Законы притяжения

Шаг 36. Never More

Света решительно вошла в палату. Лицо её было серьёзно. Сергей по глазам понял, что это всё, конец. Что никакие его аргументы, никакие формулировки его доказательств на её безжалостную теорему теперь ничего не изменят. Ничего!

В её походке прочитывалось обдуманное бессонными ночами каждое невысказанное слово. Каждый шаг, каждый жест, каждый взгляд её был тщательно выверен, взвешен, отточен.

В руке она держала жёлтую розу.

"Ты знаешь, если я у Леты оглянусь

Или Харон вдруг не возьмет мою монету,

Неважно, где, на том ли свете или этом,

Я ни в кого уже так сильно не влюблюсь"

– Здравствуй, – она холодно скользнула по его глазам и села на стул рядом с кроватью. – Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо. Я всегда себя чувствую хорошо, когда ты рядом, – он бережно взял её за руку.

– Сергей… – Света посмотрела на его руку, не вырывая своей. – Я пришла сказать… – она перевела взгляд на его глаза и запнулась в нерешительности на долю секунды, но вновь сосредоточившись на его руке, мгновенно овладела собой. – …что между нами больше ничего не может быть. Всё кончено, – на её лице ярко отражалось внутренняя борьба с подступившими к горлу рыданиями. – Надо было давно всё это прекратить. Ещё в самом начале. Зря я к тебе тогда пришла. Ничего бы этого не было, – Сергей до боли крепко сжал её руку. – Ничего, понимаешь? А теперь… – она обернулась на дремлющего на соседней койке старичка, смахивая слезу.

"Ты знаешь, если я сломаюсь и сбегу,

И наша ваза разлетится на кусочки,

И даже если я смогу поставить точку,

Я все равно начать сначала не смогу"

– Ну да ничего. Дело сделано, – она положила ладонь на его руку. – Так будет лучше для всех, – и отцепила его от своей руки. – Посмотри на себя, на меня, – она стала поправлять на нём одеяло. – Ты… такой замечательный, красивый, умный. Ты молод, у тебя… у вас, – её пальцы дрожали. – Ещё всё впереди. Это… – Сергей схватил её за ладонь и стал осторожно целовать. – …моя страница уже перевёрнута, – она посмотрела в его глаза, полные боли и отчаяния. – Да-да, не спорь, пожалуйста. Я всё-таки старше тебя. И… – Сергей потянул её на себя, чтобы обнять, чтобы разрушить эту ледяную стену, возникшую между ними. – Ну, всё! – она медленно, но решительно отвела его руки. – Не буду больше надоедать. Тебе отдыхать надо, – она поднялась, по её лицу бежали ручейки слёз. – Прощай, – не найдя, куда поставить цветок, она положила его на стул. – И не ищи со мною встреч, – она в последний раз посмотрела в его глаза, стараясь запомнить их, понимая, что больше никогда не увидит его. – Пожалуйста, прости меня… и… – Света, зарыдав, закрыла рукой рот и выбежала в коридор.

"Мне будет не давать покоя этот дом,

В котором каждая песчинка что-то значит,

Где на паркете дремлет лунный зайчик,

Где как тогда уже не сможет быть потом"

Каждый её удаляющийся шаг тупой болью отдавался в его груди. Сергей дотянулся до розы и сжал в кулак её колючий стебель. На сидушку стула капнула капля крови.

– Прости, Серёжь, но я всё видел и слышал, – старик, кряхтя, повернулся на кровати на бок. – Как она смотрела на тебя! Как смотрела! – глаза старика сияли от восторга. – Прям – картина маслом! Крамской! Серов! Да что там? Роден! – он нащупал рукой на тумбочке свои очки. – Какая любовь! – надев их, он внимательно посмотрел на дверь, за которой исчезла Света, словно она всё ещё стояла там. – Я получил огромное удовольствие, наблюдая за вами.

– За расставанием? – Сергей разжал кулак, выронив цветок, и вытащил глубоко вонзившийся в ладонь шип, слизывая с руки кровь. – Странно.

"Каких бы я не перемеряла домов,

Каких бы клятв не раздавала я в азарте,

Зловещий ворон на армянской церкви в Ялте,

Вдруг, как у По, мне усмехнется: nevermore"

– Странно то, что ты вроде бы не глупый человек, должен сам всё видеть и понимать! – старик поднял с пола розу, закрыл глаза и глубоко вдохнул её аромат. – Настоящая любовь бескорыстна! – он открыл глаза и стал рассматривать цветок. – На свете нет силы более могущественной, чем любовь, – он нежно гладил пальцами его лепестки, словно пытался проникнуть в неведомую тайну, постичь непостижимое. – Любовь как светильник, озаряющий Вселенную. Без неё Земля давно превратилась бы в бесплодную пустыню, а человек – в пригоршню пыли, – он протянул розу Сергею, всё ещё поглядывая на дверь. – Какая глубина чувств! Какое самопожертвование! У нынешней молодёжи такого теперь с огнём не сыщешь. Любить глубоко – значит забыть о себе. А все вокруг только о себе и думают, о собственных удовольствиях, о комфорте. Везде контракты! Ох-хо-хох! Всех нас испоганил этот вонючий капитализм. Все вдруг стали бездумными потребителями. Никто ничего не хочет создавать, производить, отдавать. Лишь бы только урвать, побольше хапнуть. Тьфу! Смотреть тошно! – старик от негодования в сердцах сплюнул на пол. – Если любишь её – не отпускай!

– Как? Я бы рад, но вы же сами всё видели! – Сергей чувствовал, как в груди разрасталась ноющая язва, поглощая его в зияющую бездонную пустоту.

– Я тоже в детстве думал, что сухое вино – это порошок, – старик усмехнулся на несмышленую молодость. – Женщины, Серёжь, часто говорят не то, что думают. Ей страшно, она думает, что сломала тебе жизнь… На сколько она старше тебя?

– На пять лет, – Сергей поднёс к губам цветок и нежно поцеловал его.

– На пять! Да она у тебя просто фотомодель! Смешно даже. Вам ещё рожать да рожать.

– Если бы вы всё знали, – Сергей целовал розу, вспоминая все поцелуи Светы.

– А что мне знать? Я и так всё вижу. Сложно ей, тяжело. Страшно вот так вдруг что-то поменять в своей жизни. Находишь тысячу оправданий, предлогов. То "это" не то, то "то" не так! Что скажут родители, друзья, знакомые? Как отнесутся дети? Да и соседи что подумают!

– То есть, по-вашему, мне нельзя отступать? – Сергей держался за цветок из последних сил, как летящий вниз за парашют, целуя и целуя его.

– Милый мой! – старик сел на кровати, ладонью вбивая в тумбочку каждую озвученную мысль. – Да если бы мы каждый раз отступали, когда какой-нибудь враг вторгался на нашу землю, то где бы мы с тобой сейчас были? Любовь это активное действие, а не пассивное принятие. Любовь означает прежде всего давать, а не принимать.

– Как же её понять? – Сергей только сейчас осознал, что он ничего, ровным счётом – ничего не знает о любви: бессмысленная своей непрактичностью красота розы приоткрыла ему дверь в познание неведомого.

– Женщина создана для того, чтобы ее любить, а не для того, чтобы ее понимать, – казалось, что ещё чуть-чуть и старик встанет, чтобы выпороть неразумного переростка. – Позволь ей быть слабой, маленькой, беззащитной. Позволь ей сомневаться, капризничать, даже истерить. Она ведь – женщина! – он взмахнул рукой вверх, потрясая ею. – Она совершенно другое существо, нежели ты. Помни, что она создана в раю. А здесь, на этой земле далеко не рай. Прошедший 20 век безжалостно вытравлял в них женщин, а в нас – мужчин. И что в итоге получилось? Кто выиграл? Кто счастлив? Всё набекрень вышло. Скособочилось, вывернулось наизнанку. Все вокруг как попугаи кричат "независимость, независимость". И что? Что они дальше будут делать с этой независимостью? И так уже все на антидепресантах сидят, как наркоманы.

– Чего ты тут, старый, расшумелся? – к ним в палату вошла пожилая полная уборщица. – Спать людям не даёшь. Давай-ка, ложись, – строго приказала она. – Ложись на спину, кому говорю. На вот, сходи, полегчает, – и сунула ему под одеяло эмалированное судно. – Глаз да глаз за ним надо. Чуть отвернёшься, а он уже революцию тут затевает.

– Здравствуй, любовь моя! – расплылся в улыбке старик. – Как же я по тебе скучал. Как скучал, – он схватил её за руку. – Ну что, надумала?

– Чего это? – уборщица непонимающе выставилась на него.

– Да как же? Вчера ведь ещё предложение тебе делал, – он задрал резиновую перчатку и поцеловал её в оголившуюся кисть. – Или забыла уже?

– Да замужняя я, замужняя. Сколько раз тебе повторять? – смеясь, она оттолкнула его голову.

– Так разведись! Дался тебе этот твой пердун? – старик попытался обхватить за талию уборщицу и посадить к себе на кровать. – Никто тебя так любить не будет, как я.

– Ой, любовничек ты мой, любовничек, – она по-девчоночьи отбежала от него, весело оглядываясь на Сергея. – Ты сначала на ноги встань, а потом уж и разговоры разговаривать с тобой будем.

– Ну вот, это ж другое дело. Не пожалеешь, уверяю тебя, – старик вытащил "утку" и протянул её уборщице. – На руках носить буду.

– Ну-ну, – она схватила "утку", едва не расплескав содержимое на пол, и вышла из палаты. – Не надорвись!

"Неважно, под орган, трубу или гобой,

Неважно, с ангелами, Кришной или Буддой

И даже если я почти тебя забуду,

Мне никогда уже не будет, как с тобой"

Старик озорно подмигнул Сергею, тихонько смеясь про себя.