Извращенная Гордость

Я перевел взгляд с пустой кровати на стену за ней, где Серафина пыталась открыть окно, что она не могла сделать без необходимых ключей.

Она обернулась, кроваво-красные простыни обернулись вокруг ее тела, ее светлые волосы дикой гривой скользили по плечам. Ее кожа светилась такой невинной белизной на фоне красной ткани. Мне захотелось провести по ней языком, чтобы убедиться, что она на вкус такое же чистая, как она выглядела.

Не съежившись в постели, как я ожидал, а пытаясь убежать. Эта маленькая птичка, казалось, отчаянно пыталась сбежать из моей клетки, только чтобы порхнуть прямо к Данило. Ее глаза и лицо хранили остатки прежней паники, но она вздернула подбородок и прищурилась на меня. Решила поиграть с большими мальчиками.

Я вошел в комнату. Ее плечи дерзко расправились, но рука взлетела вверх, прижимая простыню к телу, пальцы растопырились на красном, заметно дрожа. Не сводя с нее глаз, я положил одежду на кровать, уловив ее сладкий запах. Я заметил это раньше, как будто ее обмазали ванильным маслом перед первой брачной ночью. Мои ноздри раздулись.

— Пытаешься сбежать из клетки, птичка?

Она бросила на меня надменный взгляд.

— Ты ужасно любишь существ с крыльями.

— Мне нравится их ломать.

Ее губы скривились, и все же она умудрялась быть совершенно красивой. Я мог догадаться, какие образы проносились у нее в голове: я мучаю крошечных животных. Это было для трусов, для людей, не способных противостоять достойному противнику.

— Я не такой психопат.

— Какой же ты?

Я улыбнулся.

— Ты не сможешь открыть окно. Не трать свою энергию, пытаясь вырваться.

— Ты установил замки специально ради меня или у тебя вошло в привычку запирать девушек в спальне, чтобы насиловать и пытать их для собственного развлечения?

Я подошел к ней, прижал ее спиной к подоконнику, затем прислонился к стеклу, глядя на нее сверху вниз.

— Нет, — ответил я. — Мой отец установил их для моей матери.

На лице Серафины промелькнуло отвращение.

— Вы, Фальконе, все чудовища.

Я наклонился, вдыхая ее запах.

— Мой отец был чудовищем. Я хуже.

Пульс бешено колотился в венах. Я видел, как ее страх пульсирует на безупречной коже горла. Я отступил на шаг и кивнул на одежду.

— Это тебе. Завтра утром ты наденешь серебристую ночнушку.

Серафина боком подошла к кровати, чтобы не спускать с меня глаз, затем хмуро посмотрела на кучу на своей кровати.

Я поднес телефон к уху и нажал кнопку вызова. После второго гудка раздался холодный голос Данте.

— Кавалларо.

— Данте, рад слышать твой голос.

Голова Серафины дернулась в мою сторону, и она опустилась на кровать, ее гордая маска треснула, когда ее пальцы сжались в кулак, сжимая простыню.

На другом конце провода воцарилась тишина, и я улыбнулся. Хотел бы я видеть выражение лица Кавалларо, когда он столкнулся с последствиями своих действий, и осознание того, что его племянница заплатит за его грехи.

— Римо.

Я услышал мужские голоса на заднем плане и истеричный женский. Мать Серафины.

— Я хотел бы поговорить с тобой, как Капо с Капо. От одного человека, который вторгся на его территорию, к другому. Два человека чести.

— Я человек чести, Римо. Я не знаю, кто ты, но это не благородно.

— Давай согласимся не соглашаться на это.

— Серафина жива? — тихо спросил он.

Я обвел взглядом сверкающую девушку, прижимающую красные одеяла к ее обнаженному телу.

Я услышал яростный голос на заднем плане.

— Я сломаю каждую чертову кость в твоем теле!

— Это ее близнец?

Боль отразилась на ее лице, и она сглотнула.

— Она жива? — повторил Данте дрожащим от гнева голосом.

— А ты как думаешь?

— Да, потому что живая она стоит больше, чем мертвая.

— Действительно. Мне не нужно говорить тебе, что я убью ее самым болезненным способом, который я могу придумать, если один солдат Наряда нарушит мою территорию, чтобы спасти ее, и я могу быть очень изобретательным, когда дело доходит до причинения боли.

Даже издали я видел, как кровь бешено стучит в ее жилах, когда она смотрела на свой кулак.

— Я хочу поговорить с ней.

— Пока нет.

— Римо, ты перешел черту и заплатишь за это.

— О, я уверен, что ты так думаешь.

— Чего ты хочешь?

— Сейчас не время для таких разговоров, Данте. Не думаю, что ты к этому готов. Завтра утром у нас будет еще одно свидание. Установи камеру. Я хочу, чтобы ты, ее брат, отец, и жених были в комнате перед камерой. Нино даст вам инструкции, как все настроить. Я сам установлю камеру, чтобы мы могли видеть и слышать друг друга.

Глаза Серафины встретились с моими.

— Римо ... — в голосе Данте прозвучало предупреждение, но я убрал трубку от уха и закончил разговор.

Серафина уставилась на меня широко раскрытыми глазами. Я придвинулся ближе, и она напряглась, но не показала своего страха, несмотря на усталость на лице.

— Завтра мы начнем играть, Ангел.

Я ушел, желая, чтобы она обдумала мои слова. Нино ждал в коридоре, пока я закрывал дверь. Проходя мимо, я поднял брови.

— Пицца прибыла?

Нино последовал за мной и схватил меня за плечо.

— Про какой завтрашнее видео ты имеешь в виду?

Я посмотрел на него, пытаясь оценить его настроение, но даже сейчас это было трудно.

— Я дам ей выбор.

Нино еще раз покачал головой, почти осуждающе.

— Эта девушка невиновна. Она не должница. Не шлюха, которая крадет деньги. Она ничего не сделала.

— Киара изменила тебя.

— Не в этом смысле. Мы никогда не охотились на невинных, Римо. Мы никогда не поднимали руку на того, кто этого не заслуживал, и эта девушка, эта девушка ... она не сделала ничего, чтобы заслужить этот выбор.

Я выдержал его взгляд.

— Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо другой, — пробормотал я.

— И все же мы здесь.

Нино наклонил голову, его серые глаза сузились.

— Ты играешь в опасную игру. Ты недостаточно хорошо знаешь свою соперницу, чтобы быть уверенным в ее выборе.

— Она выберет то, что они все сделают, Нино. Она девушка. С ней нянчились всю жизнь. Она пойдет легким путем. Я хочу услышать, как она скажет это перед гребаной камерой, хочу, чтобы Данте услышал, как его племянница предлагает мне свое гребаное тело, хочу, чтобы все это услышали, и она скажет.

• ── ✾ ── •

Спустившись вниз, я схватил одну из коробок с пиццей и вернулся в гостевую спальню в своем крыле. На этот раз Серафина села на кровать и не подняла глаз, когда я вошел. В руках она держала серебристую ночнушку.

— А если я откажусь ее надеть?

— Ты можешь надеть ночнушку для шоу или быть голой. Твоя кровь будет так же соблазнительно смотреться на твоей белой коже, как и на ночнушке.

Легкая дрожь пробежала по ее телу, и она позволила одежде упасть на пол у своих босых ног. Я подошел ближе.

— Держи. Ты не ела больше суток. — я поставил коробку с пиццей на тумбочку.

Она подозрительно посмотрела на пиццу. Я ждал, что она оттолкнет ее, чтобы наказать меня голодом, как моя мать всегда пыталась сделать с нашим отцом. Это не сработало ни с ним, ни со мной.

— Надеюсь, она отравлена, — пробормотала она, и потянулась за куском и откусила большой кусок. Она пожевала и подняла на меня глаза. Она с вызовом сглотнула. — Ты будешь смотреть, как я ем?

Может быть, сломать ей крылья будет не так просто, как я думал.

• ── ✾ ── •

Рано утром следующего дня пришел Фабиано. Я пинал боксерскую грушу в нашей игровой комнате, чтобы высвободить накопившуюся энергию.

Он прислонился к дверному косяку, оценивая меня на пару ударов сердца.

— Говори, что хочешь, — прорычал я и нанес сильный удар.

— Джерри вызвал меня в Сахарницу пару часов назад, чтобы я мог разобраться с беспорядком, который ты создал. Я нашел Симеоне с членом во рту. Я не уверен, что хочу знать, что произошло.

Я прищурился.

— Если бы ты не хотел знать, тебя бы здесь не было.

Он оттолкнулся от косяка и двинулся ко мне.

— Он прикасался к ней?

Я прекратил удары.

— Нет. Ему показалось, что он может смотреть, как Серафина принимает душ.

Фабиано изучал мое лицо.

— Где она?

— В постели.

Его брови поползли вверх.

— В твоей постели?

Я ничего не сказал, но встретился с ним взглядом. Он вздохнул.

— Итак, ты ... — он подыскал подходящее слово и сдался. — Я думал, ты хочешь использовать ее девственность как рычаг против Кавалларо и ее жениха?

Я пытался понять чувства Фабиано, но он слишком хорошо их скрывал. Если бы он приложил столько усилий, чтобы скрыть свои чувства, он бы только не одобрил моего насильственного захвата Серафины.

Я направился к нему.

— Ты питаешь к ней чувства?

Он поморщился.

— Серьезно? У меня есть Леона. Меня не интересует Фина.

— Но тебе не нравится, что я причиняю ей боль?

— Ты Капо. Ты можешь делать с ней все, что захочешь, но нет, мне не нравится, что ты наказываешь ее за то, что сделал наряд.

Я уважал Фабиано за его честность. Большинство мужчин были слишком трусливы, чтобы сказать мне правду в лицо.

— Тогда тебе лучше уйти сейчас, потому что через два часа у меня назначена встреча с Данте и ее семьей, и Серафина будет играть главную роль.

Он отвернулся, мускул на его щеке дернулся.

— Я должен вернуться к Леоне.

— Сделай это. Иди к своей девушке. А я пойду к своей.

— Она не твоя, Римо. Она не выбирала тебя. Это большая разница, — сказал Фабиано, прежде чем повернуться и уйти.

Я вернулся к боксерской груше и пнул ее сильнее, чем раньше.

СЕРАФИНА

Даже на следующее утро пицца тяжелым грузом лежала у меня в животе, но, по крайней мере, сейчас мой желудок скрутило по другой причине, чем ужас. Я подумала, не съесть ли еще кусочек на завтрак. Мне нужна была вся энергия, которую я могла получить, если бы я хотела найти способ победить Римо в его собственной игре, потому что независимо от того, насколько я была защищена, я знала, что Римо не стал бы устанавливать видеозвонок с моей семьей, если бы он не знал, что у него есть что-то, что может причинить им боль.

Я почти не спала всю ночь. Римо не запирал мою дверь после того, как ушел, но я и не пыталась выйти наружу, опасаясь, что это ловушка. Я все еще была слишком потрясена, чтобы планировать свой полет так, чтобы гарантировать его успех.

Я натянула через голову атласную ночнушку, хотя и не хотела отдавать Римо даже эту маленькую победу, но, чтобы выжить, я должна была выбирать.

Шаги перед дверью заставили меня напрячься, и я встала с кровати, предпочитая стоять лицом к Римо, но вошел не тот страшный Капо. Савио Фальконе стоял в дверях, его карие глаза изучали меня. Я обхватила себя руками, прежде чем успела подумать.