Улица отчаяния

Признаться по секрету, я и сейчас считаю, что в основном мы тогда правильно рассматривали свои отношения, и я все еще считаю, что наше общество слишком уж носится с сексом и связанной с ним верностью, но сейчас, пожалуй, не самое время, чтобы кричать об этом на всех углах.

— Тебе что? — спросил я. — То же самое? Макканн вытряхнул из стакана последние капли и кивнул. Я поискал глазами официантку — ту, которую подзывал раньше, — но она куда-то запропастилась. Тогда я отловил проходившего неподалеку официанта и заказал нам по две порции; это казалось мне вполне разумной предосторожностью на случай, если обслуживающий персонал и дальше будет обслуживать нас с той же расхлябанностью, что и так и не обслужившая нас официантка. У меня мелькнула было мысль, а не уклонилась ли она от исполнения своих прямых (по отношению к нам) обязанностей намеренно, из тех соображений, что нам уже хватит, однако это представлялось до крайности маловероятным, потому что я себя чувствовал вполне еще трезвым, да и Макканн, похоже, тоже.

— Схожу пописаю, — сказал мне Макканн. Я кивнул. Вставая, он покачнулся и едва не упал, но я прекрасно знал, что это просто больная нога, последствия давнего несчастного случая, вот такая в наших доках техника безопасности, хорошо еще жив остался, так что удивляться было нечему. Я вернулся к созерцанию девицы со сказочной жопой. Она действительно походила на Инес. К этому времени я успел уже увидеть ее лицо, и лицо у нее было совсем не такое, как у Инес, но зато все остальное точь-в-точь.

Пожалуй что имело смысл подойти к ней и узнать, не была ли она в прошлом поклонницей FrozenGold; она разговаривала с двумя парнями, но ни один из них не был вроде бы так уж с ней близок, так что при удаче я… да куда это меня заносит? Я отставил стакан и хмуро на него воззрился, размышляя, а не перебрал ли я часом? Как правило, идея пристать к незнакомой женщине и рассказать ей, какая я знаменитая рок-звезда, появляется у меня только к самому концу вечера, незадолго до полной отключки. И хорошо, что незадолго, а то бы и вправду.

Кой хрен, да я же чувствовал себя вполне прилично. И вообще это чистое безобразие, что пьешь с таким удовольствием, а потом от этого сплошные неприятности, так нечестно. Вот знать бы, кто это так устроил. Бог? Эволюция? А кто бы ни устроил, все равно нечестно. Я решил малость притормозить — коктейли, они бывают обманчивы.

Вернувшийся наконец Макканн застал меня за странным занятием: я удивленно таращился на шесть больших полных стаканов.

— Это ты все себе, или мне тоже достанется? — спросил он, бухаясь в кресло.

— Два раза заказал, — объяснил я.

— Ну да, ты заказал по две порции, а принесли тебе три.

Я задумчиво поскреб затылок и выскреб оттуда решение.

— Официантка.

По-видимому, я все-таки пообщался с той официанткой и сделал заказ. Помнить-то я ничего такого не помнил, но это была та самая официантка, и коктейли были правильные, и она упорно настаивала, что я их заказывал, так что…

— Ну ты дубина, — приласкал меня Макканн и тут же схватился с первым из троих «зомби киллеров»; я пожал плечами, горько вздохнул и взялся за свой «манхэттен», неотчетливо размышляя, а не стоит ли включить в его рецептуру и сидр, чтобы подчеркнуть связь с «Большим яблоком» [52].

Та женщина как стояла, так и стояла. Нет, не так, ноги поменяла. А вот задница все такая же божественная. Мягкие линии. Яблочки и ямочки, персики и перси, ягоды и ягодицы. Боже великий, да почему женщины так здорово выглядят? Как они это делают?

Как-то раз на Ямайке, пока Инес снимала с лица сценическую подмалевку, я стоял перед другим зеркалом, совсем телешом, и принимал для смеха культуристские позы. Я втянул живот, сцепил руки под грудной клеткой, как это принято в бодибилдинге, затем развернулся на левой пятке, отставил правую ногу назад и напряг мускулатуру рук. Инес плескала водой на нежные, в абрикосовом пушке, щеки. Я удерживал позу несколько секунд, рассматривая свою пятнистую бело-коричневую наготу, а затем расслабился и скорчил своему отражению скорбную рожу. Оно мне не нравилось; я ему, видимо, тоже.

— Ты знаешь, — повернулся я к Инес, — глядя на мужское тело, особенно — голое, я поражаюсь, и как это женщины могут воспринимать мужчин всерьез.

— Всерьез? — фыркнула Инес. — А с чего ты взял, что кто-то воспринимает вас всерьез?

Хотелось бы надеяться, что я изобразил обиду с подобающей убедительностью.

— Кончай трындеть, с-сынок, задрал уже!

Крик Макканна грубо вырвал меня из прошлого. Глаза мои продолжали смотреть на тот же самый участок стойки, но сказочная задница уже куда-то улизнула, на пару со своей хозяйкой. Макканн отвернулся от столика и ожесточенно с кем-то лаялся. Мне еще хватило трезвости, чтобы подумать: «Ой-е-ей».

Я присмотрелся. На этот раз оппонентом Макканна был некий молодой человек в очках.

— Чеши домой и проспись, старый придурок! И не…

— Попридержи язык, ублюдок сраный! Я те щас такого устрою «старого»…

Молодой джентльмен в очках повернулся к двум своим корешам и мотнул головой в сторону Макканна:

— Сперва он, блин, называет меня «сынок», а потом еще не хочет, чтобы я называл его старым, ну, как вам, блин, такое нравится?

Кореша дружно покачали головами; им, блин, такое не нравилось. А Макканн явно рвался в бой. Я оценил обстановку. Кое-кто уже оглядывался, но в целом заведение продолжало жить прежней жизнью, никакой тебе «зловещей тишины», да и вышибал на горизонте не наблюдалось. Шума в зале было вполне достаточно, чтобы заглушить небольшую словесную перепалку. Шанс избежать большого скандала все еще оставался.

Макканн хищно пригнулся, тыча пальцем в очкарика:

— Именно такая идиотская, пораженческая позиция и льет воду на мельницу этой фашистской суки!

Я дернул Макканна за рукав, но он не обратил на меня внимания и продолжил свою пламенную речь:

— Да, вот именно, и нечего там улыбаться и на дружков своих поглядывать. Я знаю, знаю, о чем я говорю, а вот ты, ты ни хрена не понимаешь. Коалиция… Эта долбаная коалиция, она ж просто новое несчастье на голову трудящегося класса…

— Опять понес, — высокомерно отмахнулся очкарик.

— Макканн… — начал я, пытаясь развернуть разбушевавшегося приятеля к себе, но он отпихнул меня локтем; нашими совместными усилиями пиджак сдернулся у него с плеча.

Одним словом, это я кругом виноват. Потому что а) у молодого парня должно было создаться впечатление, что Макканн снимает пиджак для драки, а я б) не нашел ничего лучшего, чем еще сильнее потянуть его за рукав (и тут же заметил, что в зале повисла зловещая, и т.д., и что к нам через море голов и плечей броненосцем несется здоровенный мужик в смокинге), а когда Макканн передернул плечами, пытаясь меня стряхнуть, я так увлекся несущимся на всех парах вышибалой (в кильватер к нему успел пристроиться и второй), что ослабил хватку на Макканновом рукаве.

Почуяв желанную свободу, его рука рванулась вперед и вошла в контакт с физиономией противника. Там и удара-то никакого не было, едва-едва хватило силы, чтобы сбить с очкарика очки; в ситуации менее напряженной все еще можно было бы уладить — объясниться, извиниться, поставить парню стакан, разумно взвесить достоинства и недостатки коалиционных кабинетов…

В данной ситуации все получилось несколько иначе.

Ударенный парень отшатнулся, скорее от удивления, чем от боли; его дружки вскочили на ноги. Тот, что поближе, врезал Макканну по тыкве, но расстояние было великовато, так что и этот удар получился не ахти. Макканн вскочил, шагнул вперед и уложил обидчика крюком с левой; мужик тяжело грохнулся на уставленный стаканами стол, перекатился и упал на колени дико визжащим девицам.

Тот, первый, ползал на корточках по полу, пытаясь найти свои очки. Я обхватил Макканна сзади, сковав ему руки, частично — чтобы он никого больше не ударил, частично — чтобы вывести его самого из-под удара третьего из противников, который несся на нас с явным намерением принять участие в веселье.

Но все опять повернулось иначе. Рыжий бородатый дружок очкарика отшвырнул случившийся на его пути стол. Стол угодил заднему вышибале углом в яйца. Я-то в простоте считал, что все эти ребята непременно носят защитные плавки, но вот оказалось, что не все. Короче говоря, он сложился пополам и рухнул. Его лидирующий напарник был уже прямо перед Макканном, я даже не заметил, как он тут оказался. Сам я все еще тянул Макканна назад с таким старанием, что едва не падал на спину; стул подо мной уже кренился и скользил, но я ничего не мог с этим поделать.

Вышибала потянулся руками к лацканам Макканна; у меня мелькнула жуткая мысль, а вдруг старый хулиган не совсем еще оставил свои прежние замашки и вот сейчас, сию секунду громила взвоет диким голосом, почувствовав в пальцах рыболовные крючки… но он так ни до чего и не дотянулся. Падая вместе со мной, не имея возможности воспользоваться руками, Макканн великолепно обошелся и без них. Получив удар ногой в челюсть, вышибала упал, мы с Макканном тоже упали, а бородатый герой, угодивший второму вышибале по яйцам, за что-то зацепился, ласточкой пролетел в образовавшийся просвет и едва не расколол рыжей башкой тяжелое дубовое кресло.

Я отпустил наконец Макканна, и мы с ним вскочили на ноги. Люди кричали, визжали, хватали, для лучшего сбережения, свои одежды и недопитые стаканы, кое-кто спешил на выход. Бородатый парень успел уже подняться и снова пер на Макканна, тем временем очкарик примеривался к Макканну же сзади; я немного отвлек близорукого героя, отшвырнув в его сторону валявшийся рядом столик. Один из вышибал без особого энтузиазма пробирался к Макканну и бородатому. Очкарик бросился на меня.

Дело пахло керосином.

Я отмахнул очкарика правой рукой, он покатился по полу и, словно шар — кегли, сшиб нескольких людей. Макканн стоял спиной к стеклу русалочьего аквариума, вздымая над головой кресло. Бородатый парень метнул в Макканна раздобытый где-то огнетушитель, но малость промахнулся.

Я был почти уверен, что стекло разлетится вдребезги и всем нам придется поплавать, как та русалка, однако бог миловал. Удар возмездия не заставил себя ждать: направленное меткой рукой кресло Макканна угодило бородатому в плечо. Второй вышибала прыгнул на Макканна, намереваясь схватить его поперек туловища, как то делают защитники в регби, однако не учел закон сохранения импульса: когда Макканн швырял тяжеленное кресло, его самого отшвырнуло спиной к аквариумному стеклу, вышибала пролетел в каком-то дюйме от Макканнова носа и пропахал мордой по столу.

Кто-то врезался в меня сзади; я перекатился через одного из вышибал и рухнул на пол. Чья-то нога двинула мне в ребро, нечто неопределенное зацепило по скуле. Я вскочил на ноги, дико размахивая кулаками; люди от меня шарахались, а в освободившемся пространстве стаями летали бутылки, стаканы и стулья. Посланный слишком высоко стакан угодил прямо в один из потолочных вентиляторов и брызнул дождем осколков.

В центре зала (и как он там оказался?) Макканн махался с длинным, на добрый фут выше его, вышибалой. Кто-то саданул меня в грудь плечом, я снова оказался на полу, и тут же рядом с моей головой хрястнул и разлетелся на куски стол. Я приложил ногой парня, замахивавшегося на меня шампанской бутылкой — эти штуки, они жутко тяжелые, — и кое-как принял вертикальное положение.