Проходимцы, дублёры и бежевый топлес в кино. Часть 1

8

Накануне нового года у метро огромный бутерброд раздавал листовки. Один пьяница то ли узнал его, то ли просто из великой любви к бутербродам вцепился в костюм аниматора и пытался бросить его через плечо.

Аниматор сопротивлялся, как мог, но костюм мешал вести равноценную борьбу.

А люди бежали, кто куда, и делали вид, что проблемы аниматора их не касаются. А меня касаются.

Поэтому я сказал пьянице:

– Отпусти его – он на работе.

Пьяница обернулся ко мне с шальным удивлением и спросил:

– Вы его знаете?

– Руки убери от него, – ответил я.

В моей голове возникла мысль помочь пьянице убрать руки, но что-то подсказывало мне, что дотрагиваться до чёрного от грязи пьяницы не стоит. У аниматора хотя бы огромные ненастоящие ладони. Хотя и такими ладонями я не хотел бы трогать пьяницу.

– Вы отвечаете за него?

– Человек на работе, говорю. Убери руки.

Пьяница пригляделся к моим широким плечам и ослабил хватку.

– Вы несёте за него ответственность?

– По понятиям будешь меня разводить?

Я снял шапку, и пьяница понял, почему меня берут играть оперов и бандитов. Он отпустил аниматора, сделал шаг в сторону и сказал:

– Мы ещё встретимся с тобой, колбаса. Будешь знать, как травить честных людей. Три дня на горшке!

Аниматор проводил пьяницу грустным взглядом, поблагодарил меня и продолжил раздавать листовки.

А в десять часов, естественно, вечера тридцать первого числа позвонили в дверь соседи.

Стоят, нарядные, в платьях с бусами, в пиджаках фиолетовых и некоторые, кто совсем сосед из двери направо и по имени Геннадий, в халате.

– Ты же артист? – спрашивает Геннадий. – А нам как раз нужен артист на ёлку. Для детей – не для себя. Не обессудь.

– Дед Мороз?

– Не совсем, – сказал Геннадий.

– Змей Горыныч?

– Совсем не.

– А кто? Баба Яга?

– Ты что? Какая Баба Яга. Дети не знают героев таких.

– Человек-паук?

– Состарился.

– Человек-паук-пенсионер?

– Не в этом смысле. Морально устарел.

– Кто тогда? Человек-ёж? Человек-стакан? Человек-напильник?

– Константин, – сказал Геннадий. – Не обессудь, но ты не соображаешь в современных детях. Они не такие, как мы, и тем более Пётр Иваныч.

Геннадий показал куда-то за людей в фиолетовых пиджаках. Я, как ни приглядывался, никого не увидел, пока, расталкивая пиджаки из-за них не появился мужичок ростом с огнетушитель, с лысой макушкой в окружёнии седых прядей, в огромном дутом пуховике, брюках со стрелками и в рабочих сапогах.

– Подтверждаю, – сказал Пётр Иванович. – Мы категорически были другими. Мы книги читали, старушек через дорогу переводили, а я вообще такие вещи паял вот этими руками.

Пётр Иванович потряс огромными кулаками.

– Вы знаете, – сказал я, – новый год скоро. Пойду салаты резать и готовиться к обжорству и новогоднему поздравлению. Звёзды всякие петь скоро будут, а я тут с вами о современных детях говорю.

– Тысячу, – сказал Геннадий. – Налом.

– Каждому! – Пётр Иванович поднял многозначительный палец.

Геннадий кинул на него недовольный взгляд и продолжил:

– Успеешь, Константин, на Киркорова посмотреть. Он ещё десять дней по всем каналам петь будет.

– Не будет, – отвечаю. – Он переругался со всеми. В этом году нигде не будет Киркорова.

– Откуда знаешь? – Пётр Иванович быстро шагнул ко мне и дохнул на меня крепкими сигаретами с луком.

– На "Праздничном огоньке" сказали. Я зрителя на нём играть ходил.

– Не обессудь, дети других героев любят сегодня, –сказал Геннадий.

– И что за роль? – спросил я.

Геннадий набрал воздуха в грудь, посмотрел на мужчин в фиолетовых пиджаках и женщин в платьях с бусами, многозначительно кивнул им и сказал:

– Он самый! – выдержал паузу. – Аниматор!

Я сразу закрыл дверь, но Геннадий успел подставить ногу и в тонкую щель между подъездом и квартирой проскользнула весёлая голова Петра Ивановича. Она дохнула на меня сигаретами и успела подмигнуть, пока Геннадий тянул с натугой дверь на себя.

– Не обессудь, Константин. Где мы в новогоднюю ночь артиста искать будем? Две тысячи. А?

– Каждому, – добавила голова Петра Ивановича.

– Каждому, – согласился Геннадий. – За пятнадцать минут. Родители, – Геннадий показал на платья с фиолетовыми пиджаками, – ёлку поставили. Они вам подарки дадут, а вы споёте песенку, станцуете и отдадите подарки.

– Я танцевать не умею.

– Ты? Артист? – удивился Пётр Иванович.

– И петь что им буду? За текст, кстати, доплата всегда.

– "В лесу родилась ёлочка" споёте и по кругу с детьми попрыгаете. Не обессудь.

– С кем попрыгаем?

– С детьми.

– А ещё с кем?

– С их родителями, – Геннадий показал на пиджаки с платьями. Они сразу ногами зашёркали, галстуки поправлять стали и бусы, как будто скромность выражая, теребить. Это, пока трезвые, они такие скромные, а, когда выпьют – что? Пиджаки снимут? Угрожать колбасе начнут?

– А ещё? Я с кем прыгать буду?

– С Петром Иванычем.

Пётр Иванович, услышав, что о нём речь, заулыбался снизу и дурацкое па исполнил.

– У нас костюм коня есть. Вы вдвоём с Петром Иванычем в него залезете – и под ёлку.

Я снова потянул дверь на себя, но Геннадий вцепился в неё железной хваткой.

– Три тысячи.

Я потянул дверь на себя обеими руками.

– Четыре.

Я потянул дверь так, что дверная ручка заскрипела и, казалось, вот-вот оторвётся.

– Пять тысяч!

– Каждому, – добавил Пёрт Иванович.

– Каждому, каждому. По пять тысяч. И свой стол стеклянный тебе отдам. У тебя же сидеть не за чем. И две табуретки. Из "Икеи". Сейчас. Не обессудь.

Я ослабил хватку, и Геннадий повеселел.

– Мигом, Константин.

Новый год мы с женой встречали за стеклянным столом, сидя на табуретках.

– Хороший стол, – сказала жена.

– Очень, – кивнул я.

– Не расстраивайся.

– Да чего расстраиваться: пять минут позора – и ты инженер. Аниматор. Конь. Надеюсь, издеваться не будут. Если будут, я уйду. Или в морду кому-нибудь заеду.

– Так дети будут.

– С родителями. Пьяными. В новогоднюю ночь.

– А ты скажи, что только с детьми работаешь. Дети не пьют.

– Да сейчас такие дети…

В половину первого я сел в лифт, спустился на минус первый этаж, мы с Петром Ивановичем переоделись в коня и пошли на ёлку во двор.

Пётр Иванович хотел быть передней частью коня, и мы с Геннадием с трудом убедили его, что огромная задняя часть выглядит смешно и упираться в голову двумя руками, чтобы она не сползала на пол, неудобно и тоже смешно. Особенно Геннадию. До слёз и катанию по полу. Вернее, приседанию на месте, потому что пол на минус первом этаже грязный.

– А, кроме коня, никаких нет костюмов? – с последней надеждой спросил я. – Всё-таки не год коня. Может, есть что-то актуальное?

– Есть! – обрадовался Пётр Иванович. – Глобус!

– Какой ещё "Глобус"?

– Этот!

Пётр Иванович выпрыгнул из коня, побежал в угол кладовки, достал из него жёлтый круглый костюм глобуса и поторопился залезть в него.

Геннадий со скепсисом наблюдал за моим напарником.

– Пётр Иванович недавно листовки "Глобуса" раздавал. Он открылся здесь неподалёку.

– Категорически актуально! – воскликнул Пётр Иванович. – Заходите в магазин, покупайте всё подряд! "Глобус" будет очень рад!

И тут я не выдержал, схватил костюм, вытряхнул из него Петра Ивановича, и мы полезли с ним в костюм коня.

Когда наш конь появился во дворе, дети постарше уже вовсю катались с горки, бросались снежками и раскачивались на качелях.

Геннадий вышел заранее. В костюме Деда Мороза рядом с огромным мешком подарков Геннадий размахивал руками и рассказывал детям помладше: кто хорошо вёл себя в прошлом году, получит хороший подарок, а кто вёл себя плохо, получит плохой. Понятно, что все получат ровно то, что дали Геннадию родители.

Сами родители в фиолетовых пиджаках разливали водку на теннисном столе вдалеке от детей и ёлки.

– Ты же говорил в дедов морозов современные дети не верят, – зашипел я в ухо Геннадию, пока Пётр Иванович танцевал задними ногами коня где-то за мной.

– Не обессудь. Какой новый год без Деда Мороза?

– А без человека-напильника? Я тебе голову сейчас отпилю и табурет на её место поставлю.

– Шесть тысяч, – шепнул Геннадий.

– Каждому! – запел сзади Пётр Иванович.

– Знаешь что? Снимай костюм Деда Мороза и полезай в коня, пока табуретку к твоей голове прикручивать не стал.

– Но вокруг же дети, – с надеждой в голосе сказал Геннадий.

– Вот именно. Им очень понравится

человек-табуретка.

Геннадий загрустил, посмотрел на мешок с подарками и сказал:

– Пойдём в кладовку, там переоденемся. Только мешок без присмотра оставлять нельзя.

– А ты бери его с собой, – сказал я.

– Он тяжёлый.

– А голова у человека-табуретки ещё тяжелее.

Вздохнул тяжело Геннадий, взял мешок и поволок его за собой в сторону подъезда. Идёт он со спиной сгорбленной, а рядом наш конь задними ногами пляшет.

– Пётр Иванович, – сказал я ему, – ты не мог бы не плясать и песни не петь? А то как-то странно выглядит, что у коня задняя часть танцует и поёт.

– А я же хотел впереди стоять.

– А сейчас Геннадий мне костюм Деда Мороза отдаст и ты встанешь впереди. Да, Геннадий?

– Не обессудь, Константин, но ты не прав. Я от чистого сердца тебе пять тысяч предложил, стол и табуретки, а ты из меня человека-табуретку сделать хочешь.

– Да я человека-стола из тебя сделаю, если ты так медленно идти будешь.

А идти надо было как раз быстро, потому что дети, что помладше, заметили, что Дед Мороз с их подарками уходит и пожаловались тем, которые на качелях качались и с горки катались.

Первый снежок попал мне в плечо. Второй – в ногу. А третий прилетел прямо в ухо и был такой твёрдый, что в ухе сразу появился характерный для точных попаданий звон.

– Конь украл подарки! – закричал кто-то.

И в коня посыпался град снежков.

Краем глаза я заметил, что фиолетовые пиджаки двинулись в нашу сторону.

Я потянул морду коня, пытаясь вылезти из костюма, но Геннадий вцепился в голову коня и зашептал:

– Константин, не обессудь. Ты детям праздник испортишь. Они решат, что конь не настоящий. И родители нам не заплатят.

– Каждому! – закричал сзади Пётр Иванович, подпрыгнув от точного попадания снежка в него.

– Да не надо уже ничего, – ответил я. – И стол со стульями тебе верну.

– Десять! Десять тысяч, – выдохнул мне в ухо Геннадий.

– Каждому, – добавил сзади Пётр Иванович.

– Не обессудь, Константин.

К моему удивлению снежки пролетали мимо Деда Мороза. Как мифический исполин стоял он в граде снарядов. Белая борода развевалась от московских ветров, а балабончик на шапочке подпрыгивал на месте.

– Дети, – воскликнул Дед Мороз, – не обессудьте: оставьте коня в покое! Это наш новогодний друг!

Град снежков усилился. Это к детям присоединились пьяные пиджаки. Снежки больно, а больше неприятно, били по ногам, спине и голове коня.

– Он хороший! – воскликнул Дед Мороз и потянул на себя мешок с подарками, потому что дети вцепились в него и потащили к ближайшей горке.

– Молодец, Митя! – кто-то из пиджаков похвалил сына.