Последний бой майора Петтигрю

Мальчик пожал плечами.

— Говори же, — сказал майор, стараясь, чтобы его голос звучал не слишком сердито. — В чем дело?

— Ни в чем, — вздохнул Джордж. — Его мама сказала, что ему нельзя со мной играть.

— Бывают же невежи, — фыркнул майор и привстал со скамьи.

Это была та самая женщина, которая незадолго до того звала Эдди. Можно было бы поговорить с ней, но она была очень крупной и, несмотря на свою неуклюжую медлительность, могла оказаться агрессивной.

— Мне очень жаль, Джордж, — сказала миссис Али и положила руку на руку майора, словно желая остановить его.

Майор снова сел.

— Дома тоже никто со мной не играл, — сказал он.

— Да ладно, я уверен, что у тебя полно друзей, — сказал майор. — Таких же молодых людей, как ты.

Джордж с жалостью на него взглянул, словно он был стариком, а майор — неразумным ребенком.

— Если у тебя только мама, а папы нет, с тобой никто не будет играть, — объяснил он. — Можно мне еще булочку?

Майор был так потрясен, что молча передал ему тарелку. Только когда Джордж вгрызся в глазурь, он вспомнил, что никогда не позволял своему сыну съедать больше одной сладости за чаем, а иногда вообще не давал ему сладкое, чтобы случайно не разбаловать. Сейчас же лишняя булочка казалась единственным возможным утешением.

Миссис Али вскочила, подбежала к мальчику, встала на колени и обняла его.

— Но ведь твоя мама и тетя Норин так тебя любят, и няня тебя очень любила, — сказала она. — И я тебя тоже очень люблю.

Она поцеловала его и погладила по голове. Джордж пытался увернуться, чтобы уберечь булочку от прядей ее длинных волос.

— Не забывай об этом, даже если другие будут к тебе жестоки, — добавила она.

— Ты кажешься умным юношей, — сказал майор, когда миссис Али отпустила Джорджа.

Мальчик взглянул на него с подозрением, и майор решил не вспоминать пословицу «Собака лает — ветер носит». Вместо этого он взял мальчика за грязную липкую ладошку.

— Буду польщен, если ты будешь считать меня своим другом.

— Ладно, — сказал Джордж и пожал ему руку. — А во что вы умеете играть, кроме воздушного змея?

Миссис Али рассмеялась, но майор изо всех сил постарался сохранить серьезное выражение лица.

— Ты когда-нибудь играл в шахматы? — спросил он. — Я бы мог тебя научить.

По пути домой Джордж уснул на заднем сиденье, утомленный играми и переполненный булочками. Майор выбирал самые живописные дороги, миссис Али, словно зачарованная, следила за окрестностями. На одном из перекрестков она увидела старый круглый почтовый ящик, и он остановил машину. На мгновение она замерла с письмом в руке, задумчиво опустив голову, и он задержал дыхание. Он вдруг представил себе весь путь, который проделывает письмо: сначала почтовый ящик, из железной пасти которого письмо уже невозможно достать, затем неизбежное путешествие из сумки в сумку, пока человек в грузовике не подъедет к чьей-то двери и не пропихнет в почтовую щель стопку конвертов. Вдруг его ужаснула мысль, что произнесенные слова не вернешь, а мысли не имеют той же утешительной силы. Когда миссис Али опустила конверт в ящик, вокруг словно потемнело.

Несколько дней майор пытался придумать, как ему завязать непринужденную беседу, в результате которой молодому человеку может захотеться принять от постороннего человека советы по устройству его жизни. Это казалось малоосуществимым — даже если найти верные слова. Абдул Вахид рано вставал и не выпивал перед уходом даже чашки чаю. Как правило, он ужинал в магазине, возвращался поздно и тут же ускользал к себе в комнату, где читал на ночь свои религиозные книжки. О его возвращении иногда возвещали только оставленные на кухонном столе знаки признательности: кулек с новым сортом чая, упаковка печенья или пакет яблок. Непривычными были только его ботинки, которые он на ночь ставил к черному выходу, и слабый запах лаймового лосьона после бритья, витавший в ванной, которую каждое утро Абдул Вахид оставлял безупречно чистой. Майор отчаялся придумать вступление к разговору и, чтобы все же выполнить свое обещание миссис Али, стал по вечерам готовить чай и поджидать гостя, надеясь перехватить его по пути в спальню.

В один из вечеров, когда на улице лил ливень, майору повезло. Абдул Вахид задержался в прихожей, чтобы отряхнуться и повесить на вешалку свой дождевик. Видимо, его ботинки промокли насквозь — майор услышал, как он набивает их скомканными газетами. Он поставил чайник на плиту, выставил заварочный чайник на середину стола и достал две кружки.

— Не хотите выпить со мной чашку чаю? — спросил майор Абдула Вахида, когда тот заглянул на кухню. — Жуткая погодка.

— Мне бы не хотелось вас беспокоить, — ответил молодой человек неуверенно.

Он дрожал от холода. Майор подумал, что тонкий свитер, который тот надел поверх рубашки, совсем не соответствует погоде.

— Вы и так уже делаете для меня больше, чем я заслуживаю.

— Вы бы меня очень обязали, если бы посидели со мной, — сказал майор. — Я сегодня весь день один и был бы рад вашей компании.

И он, словно уже получил согласие, стал кочергой шевелить дрова в камине. Глядя на огонь, он понял, что сказал правду. Хотя он и стремился вести насыщенную жизнь, заниматься делами, играть в гольф, ходить на встречи и принимать гостей, порой выдавались дни вроде этого, когда шел дождь, и его мучило ощущение, что чего-то не хватает. Когда на клумбах начинала пузыриться грязь, а солнце пряталось за тучами, он скучал по жене. Он даже скучал по Роджеру и по тому, как трясся дом, когда по лестнице взад-вперед носились чумазые мальчишки. Теперь он жалел, что так часто одергивал Роджера и его друзей, не понимая, сколько радости им приносит весь этот шум.

Абдул Вахид сел за кухонный стол и взял себе чашку чаю.

— Спасибо. Сегодня довольно сыро.

— Да уж, не слишком приятно, — согласился майор, гадая, надолго ли они застряли в неизбежных разговорах о погоде.

— Забавно, что вы устали от того, что весь день были одни, — сказал юноша. — А я устал от того, что весь день был в магазине. Хотелось бы мне поменяться с вами, чтобы иметь время для чтения и размышлений.

— Не спешите меняться местами со стариком, — сказал майор. — Молодость — дивное и бурное время. Это пора возможностей, новых знакомств и приключений.

— Я скучаю по студенческим годам, — сказал Абдул Вахид. — Мне не хватает горячих споров с друзьями и долгих часов наедине с книгами.

— Да, жизнь порой мешает нам читать, — согласился майор.

Они молча пили чай, слушая, как трещат поленья в камине.

— Мне жаль оставлять вас, майор, но я решил переехать обратно в магазин, — сказал наконец Абдул Вахид. — Я слишком долго обременял вас своим присутствием.

— Вы уверены? — спросил майор. — Вы можете жить здесь столько, сколько пожелаете. Уверяю вас, Роджер и Сэнди не собираются приезжать сюда дольше, чем на пару дней, и вы можете брать с моих полок любые книги.

— Спасибо, майор, но я решил, что буду жить в пристройке за магазином, — ответил Абдул Вахид. — Там есть окошко и туалет. Надо только убрать оттуда сломанный трактор и пару клеток для кур, покрасить стены, и это будет практически такая же комната, как та, в которой я жил, когда учился в университете. Она станет моим пристанищем, пока все не решится.

— То есть вы еще не связывались со своими родственниками, — сказал майор.

— Пришло письмо.

— О, — протянул майор. Абдул Вахид молча уставился на огонь. После бесконечно долгого молчания майор спросил: — Надеюсь, с добрыми вестями?

— Судя по всему, нравственные противоречия могут быть преодолены, — ответил Абдул Вахид и скривился, словно попробовав что-то кислое.

— Но это чудесно, не так ли?

Майора удивляло очевидное уныние молодого человека.

— Скоро вы будете со своим сыном и, возможно, даже переселитесь из курятника в дом.

Абдул Вахид встал, подошел к камину и, присев на корточки перед огнем, протянул руки к огню.

— Вы бы вряд ли одобрили, случись это с вашим сыном, — сказал он.

Майор нахмурился, борясь с ощущением, что молодой человек прав. Он задумался над правдивым, но в то же время уместным ответом.

— Я не хотел вас обидеть, — добавил Абдул Вахид.

— Вы меня не обидели, — ответил майор. — Вы правы, по крайней мере теоретически. Мне бы не хотелось, чтобы мой сын оказался в подобной ситуации, и меня, как и многих других, можно обвинить в самодовольной мысли, что уж в наших-то семьях такого никогда не случится.

— Я так и думал, — сказал Абдул Вахид.

— И вы на меня не обижайтесь, — сказал майор. — Я хотел сказать, что все так думают — в теории. Но когда жизнь предлагает вам что-то конкретное — что-то реальное, вроде маленького Джорджа, — все теории летят к черту.

— Я не ожидал, что они во всем согласятся с моей тетушкой, — сказал он. — Я надеялся, что они облегчат мое решение.

— Я понятия не имел, что вы не хотите жениться на Амине, — сказал майор и поставил кружку, чтобы подчеркнуть свою поглощенность беседой. — Видимо, я сделал ошибочный вывод.

— Не то чтобы я не хотел на ней жениться, — начал Абдул Вахид, усаживаясь обратно в кресло. Он сложил кончики пальцев и тихо на них подул. — В ее присутствии я просто теряюсь. У нее такие глаза. И она всегда была такой смешной и неуправляемой. Она как молния, как взрыв.

Он улыбнулся, словно вспомнив какой-то конкретный взрыв.

— По мне, это описание звучит поразительно похожим на любовь, — заметил майор.

— У нас не принято жениться по любви, майор, — сказал Абдул Вахид. — Я не хочу стать одним из тех мужчин, которые гнут и крутят правила своей религии, словно лозу для корзин, чтобы оправдать свое существование и удовлетворить свои телесные желания.

— Но ведь ваша семья дала свое разрешение? — спросил майор. — Вам дали шанс.

Абдул Вахид взглянул на него, и майор с удивлением увидел на его лице скорбь.

— Я не хочу, чтобы из-за меня моя семья унизилась до лицемерия, — сказал он. — Нас разлучили из-за веры. Мне это не понравилось, но я понял и простил их. Теперь же я боюсь, что они перестали возражать, чтобы получить финансовую выгоду.

— Ваша тетя пообещала поддержать вас, — сказал майор.

— Если вера стоит меньше, чем магазинчик в уродливой деревушке, в чем тогда смысл моей — да и любой — жизни? — спросил Абдул Вахид и словно обмяк.

— Она отдаст магазин, — сказал майор.

Это не был вопрос, потому что он уже знал ответ. Его привело в ярость то, как пренебрежительно и походя Абдул Вахид отозвался и о жертве своей тети, и о пасторальной красоте Эджкомб-Сент-Мэри. Он долго смотрел на юношу, снова видя перед собой вечно угрюмого упрямца.

— Она отдаст магазин, что, конечно, бесконечно щедро с ее стороны, — сказал Абдул Вахид. — Остается только решить, где она будет потом жить, — он вздохнул. — Но чего придется лишиться мне?

— Можете начать со своей гордыни, — сказал майор, не заботясь о том, чтобы скрыть свое раздражение.

Абдул Вахид потрясенно взглянул на него, и майор не без злорадства понял, что задел его.

— Что вы имеете в виду? — спросил юноша, хмурясь.

— Очень удобно видеть в жизни только черные и белые краски, — сказал майор, пытаясь смягчить свой тон. — Особенно этим увлекаются молодые люди, которые только и ждут, когда они наконец избавятся от своих стариков.