Темная сторона Мечты

Она заплакала и прижалась к Андрею, несколько раз стукнув его по плечу сжатым кулачком.

Влад, стараясь не обращать внимания на происходящее, вытащил из углей свертки в фольге, положил их на стол и осторожно развернул. Все вокруг наполнилось ароматом запеченной рыбы. Над ломтями порозовевшей и чуть подгоревшей по краям семги, обложенной луком, поднимался пряный пар. Но это было еще не все. Владислав маленьким сетчатым половником выловил из бульона несколько маленьких сварившихся в остром мясном бульоне картофелин и положил рядом с рыбой.

Чтобы не мешать другим Андрей приобнял Ингу за талию и повел в ближайший корпус, чтобы она могла там успокоиться.

В большой светлой палате еще стояли уже никому ненужные кровати. Пахло плесенью и отсыревшим тряпьем. Андрей распахнул окна, которые выходили прямо к костру.

Инга перестала плакать, но выглядела опустошенной и потерянной, словно птица, которая отбилась от стаи и теперь незнающая, куда ей лететь. Она опустилась на кровать у окна и безучастно смотрела на деревья. Андрей встал напротив нее и опустил ладони на плечи. Она вздрогнула и дотронулась пальцами до его рук.

— Не ожидал от нее такого, — донесся с улицы голос Владислава, — но она права. Наш народ всегда путает, кто для кого. Фермер для стада или стадо для фермера. И поэтому считает, что он, величайший народ‑богоносец и есть главный хозяин в стране, а те, кто наверху, обязаны о нем заботиться и непрерывно восхвалять.

— А разве не так? Разве государство не должно заботиться о народе? — спросила Татьяна.

— Так государство и заботится, — рассмеялся Влад. Он прямо пальцами отломил кусочек нежной рыбы, подул на него и аккуратно положил в рот. — По‑своему заботится. Если лошади дать овса, сколько она захочет, то лошадь обожрется, у нее через час раздуется желудок и она сдохнет. Это факт. То же самое и с народом. Поэтому надо держать его в теле, чтобы не разленился себе во вред. Зачем простым людям лишние деньги? Они все равно их с толком потратить те могут.

Инга не слышала этого разговора.

Она посмотрела снизу вверх на Андрея и, не выпуская его рук, произнесла:

— Ты даже не представляешь, как я одинока. Ты никогда не поймешь, как это быть одиноким в толпе людей. Ощущать это каждый день, каждую минуту. Чувствовать, что ты всем чужая.

— Насколько я помню, вокруг тебя всегда была толпа поклонников.

— Толпа? Зачем? Нужен только один…

— Значит, ты хочешь стать фермером и доить народ? — пытал приятеля Гена.

— Чтобы доить, надо сначала накормить. А зачем мне о ком‑то заботиться? Но и бараном в загоне я быть не хочу. Я хочу быть в стороне от тех и других, — Влад с удовольствием прожевал очередной кусок и добавил: — А вот Инга всегда будет у самой кормушки. По праву рождения. При любой власти наверху будут одни и те же люди. Генеральные секретари, премьеры и президенты. Социализмы и капитализмы будут меняться, а они нет.

— Ты умная, красивая, успешная и не можешь себе найти одного единственного? Не верю, — пытался успокоить ее Андрей.

— Почему? Тебя же не заинтересовала ни я, ни мое предложение. Значит что‑то во мне не так. Расскажи, чем я хуже других? Ведь с сексом у нас все хорошо.

Она, пытаясь улыбаться, смотрела на Андрея. Ему стало ее жалко. Захотелось обнять, прижать к себе, но в этот момент на улице раздались громкие непонятные звуки.

Гена раздобыл где-то пионерский барабан и горн. Извлечь мелодичные звуки из медной трубы у него не получилось, но он двумя обломанными ветками довольно умело выбивал какой‑то марш на барабане.

— А ты, значит, будешь сидеть в сторонке и стричь баранов? — не переставая барабанить, спросил он Влада. — Не знаю, получится у тебя это или нет, но мне абсолютно ясно, что ты просто завидуешь элите, потому что знаешь, что тебя в нее никогда не возьмут.

— Прекрати стучать как дятел! — пытаясь перекричать грохот, воскликнул Влад.

— Я вызываю духов настоящих пионеров, — не поворачиваясь, отчеканил Гена. — Пионеры! К борьбе за дело рабочего класса будьте готовы! — торжественно крикнул он куда‑то в сторону и сам же ответил: — Всегда готовы!

Инга не обращала внимания на шум, сжавшись, сидела на кровати.

— Тебя же не смогла заинтересовать, — повторила она, готовая опять расплакаться. — А я пыталась… Тебе не понравилось быть со мной?

Андрей провел рукой по ее коротким волосам. Она послушно к нему потянулась.

— Наверное, ты права: я просто ленивый трус, — сказал он. — И еще я боюсь предопределенности. Боюсь, что жизнь дальше пойдет по какой‑то уже проторенной чужой дороге. Как по колее. Мне кажется, я знаю все, что ждет нас с тобой, если мы поженимся.

— Что-то плохое?

— Да нет. Даже наоборот. Но знать всё заранее… Это как прожить свою жизнь в кошмарном сне. Когда ты не в силах что‑то изменить. Страшно.

Андрей не знал, что ей еще сказать. Все, о чем он думал, сначала казалось правильным и похожим на правду, но как только он произносил эти мысли вслух, они становилось глупыми и пустыми.

Но все-таки была одна серьезная причина, из‑за которой, как он понимал, у них бы ничего не получилось. Ему не хотелось прожить с Ингой всю свою жизнь. Да, у них был прекрасный секс. Андрей и сейчас еле сдерживался, чтобы не повторить его здесь, прямо на этих кроватях. Но он догадывался, что как только секс закончится, у него на душе, а скорее всего, и у нее, появится пустота. И от этого все остальное станет фальшивым.

— Зря мы с тобой… тогда у тебя дома… Если сразу, десять лет назад, что‑то не сложилось, не стоило пытаться исправить.

— Почему? Все было замечательно.

— Потому что Гена прав: мечта должна быть недостижимой. Сбываясь, мечта умирает. А ты была моей мечтой.

— То есть ты сейчас не хочешь заняться со мной сексом? — неожиданно спросила Инга и, поднявшись с кровати, встала перед ним.

Андрей растерялся. Он конечно хотел. «Но если для одного раза можно найти какие‑то объяснения, то два — это уже серьезно. Тогда уже не выскользнуть, не отвертеться ни от самого себя, ни от неизбежных последствий… Может, как отец Сергий, отрубить палец топором? Так нет топора…»

— С чего ты вообще взял, что я завидую какой‑то дурацкой элите? — раздраженно кричал за окном Владислав. — Туповатым чиновникам, которые всю жизнь чужие жопы вылизывают? Ты в своем уме? С таким же успехом можно сказать, что я завидую проституткам с Тверской! Они тоже себя элитой считают.

— Я думаю, ты злишься потому, что знаешь, что я прав, — не унимался Гена. Он повесил барабан на шею и, выстукивая на нем неровную дробь, стал маршировать вокруг стола и костра.

— Оставь ты этот барабан в покое! Ты опять нажрался и несешь всякую чушь. Или, правда, юродивый. Правильно тебя Машка бросила. Ты абсолютно невыносим. Надеюсь, она найдет себе нормального.

Гена мгновенно кинул во Влада стакан, который держал в руке. А потом отбросил в сторону барабан и кинулся на друга, пытаясь ударить кулаком в лицо.

Андрей выскочил через окно на улицу и вместе с Таней растащил их в стороны.

Неожиданно всю поляну затянуло дымом. Это был дым не от их костра. По всей территории пионерского лагеря, накатывая друг на друга, расползались волны слепящего смога от подожженных в саду останков плодовых деревьев.

В этой едкой пелене уже трудно было разглядеть скульптуры пионеров‑героев, охраняющих длинные аллеи; стволы вековых деревьев и даже большие спальные корпуса, еще звенящие эхом детского смеха. Вмиг, ослепшие и потерявшиеся во времени и пространстве люди, кашляя и задыхаясь, забегали, засуетились, чтобы выбраться из этого окутавшего их смрада.

Всего за три августовских дня была уничтожен Советский Союз. Все произошло так же, как и в феврале семнадцатого года, когда по такой же схеме была ликвидирована другая Великая Империя. И опять все было сделано руками тех, кто должен был ее охранять.

Когда Ельцин с броневика, как когда‑то другой властолюбивый арлекин, выступал перед толпой наивных мечтателей, фриков и пьяных бездельников, намекая на то, что колесо судьбы совершило полный оборот, нашли Гену. Он лежал на полу в своей квартире в луже засохшей крови, которая вытекла из пробитой головы. В суматохе, которая началась в стране, его смерть расследовать было некому.

Эпилог

— Инга Анатольевна, к вам посетитель.

Когда Инга повернулась и посмотрела на Андрея, он наконец понял, что так вскружило ему голову на первой встрече. Под длинными ресницами и сейчас пряталась, маскируясь под наивность, обольстительная, сводящая с ума большинство мужчин первозданная распутность. Но тогда, сто лет назад, он не мог предположить, что внутри сказочных принцесс спрятаны обычные женщины, с обычными человеческими желаниями, поэтому принял это за что‑то очень загадочное.

Инга выглядела великолепно. Узкое, в меру длинное, в меру короткое синее платье соблазнительно облегало ее безупречную фигуру. Светлые гладкие волосы были подстрижены так, что концы их чуть касались плеч.

Она несколько мгновений, будто в раздумье, постояла у стола, чуть касаясь его лакированной поверхности двумя тонкими пальцами. А потом расцвела очаровательной и искренней улыбкой, взмахнула руками и сделала навстречу Андрею несколько шагов.

— Ты не представляешь, как я рада тебя видеть! — воскликнула она.

За отточенными манерами он увидел все ту же девичью нескладность и неуверенность в себе. Именно то, что заставило его тогда у института подойти к ней и попытаться защитить от всего на свете хрупкую девочку с голубыми глазами.

— А ты все-таки заключила сделку с дьяволом. Совершенно не изменилась.

Они обнялись, и Инга нежно поцеловала его в губы. Потом чуть отстранилась, пристально посмотрела ему в глаза и спросила:

— Не обманываешь? Морщины не очень заметны?

Андрею не нужно было ничего придумывать. Она выглядела безупречно.

— Я бы мог прямо здесь и сейчас предоставить одно неоспоримое доказательство твоей притягательности. Но… Боюсь, это могут расценить, как посягательство на государственного служащего высшего эшелона прямо на рабочем месте.

Он увидел, как радостно загорелись ее глаза. Словно от его впечатления, от того, сможет ли она и сейчас очаровать старого знакомого, зависела вся ее жизнь. Инга подошла к одному из шкафов из темного‑красного дерева и достала бутылку вина и два фужера.

— Чуть-чуть за встречу.

Она сама открыла бутылку и сама наполнила бокалы.

— Я уезжаю, Андрюша. Моя вахта здесь закончилась. Пора в теплые края.

— Мне кажется, тебе и здесь неплохо.

— Слишком много в этой стране было войн. Слишком много революций. Люди озлобились. Невозможно здесь быть счастливым. Да и не держит меня ничего. Даже верного старого Фирса у меня нет. И еще климат… — она действительно радовалась их встрече, взволнованно улыбалась, часто моргала чуть покрасневшими растроганными глазами. Инга протянула один бокал Андрею, другой взяла сама. — За нас! За встречу!

Оба выпили до дна, и смотрели друг на друга, вспоминая молодость и все хорошее, что произошло с ними когда‑то давно.

— Я рад за тебя, — прервал воспоминания Андрей. — Встретить старость под пальмами на берегу моря в теплой спокойной стране — что может быть лучше!