Кисмет

СРЕДА

В среду вечером Анна решает принять ванну. Это, несомненно, самое приятное средство против бессонницы из тех, что она вычитала на сайте Национальной службы здравоохранения (среди прочего назывались дыхательные упражнения, теплое молоко на ночь, отжимания и секс). Она залезает в воду и осторожно присоединяет дорогие шведские наушники — главный подарок, полученный на прошлый день рождения, — к стоящему на полу ноутбуку, в котором Spotify,[12] основываясь на ее персональных плейлистах, предлагает рекомендованные треки. Spotify обладает необъяснимой способностью угадывать ее настроение. Чаще всего вечерами — нежится ли она в ванне, или лежит на диване, или просто сидит в темноте — Анна закрывает глаза и представляет себя в черной музыкальной комнате; настойчивый ритм и парящие аккорды танцевального трека мгновенно открывают внутри нее целый ландшафт эмоций, вызывают клубящуюся грозовую тучу чувств. А бывает, что неожиданно нечто классическое, десятилетней давности погружает ее глубоко в воспоминания о том, как она брала на себя роль диджея на бесчисленных вечеринках, которые они с Зарой закатывали, когда вместе снимали квартиру в Хакни. Тогда Анна обычно садилась за ноутбук за столом на кухне и составляла плейлисты из современных, узнаваемых, хитовых композиций, вызывавших восторженные завывания четверых танцующих — эти вечеринки они называли «Танцевальный клубок», — а те, что, пребывая в отключке, давно валялись на полу, внезапно оживали и начинали в исступлении прыгать.

Но сегодня вечером Spotify подводит ее: предлагает либо заезженные, потерявшие свое очарование, навязшие в зубах песни, либо что-то незнакомое и мутное, и Анна постоянно протягивает руку из ванны и переключает на следующую композицию. Настроение ее не улучшается, если ей и удается найти то, что нравится, но она упорно продолжает лежать в горячей воде с раскрасневшимся, покрытым каплями пота лицом, осаждаемая со всех сторон тревогами, волнениями, неприятными воспоминаниями. Даже большие пальцы ног, высовывающиеся из мутной воды, действуют на нервы: сколько раз она видела ободранный кроваво-красный лак на отросших ногтях и думала, что пора бы обновить педикюр, и сколько раз откладывала это в угоду гораздо более насущным заботам вроде сегодняшней. Воспоминания о том, как ее вызвали в «тихий уголок», крутились в голове весь вечер. Стюарт не злился и не повышал на нее голос — она ожидала именно такой реакции за отправку неверного списка влиятельных женщин, — но в каком-то смысле повел себя еще хуже: он охарактеризовал положение как «конфуз» (а вид сконфуженного Стюарта — это издевательство) и потребовал от нее подтвердить, что она «держит руку на пульсе» в приготовлениях к интервью с Сахиной и действительно «готова к этому». После беседы Анна до самого обеда пребывала в возбужденном состоянии, а во время обеда, переписываясь с Зарой в WhatsApp,[13] разозлилась, как и подруга, поскольку та не одобрила ее затею поужинать с Томасом-72. Хуже всего было, вернувшись домой, к Питу, который снова приготовил ужин «на двоих», лгать ему, что в субботу вечером она договорилась встретиться с Джаз и Хамзой. Анна с трудом выдавила из себя эти слова, но, что самое ужасное, Пит принял это сообщение с таким воодушевлением, словно единственная его забота — создать для нее максимально комфортные условия. Его доверчивая улыбка… Одно воспоминание о ней так обостряет терзающее Анну чувство вины, что ей начинает казаться: она не сможет осуществить свой замысел, никак не сможет.

Пытаясь заглушить угрызения совести, она снимает наушники, выдергивает пробку из ванны, вылезает из воды, вытирается, принимает таблетку, чистит зубы. За всеми этими манипуляциями Анна твердит себе, что абсолютно ни в чем не виновата: в конце концов, она подписалась на «Кисмет» из любопытства и еще ничего не произошло. А если ей немного не по себе, не значит ли это, что всё не всерьез?

Немного успокоившись, она, дрожа, выходит из наполненной паром ванной и взбирается по лестнице в спальню. Еще нет и половины двенадцатого, а Пит уже сладко посапывает. Анна натягивает пижамные шорты и майку, завязывает влажные волосы в узел, выключает настольную лампу, ныряет в постель и закрывает глаза.

Она не спит. Вернее, впадает в забытье на минуту, но внезапно ей кажется, что она падает, и, вздрогнув, девушка просыпается. Потом она просто лежит, преисполнившись бодростью — сна ни в одном глазу, словно минутная дрема придала ей сил. Она крутится с боку на бок, но никак не может принять удобное положение; все тело словно заряжено нездоровой энергией, как будто организм чувствует: что-то не слава богу. Мастурбация помогла бы отвлечься от тревожных мыслей и снять напряжение, но перед ванной Анна выпила вина, а оно, даже в объеме бокала, мощно препятствует оргазму. Правда, и Зара, и Пит утверждают, что эта проблема существует только в ее голове. А что не в ее голове? — всегда возражает Анна. Она ложится на спину, при этом в одеяле и подушке отдается ее пульс, а потом снова поворачивается на правый бок, лицом к Питу — его силуэт проступает в темно-синей тьме. Словно в ответ на ее движение его дыхание меняется: губы раскрываются, и язык с каждым вздохом слегка пощелкивает. Анна думает о том, что рассказала ей Ингрид: они с Сэмом чаще всего спят, переплетясь телами, ее голова на его груди, а его рука обнимает ее спину. Она пытается припомнить, когда они с Питом последний раз так спали и было ли такое вообще, и в этот момент он всхрапывает — издает всего один долгий сдавленный рокочущий звук, но в мозгу Анны тут же невольно вспыхивает число 70, она вздыхает и, оставив надежду заснуть, встает с постели и надевает халат.

В кухне она дотягивается до задней стенки шкафа и достает бутылку дорогого виски, привезенного с острова с загадочным названием Джура, — рождественский подарок от родителей Пита, — наливает в стакан на один палец и добавляет звонкий кубик льда. За последние несколько недель Анна ополовинила содержимое бутылки, прикладываясь по чуть-чуть во время одиноких ночных бдений. Что подумает Пит, когда увидит это? — ужасается она и борется с искушением долить в бутылку холодной воды из-под крана. Но это означало бы перешагнуть через важный порог и признать существование проблемы, которой на самом деле нет, поэтому Анна ставит неиспорченный виски назад в шкаф.

По пути в гостиную она забирает из ванной ноутбук, потом сворачивается калачиком на диване и целый час изучает сведения о Сахине Бхутто. Большинство статей содержат основные факты биографии Сахины, беглый обзор ее главных проектов — «Жестяной банки» и стадиона в Китае, который виден из космоса, — и байки, подтверждающие грозную репутацию архитектора: однажды она заставила повернуть назад самолет, поскольку ей в голову пришла идея, которую требовалось срочно перенести на бумагу, в другой раз она разогнала фирму, которая не смогла обеспечить ей получение контракта. Эти истории повторяются почти слово в слово в Times, Newsweek и Vogue, и создается впечатление, что основным способом получения информации для всех изданий является воровство фактов. Анна копает глубже, и на третьей странице результатов поиска находит нечто интересное: на сайте Королевского института британских архитекторов размещена научная работа студента Университета Огайо под названием «Сахина Бхутто и модернизм» — тщательное исследование, основанное на достоверных фактах и содержащее малоизвестные сведения о Сахине начиная с ее юности в Пакистане и первых шагов в Америке. Это вдохновляет Анну набросать десять новых вопросов, и она принимает решение: как бы ни повернулся разговор, каким бы мучительным ни оказалось общение с Сахиной, она не станет писать шаблонную статью, подобную прочим. Ее статья будет отличаться свежестью, проницательностью, прольет свет на личность архитектора. Может быть, если ей это удастся, она поразит Стюарта и Полу, они простят ее за путаницу со списком влиятельных женщин и разглядят в ней зрелого журналиста.

Анна уточняет формулировки вопросов и отправляет их себе на рабочий ящик. Теперь, с чувством выполненного долга, она идет на кухню и наливает еще виски — на этот раз на два пальца — и решает поискать в Сети что-нибудь расслабляющее или интересное, прежде чем попытаться снова заснуть. Интернет-браузер обновляется, предлагая ей обзор новостей на основании истории поисков. Анна размышляет, стоит ли открывать статью о знаменитостях с удивительно высоким коэффициентом интеллекта — учитывая, как такой выбор может повлиять на ее профиль в «Кисмет», — и вместо этого заходит в «Фейсбук». Она пролистывает посты и натыкается на фотографии Ингрид, сделанные в выходные за городом. Появилось больше двадцати новых снимков, и Анна изучает каждый начиная с того, что запечатлел часть компании отдыхающих на заднем сиденье машины, проносящейся по унылому шоссе. Затем группа людей в шарфах и шапках бредет через грязное поле; они же танцуют перед камином в деревянном доме с низкими потолками; купаются ночью в закрытом бассейне — это место, должно быть, дорогое, — каждый перед погружением в бирюзовую воду запечатлен в полете с распростертыми руками и ногами. Последнее фото изображает более благопристойную сцену в столовой — вероятно, похмельный обед на следующий день. При виде торта с зажженными свечами, который вносят в комнату, Анна внутренне содрогается.

Ее день рождения через девять дней. Она смотрит поверх экрана на узкий обеденный стол, стоящий в темноте гостиной, и представляет семерых или восьмерых друзей, теснящихся за ним. Под утро они уйдут, а она останется вдвоем с Питом. При этой мысли Анна издает низкий стон: это пугает ее больше, чем все проблемы на работе, больше, чем что бы то ни было, и она снова вспоминает тот воскресный день месяц назад, когда осталась в квартире одна и рылась повсюду как ненормальная — вытаскивала вещи из ящиков, сбрасывала подушки с дивана, выворачивала карманы пальто. Она хотела выпить чаю. Но когда чайник закипел, оказалось, что в доме нет молока. Она натянула домашние штаны, чтобы сбегать в магазин, но в ее кошельке, сумке и пальто обнаружилось всего 27 пенсов — не хватило бы даже на пол-литровый пакет. Анна злилась: задрипанный угловой магазин находился прямо через улицу, в одной минуте ходьбы, а банкомат — на торговой улице в десяти минутах от дома. Она начала обыскивать квартиру в поисках мелочи, проверила все ящики на кухне, все пальто в коридоре, потом перешла в гостиную и продолжила поиски даже после того, как ее осенило, что продавец в магазине не откажется дать ей молоко в долг, но дело было в принципе: где-то в доме должны быть деньги, обязательно. В спальне Анна поводила пальцем по иностранным монетам, которые они после каждого отпуска высыпали на блюдце, потом обшарила карманы всей одежды на вешалке, но не нашла ничего, кроме квитанций из химчистки и оторванных пуговиц. В конце концов она взялась за одежду Пита, казавшуюся упрямым доказательством его существования: начала с повседневных джемперов, футболок и джинсов, свидетельствующих о его новой студенческой жизни, затем принялась за грубые флисовые куртки и свитера с логотипом садового центра, где он раньше трудился, и в итоге добралась до рубашек, хлопковых брюк и костюмов, в которых он ходил на работу в международную инженерную компанию. Когда она ощупывала один из костюмов, в шелковистых складках ткани рука наткнулась на что-то твердое. Анна насторожилась. В кармане пиджака она обнаружила небольшую бархатную коробочку вместе с чеком из ювелирного на Хаттон-Гарден. Она тут же забыла о мелочи, молоке и обо всем на свете и с коробочкой в руках упала на колени. Конечно же, она знала, что это значит. Анна глубоко вздохнула, открыла крышку и в этот миг увидела себя со стороны — в каком-то смысле она все еще видит, как откидывает крышку коробочки, словно с того мгновения месяц назад так и глядит на золотое кольцо с бриллиантом, который сверкает, отражая бесцветное небо.