где он сейчас. Позвонить его отцу? Нет, нет. Время неподходящее. Начало десятого, отец Андрей на службе. Позвонить его брату Димке? Так я телефон его не сохранил. Кто ещё может знать, где сейчас Геннадий Вясщезлов?

Москвич вышел на лоджию своего номера. Персонал отеля «Хилтон Гарден Инн Злакоград» готовился к встрече первой годовщины со дня своего открытия. Добрая половина суетившихся перед входом сотрудников имели азиатские черты. Трудовые мигранты из Казахстана. Гена смотрел на них и судорожно продолжал думать, как узнать, где сейчас Попович. Тем временем звонок гостиничного телефона разбудил Лилию. Хотели напомнить, что завтрак заканчивается. Она грациозно вытянулась и тоном, не терпящим возражений, как будто для неё это было обычным делом, попросила поднять завтрак в номер. Когда она встала с кровати и отправилась в душ, Гена забыл обо всех тревогах.

За утренним капучино, ломая десертной ложкой свежий чизкейк, Лиля была не в духе и, хотя улыбалась, отводила глаза, готовилась к расставанию. Амплуа роковой соблазнительницы больше её не прельщало, хотелось быть обманутой жертвой. С божественно красивыми женщинами случается и такое. «Ничего не получится, – с улыбкой подумал ей в ответ Рыжов, – я тебе, милочка, ничего и не обещал». Чуть позже она спросит Гену:

– Во сколько твой поезд?

– Сейчас посмотрю в интернете. Помню, что после обеда.

И он взял в руки телефон. То указательным, то средним пальцем стал рисовать на экране магические знаки и нетерпеливо постукивать по нему. Брови то поднимались, то нахмуривались, и без слов двигались губы. Не в силах оторвать глаз от его пальцев, Лиля тяжело вздохнула и сказала себе: «И это тоже пройдёт».

– Биробиджан-Москва-Минск, – заговорил Рыжов, – прибытие в Злакоград 15:30, отправление – 16:05.

– Попозже нет?

«Зачем?» – чуть было не спросил москвич, но вовремя осёкся.

– Если партнёры не щёлкали, у меня может быть важный эфир в Москве. Хочу сам проконтролировать. Если уеду попозже, точно пропущу. Поезда потом казахские. Тихоходы.

И Гена продолжал колдовать над айфоном, а Лиля продолжала, как школьница, обманывать своих демонов. Ну и пусть. Ну и ладно. Подумаешь. Но обернувшийся к ней Рыжов сразу и с удовлетворением понял, что на мякине ей своих демонов не провести. Тогда Гена отодвинул айфон в центр стола, так, что звякнула пустая чашка, и встал. Возмущению айфона не было границ, он буквально завыл незнакомой электронной мелодией. Звонили с номера Евы Дмитриевны. «Старый хипстер, наверно, так прикалывается, -подумал Рыжов, – самое время».