Трио-Лит 1

Никогда ранее, даже в антисоветской юности, Станкевич не был так искренен в своих словах. Он так увлёкся своим монологом, что, сам себе удивляясь, принял невероятное решение — сейчас же взять и вернуться в полицию, но Тимура не выдавать. Слежанков слушал его, раскрыв рот, и думал: «Как он сейчас похож на человека». В какой-то момент он даже поверил, и Станкевич стал ему симпатичен, и Семён Константинович даже чуть-чуть испугался. Каждое новое слово Станкевича было всё твёрже и спокойнее. И вот он встал со скамейки, расправил плечи, руки заложил за спину и сказал, не глядя на единственного слушателя:

— Ведите меня на мою голгофу!

Слово «голгофа» было лишним. Очарование испарилось.

— Не переигрывай, Алёша! — Семён Константинович овладел собой и теперь еле сдерживал смех. — Ты всё, что наговорил, сам выдумал? Про кровожадную правящую клику, про диссидентство, про камеры без кондиционеров? И с чего ты взял, что он диссидент, а я на него охотник?

Голос Станкевича дрогнул, он не выдержал даже намёка на ответный удар.

— Порядочный человек не может не быть диссидентом. Он мне сам говорил, что с ним, как с историком или как с писателем в Ташкенте никто и словом обмолвиться не хотел. Там просто некому. Ещё его отец сформулировал новую концепцию узбекской истории, и она вызвала дикое негодование у местной недообразованной элиты, и это негодование продолжается и шлейфом накрывает теперь и Тимура. Его отец…

— Его отец, — перебил Слежанков, — на родине, можно сказать, реабилитирован. Уже вышли три его книги. Если бы Тимур был сейчас в Ташкенте, смог бы неплохо заработать на переводах их рукописей с русского на узбекский. Это помимо национальной премии, которая ведь тоже может достаться кому-то другому.

— Премии? — звенящим шёпотом спросил Станкевич.

— Представь себе, — продолжал говорить Семён Константинович, так же не глядя на собеседника. — Я и не думал, что ты такой идейный. Свободой и репутацией готов пожертвовать, спасая родственную душу, пропив сначала половину его интеллектуального имущества. Хватит лицедействовать, Алёша! Я не видел смысла рассказывать тебе предысторию моих поисков Худайбергенова, но если ты так ставишь вопрос, то с удовольствием расскажу, от чего ты его хочешь спасти.

Звёзды над неухоженным сквером ждали романтических стихов, но услышали вместе со Станкевичем хотя и обнадёживающую, но прозу. Слежанков поведал Алёше, что с недавних пор в Узбекистане новый, очень продвинутый министр культуры. И по проверенным данным, скорее всего, это только первая ступень его карьеры. Вполне вероятно, что наследник. Человек проевразийской формации. Ему не интересно просто делить бюджет между музеями, театрами, филармониями и так далее. Он ставит перед своим ведомством задачу наполнить новым смыслом жизнь всей страны, сконструировать новую национальную идею и, не теряя ни года, ни дня, приступить к её воплощению. Мешают исторические мифологемы. Историю Узбекистана тоже надо перепрошить. Министр всегда был поклонником малоизвестных академических работ отца Тимура. Всегда видел в них платформу для переосмысления роли Узбекистана в континентальной геополитике. Сейчас он имеет возможность их продвигать и делает это весьма активно. Уже сейчас на работы Худайбергенова-старшего ссылаются школьные учебники, уже выпущено три его книги, скоро его именем назовут новую станцию ташкентского метро. И самое интересное, почему, собственно, Слежанков разыскивает Тимура: за огромный вклад в развитие исторической науки в Узбекистане Худайбергенову-старшему присвоена национальная премия первой степени! Правда, получить её по закону может только ближайший родственник.

— Всё понятно?

— Большая премия? — сглотнул слюну Станкевич.

— Пять миллионов сумов. Около ста пятидесяти тыщ долларов. Ты мог бы помочь Тимуру стать счастливым, мог бы стать его референтом или секретарём. Правительство Узбекистана хотело заказать ему разработку и литературное оформление новой национальной идеи. В том институте, одну из кафедр которого Тимур смог бы возглавить, и для твоего кабинетика тоже нашёлся бы уголок.

— Ещё не хватало! Не в Ташкенте только. Нет.

— Мог бы просто в гости к Тимуру ездить, да кто ж тебя с зоны выпустит в ближайшие десять лет? — Слежанков насмешливо улыбался. — Пошли, что ли?

— Э, нет. Теперь незачем, — ответил Станкевич и плюхнулся на скамейку. Размышлял и смотрел себе под ноги. Не доверял. Сомневался.

— Пошли в гостиницу.

— В гостиницу? — переспросил Станкевич.

— Да, покажу тебе письмо из узбекского посольства. Пошли, тут рядом!

— В таких городках всё рядом: и рынок, и баня, и концертный зал, и гостиница, — отозвался Станкевич и встал, — негде здесь вискаря прикупить?

— Отделение полиции тоже недалеко. Пошли!

Метров через сто у Слежанкова прокуренным женским голосом запел телефон. Он взглянул на экран, приосанился и поднёс телефон к уху.

— Слушаю, товарищ генерал-лейтенант. Всё в порядке. Отдали. Нет, нет… Да? Баба? И.о.? С одной стороны, это всё упрощает, но от женщин всегда надо ждать сюрпризов.

Станкевич старался, но так и не смог понять, о чём идёт речь. Семён Константинович покосился в его сторону и отошёл.

— Ну, если события будут развиваться таким образом, придётся пожертвовать. Никак нет. Только после завершения операции. Я же обещал. Есть форсировать!

Слежанков глубоко вздохнул и сунул телефон в карман.

— О чём это вы — в четыре утра?

— Это мой куратор по другой операции. Там, похоже, проблемы. Идём же! Мне придётся отлучиться. Из моего номера ни ногой! Провинциальная элита не затягивает с расправой.

— Какая операция? Разве вы не в отставке?

— Алёша, в нашем ведомстве отставка — понятие весьма условное. Ты лучше о себе подумай! Из номера выходи только для встреч с Тимуром. Думаю, никому в голову не придёт искать тебя в моём номере и вообще в этой гостинице. Персонал я проинструктирую, ты, главное, сам не засветись. В восемь утра мне надо будет уехать. Вечером рассчитываю на встречу с Тимуром. Получится?

Станкевич пожал плечами, на что Семён Константинович обдал его отрезвляющей фразой:

— Захочешь опять сбежать, вечером будешь во всероссийском розыске. Пошли!

Когда уже в номере гостиницы Станкевич пожелал Слежанкову спокойной ночи, в ответ услышал ещё несколько рекомендаций, главной из которых была — не выключать телефон.

Утром Алексей проснулся, когда Семён Константинович уже уехал на встречу с исполняющей обязанности мера Ширвильд Ириной Викторовной. Поразмыслив на свежую голову обо всём, что случилось вчера, Алексей судорожно отыскал свой айфон, проверил уровень зарядки, просмотрел звонки, сообщения и немного успокоился. «Похоже, товарищ полковник не врёт» — думал он, и другой Станкевич ему поддакнул: «Особенно про федеральный розыск. Тебе, когда была возможность, и вправду надо было перебраться в Питер. Стать следопытом не московского, а питерского интеллектуального дна. Благо не все ещё друзья с хиппанских времён передохли. Маринка с Тимуром и так бы не пропала, он радикально изменился с её появлением. Бросил писать ахинею и приобретённые в рабстве навыки сделал основным источником дохода их гражданской семьи. А уж теперь-то, когда Тимур состоятельный человек, беспокоиться за неё вообще не стоит». Однако сердце у Станкевича было не на месте — от одной мысли, что его сестре придётся вместе с Тамерлановым перебраться в Ташкент.

Но куда больше его беспокоило, какова будет реакция Слежанкова, когда тот узнает, что он столько времени водил его за нос? Что он мог выйти на связь с Тимуром буквально на второй день, но упорно и талантливо изображал вместо этого активные и безуспешные поиски. То, что опытный комитетчик верил ему, очень грело душу Станкевичу. И как теперь вскрыть перед ним свои карты? Слава Богу, что ребята не оформили свои отношения официально. К базе данных ЗАГСа у Семёна Константиновича ключики точно есть. Слава Богу, что у Марины другая фамилия, от первого мужа. Слава Богу, что Тимуру так долго удаётся жить в Москве без регистрации. Станкевич познакомил его с сестрой на следующий за похоронами тётки день. Тимур остался без крыши над головой, и Станкевич, который тоже в те дни не знал, куда голову приклонить, предложил недельку погостить вместе с ним у сестры. Других вариантов не было. Марина на пятнадцать лет моложе Станкевича и на пять лет старше Тамерланова. Недолюбившая, не избалованная жизнью бездетная директор районной библиотеки. Брата терпела с трудом. Она в первые дни знакомства предполагала, что Тимур татарин или даже русский. В один из тех дней, возвращаясь со своей бессмысленной работы, Марина подумала: «Тимур, наверное, голодный!» И от этого так расстроилась, что даже прикусила медицинскую маску. «Почему, — мысленно возопила она к небесам, — даже теперь я такая влюбчивая?» И ускорила шаг, почти побежала. Минимум три раза этот вопль слышал и Алексей. И хотя он искренне любил сестру, волновался за неё, жалел, после третьего раза иронично заметил: «Просто ты очень слабая на передок».

Буквально через день после того, как они нагрянули к Марине, Алексей заявил, что ему срочно нужно в Москву. Духовный противовирусный центр, не разделявший официальных методов борьбы с пандемией, приглашал его принять участие в законспирированной конференции. Марина была счастлива. К возвращению Алексея Тимур успел ответить на её любовь глубоким и нежным чувством. Он и правда переменился. Смысл его существования из аморфного и загоризонтного непонятно чего превратился в карие бездонные глаза Марины, в её смех, в её счастливую улыбку. Станкевич этому не удивился. Его победные ужимки наводили на мысль, что такой исход он и планировал. Но влюблённые их не замечали. Марина вновь чувствовала себя девушкой, а Тимур, у которого интимного опыта, можно сказать, почти не было, чувствовал себя настоящим мужчиной.

Уже больше года назад, задолго до внезапного появления полковника ФСБ в отставке, Станкевич оставил их утопать в своей любви в богохранимом подмосковном городке. Несколько раз он созванивался с Мариной и по её разговору чувствовал, что она неизменно счастлива. Тимур это её состояние отчаянно хотел приумножить. Встретив своих соотечественников, он вышел через них на порядочную строительную фирму. Присмотревшись к нему, прислушавшись, начальство уже через месяц сделало его кем-то вроде прораба или менеджера по персоналу. На фоне соплеменников Тимур стал хорошо зарабатывать. Они с завистью глядели на него и боялись говорить с ним по-узбекски. Однажды, ближе к завершению рабочего дня, к Тимуру обратился выросший из-под земли человек в форме сотрудника миграционной службы:

— Земляк, где ваши узбеки попрятались?

Тимур ответил, что большинство уже в общежитии и за последней сменой скоро придёт автобус, у автобуса и можно будет всех проверить. Сотрудник выяснил, где стоянка, поблагодарил и, не проверяя паспорта, ушёл прочь вместе с десятком своих подчинённых в противовирусных балаклавах. Тимур и не думал, что этот укол в его патриотические чувства будет таким болезненным.