Режиссёр и Муза. История непростых отношений

Глава 5

Музе не спалось. Она тихонько выбралась из кровати, вышла на кухню и включила чайник. Шума можно было не бояться — чтобы разбудить вернувшегося со съёмок режиссёра, нужно было что-то посерьёзнее кипящей воды.

Три листка мяты, ложка лавандового мёда и тонкий кружок лайма. Чаи в обычном понимании вызывали у Музы изжогу, а Муза с изжогой — верный признак проблем с материалом. Впрочем, их и без того хватало.

Взяв кружку, Муза забралась на подоконник. За окном был застекленный балкон, а за ним — шикарный вид на такие же балконы многоэтажки напротив, за теми балконами были окна, а за окнами, на подоконниках, возможно, сидели такие же… Музу замутило, как и всегда, если доводилось иметь дело с банальными, избитыми или просто неоправданными приёмами. Ощущение, которое за последние несколько дней ей доводилось испытывать слишком часто. Муза заставила себя сделать глоток, сжала зубы, закрыла глаза, медленно и глубоко вдохнула, стараясь успокоить взбунтовавшийся желудок.

«Что ж», — произнесла Муза тихо, — «пора взглянуть на ситуацию здраво. Он — далеко не гений. Скорее всего, даже не талант. А кто он? Зарвавшийся мечтатель? Самовлюбленный идиот? Полусумасшедший, вообразивший себя творцом?» Муза прислушалась к себе. Тошнота утихла. Хорошо. Значит, теперь можно всё спокойно обдумать.

Ни сумасшедшим, ни идиотом режиссёр точно не был. Мечтатель? Возможно. Но именно мечтатели в конце концов находят двери в несуществовавшие ранее миры, куда прагматики не суются за очевидной бессмысленностью и неэффективностью. К тому же, он был очень упрям. Невероятно. Он загорался, искал и не останавливался, пока ни получал желаемое. Даже если оно, в конечном итоге, оказывалось бесполезным. Но и тогда он не сдавался, продолжая загораться и искать. И снова. И снова. Он просто обожал это — процесс создания фильма, сам акт творения. Стоп. Вот оно. Муза вспомнила недавний разговор.

— Тебе дали совет, но ты не прислушался. Почему? Тебе кажется, совет не был хорош?

— Совет был великолепен. Правильные, логичные замечания, красивые идеи. Вот только если бы я последовал ему, это был бы уже не мой фильм.

Автор-демиург. Произведение может быть сколь угодно сырым и бессмысленным, но он будет гордиться им, потому что это — его произведение. Отличное качество для отца, но худшее — для режиссёра. К счастью, здесь начинается территория Музы, и уж с этим-то она как-нибудь справится.

Кружка давно опустела, но Муза продолжала сидеть с закрытыми глазами, пока на её плечи не легли тёплые ладони.

— Не спится?

— Что-то да…

— И мне. Поговорим?

— Конечно.

— Знаешь, я был дураком. Не перебивай, пожалуйста. Я сам, кажется, только что осознал. То, что я делаю — плохо. Не всё, конечно. Но сам подход. Понимаешь, я всегда считал, что важно даже не то, каким получается фильм, а то, что это я его таким сделал. И я упускал главное — если фильм плох, то он не донесёт то, что я пытался в него вложить. Помнишь, N дал мне совет, а я не принял? До меня только что дошло — это как отказывать идеально подходящей на роль актрисе исключительно потому, что твоё внимание на неё обратил кто-то другой! Я просто не имел права не послушать N, зная, что всё, что он говорит — правда! Я должен был делать что угодно, принимать любую помощь, если это идёт на благо фильму. Вот теперь — говори. Я — конченый идиот, да?

Муза потёрлась щекой о руку режиссёра и посмотрела на него снизу вверх.

— Да. Ты — конченый идиот. Но вот прямо сейчас я очень тобой горжусь.