Честная книга

Как бы я ни старался поменьше есть утром, результат оставался прежним. Голова погружалась в туман. Невыносимо хотелось спать. Подкрадывались апатия и лень. Меня это совсем не устраивало. Начались эксперименты с продуктами. Бутерброды, мюсли, овсянка, яичница – постепенно я перепробовал всё. Подобрал идеальный завтрак. Следом за ним – обед. Со временем оставил в рационе всего несколько продуктов. Свежие овощи, нежирная птица, яйца, сыр, орехи и фрукты. Кофе и горький шоколад на десерт. Результаты были ошеломительными.

Наверное, никогда в жизни я не чувствовал себя лучше. Вес таял на глазах. Тренировки приносили удовольствие. Я стал выносливым, гибким и стройным. Голова работала превосходно. Потом всё, внезапно, кончилось. Прилив бесконечной энергии сменился утомительной слабостью. Нахлынула необъяснимая сонливость. По ночам сильно мерзли ноги. В один из дней, резко встав с кровати, я тут же плюхнулся обратно. В глазах потемнело. Голова отчаянно закружилась. Сообразив, что остался без сил, я добавил немного еды. Банан после тренировки и яблоко вместо ужина. Это сработало великолепно.

Однажды вечером фрукты в холодильнике закончились. Идти в магазин было некогда. Так ничего и не съев, я отправился в парк с собакой. Несмотря на прекрасную погоду, не получил никакого удовольствия. Внутри ворочалось что-то гнетущее. Затылок неприятно ныл. Колени предательски подкашивались. Любая, совершенно незначительная мелочь, вызывала сильнейшее раздражение. Первым делом, вернувшись домой, я проглотил долгожданное яблоко. Почти запрыгал от радости. Понял, что испытывал голод. Вслед за ним с удивлением обнаружил и менее полезный аппетит.

Потеряв первые пятнадцать килограммов, я столкнулся с повышенной чувствительностью. Мимолетный контакт с человеком или легкое прикосновение собаки походили на удары током. Едва различимые запахи представлялись совершенно невыносимыми. Противный и горький шоколад, на три четверти состоявший из какао, оказался невероятно вкусным. Сахар, мучное и жирное начали вызывать отторжение. Подступили мучительные ступеньки.

Это было похоже на простуду. Одолевали боль и озноб. Шея ныла при любом движении. Голова прилично кружилась. На тренировки не хватало сил. Приятные вечерние прогулки превратились в тяжелое испытание. Несколько дней мне пришлось страдать из-за плохо переносимого голода. Однажды, сам того не заметив, я уничтожил банку мороженого. Кишечник, сраженный обилием сахара, до утра восторженно урчал. Весы показали немного лишнего. Однако недомогание исчезло. Переедание оставило после себя легкую головную боль. Но и она испарилась к обеду. Вес, продержавшись неделю, снова пошел вниз. С тех пор, примерно раз в месяц, я сталкивался с подобными ступеньками. Довольно быстро привык. Научился обходиться без сладкого. На время прекращал тренировки. Больше спал и меньше гулял. Распрощавшись с двадцатью килограммами, добрался до настоящих сюрпризов.

Долгие годы круглый красивый живот упорно тянул меня вниз. Голова, шея и плечи стремились его догнать. Спина была неестественно согнута. Но теперь живота не было. Мышцы, поддерживавшие изгиб, по-прежнему сохраняли напряжение. В результате к концу прогулки сильно болела поясница. Пришлось задуматься об осанке. Расправив плечи, подняв голову и вдохнув полной грудью, я попробовал сделать шаг. Тут же чуть не упал. Тело, привыкшее к определенным движениям, в ручном режиме отказывалось работать.

Теперь у меня болело всё. Спина, голова, шея. Даже какие-то мышцы в глазницах. В этом не было ничего удивительного. Избавившись от необходимости сутулиться, я сменил положение глаз. Постепенно зрение адаптировалось. Голова перестала кружиться. Но походка, оставшаяся прежней, причиняла огромные неудобства. Каждый вечер, проходя положенные километры, я пробовал её менять. Результаты совсем не радовали. Поясница по-прежнему ныла. Левая рука немела. Странное ощущение разболтанности, возникавшее в правом колене, вынуждало неловко прихрамывать. Потеря веса существенно замедлилась. За следующие пару месяцев я похудел всего на два килограмма. По счастью, они оказались решающими.

Запасы жира, копившиеся десятилетиями, наконец-то меня покинули. Отчетливо проступившие ребра стали заметно двигаться при дыхании. Руки и плечи, впервые за долгие годы, заработали без щелчков и хрустов. Тело, избавившееся от всего ненужного, оказалось необычайно подвижным. Однажды, пройдя двенадцать километров, я обнаружил, что совсем не устал. Вернулась естественная осанка. Боль и неприятные ощущения исчезли, не оставив и следа.

Меня с детства удивляла папина обувь. Она вся была стоптана наружу. С возрастом то же самое, разумеется, случилось и с моей. Так же, как и папа, при ходьбе я сильно косолапил. Килограммы, ушедшие последними, устранили проблему навсегда. Косые мышцы живота, освободившись от оков жира, постепенно изменили походку. Запустили ягодичные мышцы. Те, в свою очередь, верхние мышцы бедра. Носок при ходьбе выпрямился. Нога стала опускаться ровно. Косолапость осталась в прошлом. Вместе с ней исчез люфт в колене. Затем пришло странное ощущение.

Оно возникало между лопатками. Быстро разливалось по телу. Каждый раз, появляясь неожиданно, приносило тепло, спокойствие и уверенность. Прекращало сомнения и раздумья. Отвечало на все вопросы. Помогало вдохнуть полной грудью, когда страх, гнев или отчаяние предательски сковывали дыхание. Как-то раз, задумавшись о том, что могу снова набрать вес, я стал очень сильно переживать. Не зная, как этого избежать, подавил тревожную мысль. Вытеснил ненужное беспокойство. Привычно вернулся к знакомому, медленно растущему напряжению. Однажды, стоя на весах и разглядывая число «78», почувствовал, что вес больше не вернется. Испытал то самое ощущение. Попробовал ему довериться. Результат оказался неожиданным.

XII. Дон

Я стоял по колено в прохладной, немного зеленоватой воде. Смотрел в высокое бирюзовое небо, исчерченное следами самолетов. Жадно впитывал ароматы песка, чернозема, кувшинок и сухой, выгоревшей на солнце травы. В последние годы где-то здесь, за Воронежем, для меня начинался юг. С ранней весны и до поздней осени тут было теплее, чем в Москве. Если дома было плюс пятнадцать, здесь стояла жара за тридцать. Когда дома лил дождь, тут старательно припекало солнце. Возможно, именно поэтому я так сильно полюбил Дон.

Странное ощущение, возникавшее между лопатками, вернулось в день, когда папу положили в больницу. За последние несколько недель оно существенно окрепло. По привычке, я решил с ним поспорить. Убедился, что это бессмысленно. Любые аргументы и доводы рядом с ним казались нелепыми. Оно стало невероятно мощным. О нем совсем не хотелось говорить. Слова надежды и поддержки, необходимые в тот момент маме, легко вылетали из груди. Но ощущение, рождавшееся глубоко внутри, предпочитало абсолютную тишину. Я перестал ему сопротивляться. Сразу почувствовал облегчение.

У папы нашли сепсис. Подключили вентиляцию легких. Попасть в палату реанимации оказалось не так просто. Мама поинтересовалась, хочет ли он, чтобы я его проведал. Он показал, что нет. Мне вспомнился его первый инсульт. Это было лет десять назад. Мы как раз сдавали заказчику очень важный проект. Днем позвонила мама. Сказала, что папа, бывший тогда в Анапе, угодил в реанимацию. Просидев в офисе всю ночь, мы, как обычно, успели. В 9 утра проект показали индийскому премьер-министру. Домой я добирался на метро. Сидел в полупустом вагоне. Хлопал стеклянными глазами. Ерзал от нараставшего напряжения. Выйдя на улицу, первым делом отправился в магазин. Взял бутылку виски. Лишь через несколько дней, немного придя в себя, все-таки улетел в Анапу.

Теперь было по-другому. Мне хотелось кричать. Куда-то бежать. Что-то делать. Во что бы то ни стало попасть к папе. Но, прислушавшись к новому ощущению, я почувствовал, что обида отступает. Не имело никакого значения, почему он решил так. Возможно, не хотел, чтобы я видел его беспомощным. Возможно, интуитивно избегал сильных и разрушительных эмоций. А может, уже окунулся в приятную темную пустоту, совсем не догадываясь о том, что происходило вокруг. В любом случае это было не важно. Я чувствовал, что понимал папу. Полностью доверял его решению. И этого было достаточно.

Через пару дней дежурный врач, вымотанный после ночной смены, забыл о туманных формулировках. Честно сказал: готовьтесь. Я знал, что готов давно. На следующее утро, выйдя на улицу с собакой, посмотрел на менявшуюся погоду. На низкие осенние тучи, надвигавшиеся на город с запада. Почувствовал то самое ощущение. Оно прошептало – пора.

После всех предыдущих попыток, неприятных последствий и мучительных раздумий, трудно было найти более неподходящий момент, чтобы попробовать уехать на Дон. Всего шесть недель назад, после той памятной аварии, я твердо решил не рисковать. Случись всё на пару лет раньше – и, подавляя отчаянное желание разобраться, я последовал бы принятому решению. Но теперь смысла сопротивляться не было. Снова прислушавшись к ощущению, я услышал однозначное «да». Сомнений не осталось. Каждый раз это странное чувство, не имевшее представлений о логике, приносило спокойную уверенность. Я позвонил маме. Предупредил, что уезжаю. Она не возражала. Ожидание могло длиться неделями.

За прошедшие полтора месяца, тихо и незаметно, что-то существенно изменилось. Я не дергался. Не суетился. Совершенно никуда не опаздывал. Нашел в заметках старый список. Неспешно сверяясь с ним, собрал необходимые вещи. Сначала – для себя. Потом – для собаки. Рыболовные принадлежности, готовые к любым приключениям, жили в машине с весны. Оставалось заехать в гараж за палаткой. Я не стал этого делать днем. Изменив привычный маршрут, забрал её ночью. Проскочив пустой МКАД, остановился лишь на той злополучной заправке, где застрял предыдущей осенью. Размявшись и выгуляв собаку, пролетел еще четыреста километров. Покружил немного по лесу. Нашел подходящий подъезд. В девять утра благополучно выкатился на холм с раскинувшимся под ним пляжем. И теперь просто стоял в воде, наслаждаясь давно знакомыми ароматами.

Мой старый лагерь находился километрах в пятидесяти выше по течению. Там не хватало глубины. Но здесь, в излучине реки, на дне притаились внушительные ямы. По их краям, даже в самую отчаянную жару, периодически поклевывал судак. Раньше я приходил сюда на лодке. Теперь устроил стоянку. Вокруг было невероятно красиво. Напротив резко нырял в воду обрывистый, подмытый мощным потоком берег. Его верхняя часть заросла густой, темной, непролазной чащей. На моей стороне пологий песчаный склон, окруженный невысокими дюнами, плавно спускался в воду. Выше по течению раскинулся сосновый лес. Всё дно реки вдоль него было усыпано глухим коряжником. Ниже, на протяжении пары километров, невысокий извилистый берег утопал в зарослях рогоза, ириса и кувшинок. Совсем неподалеку, в спрятанных за высоким кустарником пещерах, разбросанных на склонах обширного известнякового каньона, сохранились таинственные петроглифы. Их оставили скифские племена задолго до нашей эры.