Полуночный ковбой

2

В отеле «Таймс-сквер» Джой был препровожден в свой номер старым морщинистым коридорным, который беспрерывно называл его «сэр» и тащил ему сумку. Дав ему доллар, Джой закрыл двери и осмотрелся в номере. Он был вдвое дороже, чем в Хьюстоне, но куда более уютен, и в нем даже была отдельная ванна. Стены недавно были выкрашены в светло-зеленый цвет, постельное белье отличалось безукоризненной чистотой, а мебель вся была сделана из кленового дерева. Над кроватью висела акварель, изображающая небоскребы Манхеттена, а рядом на столике располагался телефон. Джой ощутимо вырос в собственных глазах.

Распаковав вещи, он поставил транзистор на столик у кровати. Закурив, он присел у окна, в изумлении рассматривая два своих новых мира, — за окном бурлили шумная и богатая 42-я стрит, а за его спиной было обиталище, где висела его шляпа и где он мог преклонить голову. Он долго сидел, уставившись в открытые ящики комода, и в какую-то сумасшедшую минуту оказался не в силах поверить, что все эти вещи в самом деле принадлежат ему и лежат перед его глазами, хотя он сам только что разложил их. В это краткое мгновение ему показалось, что стоит ему отвести глаза, как все тотчас же исчезнет из виду.

Он торопливо пересек комнату и остановился перед зеркалом. Он испытал облегчение, убедившись, что сам он по-прежнему здесь, но полную уверенность в этом он обрел, лишь когда махнул рукой, улыбнулся собственному отражению и выпустил клуб дыма. Затем он обследовал ящики письменного стола и туалет. Убедившись, что чувства его не обманывают, он снова прошелся по комнате, остановившись, чтобы еще раз улыбнуться своему отражение в зеркале, и сказал: «А теперь успокойся, ковбой. Ты обосновался здесь, и тебя ждет богатство». Он возбужденно покрутил бедрами, изображая совокупление, и вернулся к столу докурить сигарету.

«Нью-Йорк сити», — сказал он, глядя на улицу. Неправдоподобно толстая оборванная старуха, сидела на улице напротив под витриной кинотеатра и, поливая какой-то жидкостью из бутылки голые грязные ноги, растирала их. Никто не обращал на нее внимания. Полисмен, проходя мимо, с интересом посмотрел на нее, и пошел дальше.

— Вот такая комната, — обратился он к транзистору. Он повернул ручку настройки, надеясь, что звуки музыки заставят его окончательно поверить в реальность новой жизни.

Высокий, едва ли не истерический женский голос объявил: «Вот это моя система!» — женщина захихикала. Усиленный электроникой мужской голос произнес: «Ну и ну! Это превосходит все, что я слышал! Значит, когда вас мучает бессонница, вы просто вылезаете из постели?» «Да!» — завопила женщина, теряя над собой всякий контроль. «Ради бога, чем же вы занимаетесь?» — вопросил мужчина. «Я включаю свет! — не дыша ответила она. — И одеваюсь! И принимаюсь за дела, даже иду готовить! или печь!» Чувствовалось, что женщину настолько переполняли чувства, что она была не в состоянии связно говорить. Мужчина сказал: «А не чувствуете ли вы себя УСТАЛОЙ на следующий день?» «О, нет! — с мрачной серьезностью, словно ее обвинили в чем-то недостойном, типа симуляции, заверила женщина. — Честное слово, нет, клянусь вам!»

Джой почувствовал жалость к этой женщине, но в то же время ему понравился диалог. Ибо, похоже, он подтверждал все те слухи, что ходили о женщинах с Восточного побережья. И вслух он сказал: «Мне-то совершенно ясно, что с вами делается, леди. Стоит мне добраться до вашей радиостанции, я быстро приведу вас в форму».

«Конечно, — сказала женщина. — Ну тут у микрофона у меня просто подкашиваются ноги!» — и слышно было, что она чуть не впала в истерику.

«Ну-ну! — глупо хмыкнул ведущий. — Я надеюсь, что вы не свалитесь до того, как споете нам!»

И он поставил пластинку, на которой женщина, спокойным голосом, перекликаясь с эхом в студии, спела «О, мое глупое сердце».

Пока она пела, Джой выдвинул ящик стола. В нем он нашел шариковую ручку и две открытки с видом отеля. Рассмотрев одну из них, он выяснил, где находится окно его номера. Обведя его овалом, он перевернул открытку и написал «Дорогая» в месте, предназначенном для письма. И тут он остановился, пытаясь понять, кто же его дорогая. Не в силах придумать имя, которое следовало вписать, он разорвал открытку напополам и выкинул ее через окно.

Леди в транзисторе опять страдала, но на этот раз из-за любви. Джой взял вторую открытку, снова обвел свое окно и чиркнул: «Это я» — через все небо. И на второй стороне, уже ни к кому не обращаясь «дорогая», он написал: «Ну, вот я и здесь — Нью-Йорк совсем не такой большой город, и я нашел место, которое очень чистое к тому же…». В графе, предназначенной для адреса, он написал «Дерьмо». Затем порвал карточку надвое и сказал: «Провалиться мне на этом месте, если я приехал сюда, чтобы писать открытки». Но едва только выбросив ее обрывки через окно, он вспомнил, кому бы он мог ее отправить: своему коллеге-негру по мойке в «Солнечном сиянии». Высунув голову в окно, он проводил взглядом обрывки, плавно опускающиеся вниз. Один из них, казалось, мог упасть на шапку-пирожок прогуливающегося моряка, но тот успел влиться в толпу пешеходов, высыпавших на улицы ранним вечером.