Я научу тебя любить

Глава 39

В дверь квартиры Высоцкого опять позвонили вечером на следующий день — около четырех. Он знал точно: это не Илона. С ней все решено раз и навсегда. А кто… Понятия не имел. Да и не интересно было. Ничто не интересно. Ничто не важно. Просто… Пусто.

Встал с дивана, пошел по коридору в сторону входной… Даже камеру не включал. Просто один за другим начал отщелкивать замки. Открыл…

Дверь. А вот глаза на секунду закрыл. И выдохнул — длинно, шумно…

— Привет… Есть минута? Я недолго…

Аня стояла немного на расстоянии. Посмотрела Корнею в лицо, вроде улыбнулась даже, но быстро опустила взгляд на руки в замке…

— Зачем ты пришла, Ань? — услышала вопрос, произнесенный уставшим голосом, уже сама зажмурилась на мгновение… А потом снова мельком ему в лицо.

— Я просто хочу сказать тебе несколько… Важных вещей… Если можно. И я уйду. Я ненадолго. Я и тут могу, если разрешишь…

Она, как всегда, была покорной до невозможности. Удобной до нее же. Не пустишь в квартиру — скажет на коврике. Не разрешишь говорить — уйдет, смирившись…

Она всегда такая. Только это не помешало ей все поломать. Все к херам поломать…

— Проходи, — пока в груди не успела подняться волна гнева, как вчера в офисе, Корней снял руку с двери, отступил, впуская…

Она не улыбнулась, не глянула благодарно, просто снова кивнула дробно, просачиваясь в квартиру. Снова просачиваясь…

Корней сделал несколько шагов вглубь, уперся рукой о тумбу, остановился, смотря на Аню. Она же…

Кажется, даже не пыталась смотреть по сторонам, даже не пыталась пройти в комнаты.

Прикрыла за собой дверь, вжалась в нее же спиной…

Смотрела на руки…

— Мы разве о чем-то недоговорили? Или ты тоже потрахаться?

Корней не сдержался. Спросил, склонив голову, получил, что хотел — быстрый удивленный взгляд, моментально покрасневшие уши… Аня мотнула головой, он усмехнулся.

— Удивительно. А я думал, все бывшие теперь ко мне будут за этим по очереди ходить…

Знал, что делает больно. Знал и делал. Он ведь вообще знал, как можно ее уничтожить окончательно. Видел, что Аня жмурится, вдыхает глубоко, будто переживая боль от сильного спазма… Ждал, что по щеке покатится слеза, но Аня сдержалась. Выдохнула. Открыла глаза. Сначала смотрела перед собой — мимо Корнея, потом на него.

— Я поговорить просто… Сказать точнее. Если можно. Прощение попросить и поблагодарить.

Корней усмехнулся, Аня снова не выдержала — опустила взгляд. Он ненавидит ее прощения и благодарности. С самого начала ненавидит. А она… Снова с ними.

— Я слушаю, Аня… — но вместо того, чтобы выставить, делая так же, как она сделала с ним, Корней почему-то решил подбодрить что ли… И сам себя не понимал толком, но чувствовал…

— Прости меня, пожалуйста, что надежды не оправдала. — Она заговорила, глядя в глаза. В них было то самое стекло. Такое гладкое, что сложно смотреть. Она по-прежнему была закрыта. Она по-прежнему была далека. Но искренна. В этом Корней тоже не сомневался. — Прости, что ты меня полюбил, а я… Вот так все получилось. Прости, что не смогла… Посмотреть сразу трезво. Принять, что так лучше. Если можешь. Поверь, я понимаю тебя. Почему ты так сделал понимаю. Это твоя забота… Мне Вадим… Мне Вадим дал послушать… — наверняка не хотела слез, но вот сейчас впервые выступили. Аня нахмурилась немного, глянула в сторону, выдержала паузу… Потом снова на Корнея, уже спокойно… — Мне Вадим дал послушать запись вашего разговора с Анфисой. Я не сразу поняла, но со временем… Ты это все не мне говорил. Ей. Ты искал… Предел ее цинизма. Я это понимаю…

— Ань…

— Пожалуйста, если можно, не перебивай. Я быстренько… — снова улыбнулась, очень сильно прося взглядом… Настолько, что Корней смирился. Еще раз закрыл глаза на миг, сглотнул, кивнул… — Я не держу на тебя зла. Ты все сделал правильно. Ты разрушил мою веру, но ты показал, что она была ложной. Это справедливо. Так и нужно было. Спасибо.

— Ань…

— Ну пожалуйста, Корней. Пожалуйста… Просто послушай. Неужели это так много? Спасибо тебе большое за все, чему научил. И чему пытался. Это огромная удача, что именно мне… Досталось так много твоей науки. Спасибо за то, что был терпеливым. Спасибо, что был первым… И замуж позвал…

И опять плакать не хотела, но не сдержалась. Отвернула голову, открыла рот… Дышала несколько секунд вот так — громко, выталкивая воздух… Успокоилась, вновь повернулась к Корнею…

— За все добро, которое сделал. Мне и бабушке. Спасибо тебе огромное. Я очень тебе благодарна. До бесконечности. И я очень хочу тебя попросить… Если можно…

— О чем? — Корней смотрел на Аню, немного прищурившись. Сейчас она была очень искренней. Тут без сомнений. Но вся будто стеклянной. Не только взгляд. Такой, что по рукам идут мурашки. Что ты с собой ни делай — идут.

И еще сильней, когда она отталкивается от двери, делает несколько шагов к нему, тянется рукой к щеке.

Пусть Корней смотрел в ее глаза, но видел, что пальцы подрагивают. Она касается… Ведет… Улыбается… А его будто током бьет.

— Ну почему ты грустный? — Аня спрашивает, блестя новым намеком на слезы. — Не грусти, пожалуйста. Не надо из-за меня грустить. Я хочу, чтобы ты был счастлив. И ты будешь. Реализуй свою мечту, пожалуйста. Ты достоин того, чтобы все твои мечты… Все до одной… Пообещай мне, что добьешься всего. Что окажешься в Лондоне. Что построишь что-то… Невообразимое просто. На все века. На все поколения. Такое, чтобы… Дух захватывало. Как у меня от тебя. Я буду очень тобой гордиться, Корней. Всегда. Обещаю… Тихонечко. Но очень…

— Ань… — Корней накрыл ее руку своей, вжимая в щеку сильней. Да только… Она вытащила. Сжала в кулак, спрятала за спиной, мотнула головой, жмурясь…

— Я просто хочу, чтобы ты знал. Ты — самое большое чудо, которое со мной случилось. Правда. То, что я не могу принять… Это не твоя вина… — Аня продолжила, провела пальцами по нижним векам, не давая слезам пролиться. — Ни в чем нет твоей вины. Просто помни, пожалуйста. Всегда помни. Ни в чем. И что я тебя люблю помни. Хорошо?

— Ань… — Корней сделал шаг к ней, она отступила. Выставила руки вперед, как бы упреждая. Вернулась к двери… — Я не подхожу. Скажи мне, ты с бабушкой говорила?

Корней спросил, Аня закивала. Вероятно, искренне радуясь переводу темы.

— Да. Поговорила. По телефону сегодня…

— Вещи собрала? Сегодня перевезешь?

Стрельнула взглядом… Странным, будто испуганным, а потом неопределенно мотнула — то ли кивок, то ли отрицание…

— Да, не волнуйся. Все хорошо. Я сегодня все решу.

Ответила, улыбнулась снова, а глаза снова же стали влажными. Слезы набухли на ресницах, но Аня не дала им слететь.

— Заявление забрала у Ольшанского? В понедельник на работу придешь?

А тут уже без сомнений замотала.

— Нет. С ССК всё решила. Я проекты передала. Закрыла долги. Я там больше не нужна.

— Анька… — Корней сделал новый шаг к ней, она выставила руки, глядя умоляюще… Будто прося не подходить, не давить, не уговаривать.

— Мне идти надо, Корней. Спасибо тебе, что пустил. И что выслушал. Мне легче сейчас. И ты не забудь мои слова, пожалуйста. Постарайся не забыть. Спасибо, что… Позволял мне верить в чудеса… Это главное, наверное, за что тебе спасибо.

Аня скользнула взглядом по его лицу. Видно было, что затаила дыхание. Смотрела. Впитывала. Вниз по шее, по рукам, до босых ног, а потом снова к лицу. Снова к глазам. Моргнула, позволяя все же хоть одной слезинке скатиться. Отвернулась к двери, взялась за ручку, начала опускать…

— Бабушке позвони при мне, — Корней бросил в спину, продолжая чувствовать, что по коже идет мороз. Вот только понятия не имея, что с ним делать. Нельзя же силой держать. Права нет такого. А отпускать так страшно почему-то… Хотя бы задержать. Присмотреться. Понять, что покоя не дает.

— Зачем? Я попрощалась уже…

Аня сказала, открывая дверь. Застыла на мгновение. Вероятно, осознав, что ляпнула. Потом же…

Собиралась выскочить. Быстро. Пока не понял. Вот только не успела.

Дверь с грохотом влетела в раму. Аня почувствовала, что мужские пальцы впиваются в плечи, что он грубо разворачивает, сжимает щеки, заставляет запрокинуть голову. И смотрит…

Бешено. Отчаянно. Испуганно.

— Что ты сделала? — спрашивает, щурясь, напрочь позабыв о том, что голос тоже можно контролировать. Надрывно и требовательно. Притворно тихо. Безжалостно.

Так, что у Ани перехватывает горло, она начинает дрожать…

— Что ты, мать твою, сделала, Аня? Попрощалась? — пальцы сжимают еще сильнее, лицо Корнея становится еще ближе, между бровей собираются складки. Так, будто он пытается не в глаза ей заглянуть, а в самую душу, в которой…

Только слезы. Море-море-море-море-море-море-море… Слез…

— Говори! Говори, блять, Аня! Что ты сделала? Куда ты идти собралась? Говори! — отпустив щеки, Корней снова сжал плечи, встряхивая, сильнее впечатывая в дверь. Скользил взглядом сначала по лицу, потом по шее, рукам, будто… Будто вот так внешне мог что-то для себя понять… — Что ты делать собиралась? Аня! Ты слышишь меня? — и опять к глазам. Со страхом. Со злостью. С любовью. — Ты что, дурочка моя… Ты что… Ты что придумала? — В итоге же… Сгреб в охапку. Прижал ее голову к своей груди, уткнулся в волосы… — Ты что, маленькая моя… — И снова заговорил. Ласково. Тихо. Но все так же отчаянно. — Девочка моя глупая… Куда ты идти собралась? Ты со мной прощаться пришла что ли? Кто тебя пустит, маленькая моя… Кто тебя пустит?

Чувствовал, что Аню затрясло, слышал, что расплакалась наконец-то… Горько. Навзрыд. Потянулась руками к его шее. Обняла, вжалась еще сильней. Ухватилась, как обезьянка за веточку. Так же, как когда-то в их первую ночь. Будто… Если отпустит руки — упадет в пропасть. И разобьется. Если еще не разбилась.

— Я не смогла, Корней… Я не смогла… Я застряла между вещью и человеком… Я не могу быть вещью, но и человеком я себя чувствовать не могу… Я не смогла…

Еле вытолкнула из себя, заставляя волосы на загривке дыбом встать, а еще прижать ее к себе сильнее, почувствовать лютую дрожь, даже не зная — чья она…

— Дурочка моя маленькая. Любимая маленькая дурочка. Ну как же ты… Анечка моя…