Совершенный выстрел

Я набросил на нее простыню, и у меня возникло ощущение, словно я накрыл ее саваном, ее рыдания и судороги длились бесконечно, как ночь.

Я встал, забрал оружие, лежащее на полу, я был взбешен и разъярен, внезапно охвачен неистовой энергией, пистолет смотрел на меня будто циклоп или звезда, и я выбежал из дома.

Осенняя ночь била в лицо, очищала меня, освежала и приводила в сознание. Я не мог отделаться от запаха тела Мирны, весь город был пропитан ею. Я дошел до дежурки, забрал винтовку и отправился бесцельно гулять в ночи вдоль стен. Я чувствовал слабость и боль как после разгрома, воспоминания о сокровенных уголках тела Мирны жгли мне грудь. Меня подбадривало лишь холодное присутствие винтовки. Мне хотелось ринуться в атаку, впрыснуть себе адреналин от сражения, чтобы запах взрывов перебил аромат Мирны.

Я подумал, что надо было бы ее убить, но я не был на это способен, при этой мысли я снова желал ее, неумолимо, она проникала прямо в сердце с пульсацией вен.

Желание тела, лица, губ — существенная доля ночи, что живет в нас, вулкан в океане, извергающий лаву и пепел вокруг кратера; я видел, как в моем сознании образуются оранжевые трещины, кипят противоречия, вызывающие шквал чувств и ярости, и ясно ощущал, что Мирна разбивает все вдребезги в своем непристойном шатании от жизни к смерти. Город казался пустой декорацией, откуда спокойно ушла война. Я шагал, стремясь дойти до фронта, меня не раз подмывало спрятаться в засаде где-нибудь за углом и пострелять в дождь; единственным моим желанием было снова обрести Мирну и ее тело, которое возвращало меня к некой ласковой тени, спрятанной где-то в прошлом; чем дольше я шел, тем больше дождь смешивался с моими слезами, нужно было вернуться, еще раз скользнуть к ней в постель, чтобы она приняла меня в свое лоно. Мне снова виделось ее лицо, я чувствовал волны ее живота, сокращающегося от отвращения, плоть ее сжатых губ, уколы ее криков, мне хотелось, чтобы все изменилось, чтобы она потихоньку смягчилась, как море после грозы, чтобы она раскрылась подо мной, обхватила мне спину руками, закутала волосами.

Ночь подходила к концу, я бежал к фронту навстречу рассвету. Остававшуюся на пальцах нежность от Мирны сменило прикосновение к винтовке, в ухе, как всегда, свистело. Я углубился в нейтральную территорию, прошел через мины, колючую проволоку, выбрал дорогу длиннее, труднее, усеянную заснувшими часовыми, я запыхался. Я еще долго бродил по вражеской территории, дома вдалеке были все одинаковые, я укрывался за такими же стенами, не мог выбросить из головы ночное сражение, людей, которых убил, ощущение ножа, входящего под ребра незнакомца, раненых, приконченных пулей в лоб, товарищей, разорванных снарядами, бойню в горах, и Зака, и член Зака в той женщине с гор, — все это я видел как наяву, и мое ухо совсем разболелось.

Ночь разъяснивалась серыми прорывами, мне стало страшно, я дождался рассвета, укрывшись в каком-то заброшенном здании, и поднялся на крышу.