Мадам Хаят
- Автор: Ахмет Алтан
- Жанр: Современная проза
- Дата выхода: 2023
Читать книгу "Мадам Хаят"
Я быстро вышел из комнаты и спустился вниз.
Все собрались на кухне. Неверие, недоумение и ужас, вечные спутники внезапной смерти, господствовали над сидящими за столом. Гюльсюм беззвучно плакала. Люди рассказывали друг другу одну и ту же историю с самого начала, так, как они увидели ее.
Официант, которого Поэт назвал «ненадежным человеком», сказал: «И чего он сбросился? Вот же дурак». Никто не ответил. Я хотел сказать: «Он терпеть не мог закрытого пространства», но промолчал.
— У кого-нибудь есть телефон? — спросил я. Вышибала протянул свой.
Было очень рано. Я отправил сообщение Сыле: «Ты не спишь?» Минуты через три-четыре пришел встречный ответ: «Кто вы?»
«Это я, Фазыл».
Через секунду телефон зазвонил. Она говорила тихонько, чтобы не разбудить родителей, но в ее голосе отчетливо слышалась тревога:
— Как дела? Что случилось?
— Я в порядке, — сказал я, — не о чем беспокоиться… Можем ли мы встретиться перед занятиями?
— Забери меня через час… Ты ведь в порядке, да?
— В порядке.
Мне надо было поговорить с кем-то, кто был бы потрясен этой смертью, тем, кто ненавидел смерть. Не для утешения, а чтобы разделить ужас и ненависть. Я встретился с таким человеком через час. Как только мы сели в машину, она спросила: «Что случилось?» Я рассказал ей все. «Боже мой», — простонала она, выслушав меня.
— Если бы я закричал, то, возможно, остановил бы его, но я не издал ни звука, — сказал я.
— Ты вряд ли смог бы его остановить, — сказала она, — и, судя по тому, что ты рассказал, он все решил, когда выходил на балкон.
— Может быть, но всю оставшуюся жизнь я буду думать, что если бы я закричал, то смог бы остановить его.
— Ты несправедлив к себе, ты же знаешь, что это не так.
Я купил ей бутерброд в булочной, мне не хотелось есть, но она заставила меня съесть половину.
— Фазыл, ты не можешь здесь оставаться, — сказала она, — здесь становится все хуже и хуже. Родителям паспорта, конечно, не отдадут, но я, наверное, смогу оформить. У тебя есть паспорт?
— Есть.
— А визы?
Я грустно улыбнулся.
— Да, когда мой отец был богат, я получил все визы.
— Я переписываюсь с Хаканом, — сказала она, — я подам заявление на перевод в канадский университет. И ты подавай. У тебя хорошие оценки, тебя примут. Будем учиться вместе, и работать, и читать.
— Не знаю, — ответил я, — дай мне подумать.
— Подумай, — сказала она, — но подумай хорошенько… Здесь нет будущего.
— Знаешь, — произнес я, — то, как он упал с балкона в пустоту, не выходит у меня из головы. Он будто выскользнул из моих рук, это я не смог его удержать.
Она вздохнула:
— Ты не смог, и никто бы не смог.
Потом она вдруг встревожилась:
— Тебе ведь ничего не сделают за то, что ты с ним дружил?
— Нет, не думаю, — сказал я.
— Они теперь делают все что угодно, — сказала она.
Я не рассказал ей, что стал работать в журнале Поэта, чтобы не беспокоить еще больше.
— Если хочешь, я не пойду на занятия, останусь с тобой, — сказала она.
— Нет, иди… Завтра встретимся.
Я подбросил ее до университета. Ее голос, ее слова немного успокоили меня. Но после расставания ужас смерти вернулся.
Когда я увидел, как Поэт спрыгнул с перил балкона, я тоже стал частью его смерти. Я соскользнул вместе с ним к черте, где кончается жизнь и начинается смерть. Поэт перешагнул черту, а я остановился на ней и не мог ни уйти в смерть, ни вернуться к жизни. Что-то внутри меня постоянно срывалось в пустоту, останавливаясь перед самым ударом о землю и снова поднимаясь. Я раз за разом переживал эту неполную смерть. Каждый раз, когда я поднимался после падения, эта неокончательная смерть била по жизни, что-то разрушая и меняя во мне. Смерть перестала быть игрой и поселилась глубоко внутри меня как страшная реальность, придающая всему новый облик. Я не мог прекратить свое постоянное падение навстречу смерти.
В такой близости к смерти время замедляется. Мысли и эмоции, пройденные на жизненном пути, освоенные и принятые как единственная реальность, теряли свой вес и скорость в этом замедленном времени. Только боль и чувство вины за то, что не смог удержать Поэта, не изменялись.
В тот вечер я встретил Эмира и Тевхиде у входа в гостиницу. Эмир сказал:
— Пойдем, я уложу Тевхиде, а потом мы немного поговорим.
— Конечно, — ответил я.
Как и мне, ему тоже нужно было поговорить. Поднимаясь по лестнице, Тевхиде взяла меня за руку и сказала:
— Поэт умер.
Я посмотрел на Эмира, тот кивнул:
— Я рассказал.
— Да, — ответил я, — умер.
— Моя мама тоже умерла, — сказала Тевхиде.
Затем она сделала паузу и задала вопрос, который, казалось, давно крутился у нее в голове:
— Мы тоже умрем?
— Однажды.
— Когда?
— Не знаю.
— Почему все умирают?
— Не знаю.
— Бабушка говорит, что мертвые отправляются на небо.
Похоже, она ждала от меня подтверждения, но я промолчал.
Их комната находилась в дальней части дома, она была без балкона, но просторнее моей, с двумя кроватями, с таким же, как у меня, журнальным столиком, старым кожаным креслом и настольной лампой с мягким светом. На журнальном столике выстроились книги.
Эмир уложил Тевхиде и начал читать ей «Алису в Стране чудес». На английском. Время от времени Тевхиде задавала вопросы, также на английском языке. Я сидел в кожаном кресле и наблюдал за ними. Они словно перенеслись в другой мир вместе с Алисой.
Когда Тевхиде уснула, Эмир спросил:
— Коньяк будешь?
— У тебя есть коньяк?
— Есть бутылочка, иногда попиваю.
Он налил на два пальца коньяку.
— Извини, что в стаканы.
Ему было стыдно подавать коньяк в стаканах для воды. Не удержавшись, я слегка улыбнулся. Он посмотрел на Тевхиде:
— Ее мама была англичанкой.
Мы молчали.
Больше он об этом ничего не говорил, а я не спрашивал, так как и раньше замечал, что он не любит говорить о прошлом. Насколько я мог судить по некоторым фразам, брошенным в беседах, Эмир принадлежал к очень древнему и очень богатому османскому роду. Бедствие, подобное тому, что настигло отца Сылы, случилось и с ним. Его родители оказались за границей.
— Почему полиция устроила облаву?
— Он издавал журнал.
— Все это лишь потому, что он издавал журнал?
Я посмотрел на Эмира с легкой жалостью и гневом, с какими Сыла смотрела на меня.
— Нас могут забрать только потому, что мы знакомы с Поэтом, что уж говорить про издание политического журнала.
Он вдруг занервничал:
— Ты серьезно?
— Более чем.
— Но это же чушь.
— Но эта же чушь не перестает быть фактом…
Эмир поморщился и сказал, словно самому себе:
— Если со мной что-то случится, о Тевхиде некому будет позаботиться.
Я вспомнил наш разговор с Поэтом и в своем голосе услышал его насмешливые и зрелые нотки:
— Ты потерял все свое состояние, живешь с ребенком в съемной комнате, человек погиб на наших глазах только потому, что издавал журнал… Тебя еще удивляет эта чушь после всего, что ты пережил?
— Не знаю. Наверное, я отказываюсь привыкать к этому бреду… Такое ощущение, что, если я признаю эту чушь реальной, я уже никогда не смогу спастись.
— Отрицание тоже не спасает.
— И это самое страшное.
— Думаешь, мне следует съехать отсюда? — сказал он, выходя из комнаты после того, как мы прикончили коньяк.
— Не знаю.