Елизавета Йоркская. Последняя Белая роза

Лицо Генриха сразу смягчилось, и он взял ее за руку:

– Простите меня, cariad[25], я не должен был так резко говорить с вами. Но когда я прочел это письмо, изъятое в доме Норфолка при обыске, оно неприятно поразило меня. Не скрою, я испытал ревность. И не мог поверить, что вы питали какие-то чувства к этому монстру. Но теперь, когда вы все мне объяснили, я понимаю, какие мотивы побудили вас к таким действиям, и не могу вас винить.

Генрих склонился к Елизавете и, пока та купалась в безмерном облегчении, приподнял ее подбородок и нежно поцеловал в губы. Впервые мужчина поцеловал ее, и она растаяла. Подобная сладость ощущений ей даже во сне не могла привидеться, и она испытала такое чувство, словно получила благословение, кроме того, это подвело черту под всем прошлым. А потом Генрих поцеловал ее еще раз, они оказались в объятиях друг друга, и жизнь мигом стала неизмеримо лучше.

После этого между ними возникли более глубокое понимание и близость, а затем расцвела любовь. Вернувшийся из Ланкашира лорд Стэнли улыбался им, когда они сидели, склонив головы друг к другу, и строили свадебные планы.

– Как приятно видеть такую идиллию, – сказал он. – Я молился о благополучном исходе, но никогда не думал, что эта история увенчается настоящим блаженством.

Генрих просиял и посмотрел на своего приемного отца:

– А я никогда не думал, что обрету такую радость в браке, заключенном из политических соображений! – Он поцеловал руку Елизаветы, которая постепенно начинала понимать, что в его уэльском характере есть и романтическая сторона.

– А вы, Бесси? – спросил Стэнли.

– Я не могла бы мечтать ни о чем лучшем, отец Стэнли.

Елизавета заметила, что некоторые ее платья потеряли вид, а самые лучшие, из золотой парчи, были слишком роскошны для повседневной носки.

– Моей королеве нужны новые наряды! – заявил Генрих. – Я прикажу прислать вам из гардеробной кое-какие ткани.

В Колдхарбор доставили несколько больших свертков, и Елизавета затрепетала от восторга. Ее мать и леди Маргарет наблюдали, как она разворачивает ярд за ярдом отрезы алого бархата и желтовато-коричневого дамаста, достает горностаевые шкурки. Маргарет тут же послала за своим портным.

Мать подозревала, что Генрих намеренно тянет с заключением брака, но постепенно оттаивала. Она не могла упрекнуть его в отсутствии любезности по отношению к ней или нежности к ее дочери, при этом постоянно использовала Елизавету, чтобы та надавила на Генриха и он приказал бы обыскать Тауэр.

– Я должна знать, что сталось с моими дорогими мальчиками, – твердила мать.

Елизавета неохотно заговорила об этом со своим женихом. Другой возможности не представится – идиллические две недели жизни под одной крышей закончились, и завтра Генрих отправится во дворец Уокинг.

Накануне вечером Елизавета попросила разрешения поужинать с ним наедине. Видя, как она расстроена предстоящим отъездом жениха, Маргарет с готовностью согласилась на это и даже приказала поварам приготовить для них особые блюда.

После того как они насладились сочной цесаркой, сваренной в эле, кремом из рыбы и грушами в красном вине, Елизавета передала Генриху двуручную любовную чашу.

– Мой дорогой, помните, я говорила, что Ричард сказал мне, будто мои братья исчезли? Как по-вашему, они еще могут быть живы?

Генрих посмурнел:

– Это возможно. Но я с сожалением должен признать, что, скорее всего, они мертвы.

– Соглашусь с вами, – сказала Елизавета. – Я не верю, что они покинули Тауэр. Генрих, а нельзя ли сделать так, чтобы там все хорошенько обыскали?

– Это уже сделано, – ответил он. – Мои люди очень старались, но ничего не обнаружили. Либо принцев захоронили так незаметно, что не осталось никаких следов, либо увезли из крепости живыми или мертвыми.

– Значит, Ричард мог говорить мне правду?

– Полагаю, что да. – неохотно ответил Генрих. – Но Бекингем сообщил мне, что Ричард по секрету поделился с ним своими планами убить их, из чего можно заключить, что он так и сделал. Я считал так же, как и моя мать, и Бекингем, и даже ваша матушка, что они умерщвлены. Иначе не поклялся бы завоевать Англию, трон и жениться на вас.

У Елизаветы возникла предательская мысль: а если Ричард говорил правду и похищение ее братьев организовал Бекингем, тогда в равной степени возможно, что Генрих или его мать действовали в сговоре с герцогом. Генрих от этого выгадывал больше всех, за исключением разве что Ричарда. Но в то время он находился за морем, а Бекингем – в Уэльсе. Она не могла представить, как кому-то из них удалось бы проникнуть сквозь защитные укрепления Тауэра и убить ее братьев, тут не обойтись без сообщников внутри крепости. Но кто это мог быть?

Правда, теперь ей казалось странным, что Ричард так и не обвинил Бекингема публично в похищении принцев, даже после ареста. Сделать это было в интересах узурпатора, учитывая чернившие его слухи. Но может быть, ее братьев никто и не похищал?

Елизавета взглянула на Генриха, тот сидел напротив нее и допивал вино. Она пока не могла судить, на что он способен. Хватило бы у него жестокости, чтобы убрать с дороги двух мальчиков, ставших ему помехой? И не дал ли он клятву захватить Англию и жениться на ней, потому что точно знал о смерти принцев? А обыск Тауэра? Не был ли он предпринят для сокрытия всех следов, которые могли остаться, а вовсе не для поиска ее братьев? Странно, что Генрих сам ничего не сказал ей, ведь она именно тот человек, которому крайне важно знать правду. Заговорил бы он об этом сам, не спроси она его первой?

Зачем так думать? Генрих – ее будущий супруг, нужно научиться доверять ему. Но сомнения не покидали Елизавету и назойливо зудели в голове, как укушенное комаром место, которое хочется почесать. Поделиться своими предательскими мыслями ей было не с кем.

Утром Генрих ласково попрощался с Елизаветой, поцеловал ее и уехал в Уокинг. К тому моменту она убедила себя, что ее ночные опасения напрасны и самым вероятным виновником исчезновения принцев был Ричард.

Она послала за портным, чтобы обсудить фасон нового платья, потом коротала время за чтением, помогала сестрам с уроками, а вечера проводила за вышиванием с матерью и леди Маргарет.

На следующей неделе за совместным обедом Маргарет поделилась с ними новостями:

– Король, мой сын, планирует устроить объединенную коронацию, и герольды уже разрабатывают ее план.

– Значит, он рассчитывает, что парламент и папа будут действовать быстро, – заметила мать.

– Видимо, так, – ответила Маргарет и повернулась к Елизавете со словами: – Моя дорогая, вам пора подумать о нарядах для свадьбы и коронации.

Елизавета возликовала. Однако дни шли за днями, никаких новых известий не поступало, и она все сильнее падала духом. Потом Маргарет со смущенным видом сообщила ей, что Генрих все-таки решил отказаться от объединенной коронации, он не успеет созвать парламент до того, как сам будет коронован, а это нельзя откладывать дольше. Посему его коронуют одного.

– Вы же получите корону после свадьбы, – заключила она.

Какое жестокое разочарование! Какая несправедливость! Елизавете с немалым трудом удалось не выказать своих чувств, и она покорно согласилась, что так будет лучше.

А вот мать сразу исполнилась подозрений.

– Я все время говорила, – заклокотала она от ярости, как только они остались одни в спальне Елизаветы. – Он ясно дает понять, что не обязан короной вам. Объединенная церемония показала бы людям, что вы равноправные правители.

Елизавета едва не плакала:

– Я даже не смогу присутствовать на коронации. Как будто я не имею никакого значения.

– Дитя, именно потому, что вы жизненно важны для Генриха, он и пытается исключить вас. Так ему не придется говорить, что он обязан своей короной вам.

– Но это правда!

– Вот именно. Многие вспомнят данную им клятву. Многие знают, кто настоящий монарх в Англии.

– Почему я не родилась мальчиком, – вздохнула Елизавета. – Хотя в таком случае меня, скорее всего, уже не было бы в живых.

В конце октября леди Маргарет, одетая в пурпурное платье с горностаевой отделкой, отправилась на коронацию сына.

– Среди всего этого триумфа и славы я просто плакала, настолько меня переполняли чувства, – рассказывала она через два дня по возвращении от двора. – Это была самая трогательная и поднимающая дух церемония, которую меня благословил увидеть Господь.

Елизавета слушала детальное описание самой коронации, банкета и торжеств, которые последовали вслед за этим, и ее не покидала мысль: «Я должна была присутствовать там. Весь этот триумф причитался и мне тоже». Но ничего уже не изменить. Момент ее славы скоро наступит, если Господь захочет. И парламент соберется на этой неделе.

Лорд Стэнли получил в награду от своего благодарного суверена графство Дерби, а также должности констебля Англии и главного управляющего герцогством Ланкастер; он стал одним из самых важных людей в королевстве, ежедневно посещал заседания парламента и по вечерам за ужином потчевал домашних рассказами о происходящем там.

Сессия парламента открылась со всеми положенными церемониями.

– Его милость восхваляли как второго Иошуа[26], спасшего своих людей от тирании. Его верховная власть была подтверждена как принадлежащая ему не под одним, но под многими титулами; он правит англичанами законно не столько по кровному праву, сколько по завоеванному. Сам король заявил, что в его победе при Босворте воистину проявилась Божья воля; рассудив так, Господь даровал ему корону, и она принадлежит ему по праву божественному.

Елизавета втянула в себя воздух. Вот, значит, как он определяет свой титул. О ней ни слова! Она не смела встретиться взглядом с матерью.

– Акт, которым был возведен на трон Узурпатор, аннулирован, и законнорожденность вашей милости подтверждена, – продолжил Дерби (так теперь следовало называть лорда Стэнли), и у Елизаветы увлажнились глаза.

– Значит, мой брак с Эдуардом был законным и все мои дети тоже, – с чувством произнесла мать.

– Именно так, мадам. Король приказал отменить акт, чтобы не осталось и следа от лживых обвинений в незаконном рождении. Должен сказать вам, что судьи посчитали слишком скандальным зачитывать его в парламенте, дабы содержащаяся в нем постыдная ложь не была увековечена. Его милость заявил, что этот документ достоин полного забвения, и велел, чтобы палач сжег парламентский свиток, на котором он написан. Все его копии должны быть переданы лорд-канцлеру до Пасхи под страхом заключения в тюрьму или большого штрафа.

– Какое облегчение слышать это, – сказала мать.

– А Ричард был лишен прав и состояния как изменник.

– За убийство моих сыновей? – резко спросила мать.

– За захват не принадлежавшего ему по праву трона, – ответил Дерби. – Принцы особо не упомянуты в Акте о лишении прав и состояния Ричарда, но там есть обвинения в убийствах и пролитии крови детей.

– Это очень странно, – промолвила королева, и краска сошла с ее лица. – Учитывая, что мои дети вновь объявлены законными, можно было бы ожидать от парламента публичного объявления об их смерти для исключения всяких сомнений в том, что Елизавета – истинная наследница Йорков.