Отравленный памятью

* * *

День неумолимо клонится к закату, а мы всё сидим и набиваем животы. Мама светится от счастья — для неё нет лучшего подарка, чем видеть, как мы с Филом поглощаем приготовленные ею блюда. Так было и так будет всегда.

— Рассказывайте, как ваши дела в мастерской? — спрашивает отец, подливая нам виски.

— Сейчас уже намного лучше. — Фил берёт в руки хрустальный стакан с толстым дном, в котором переливается и искрится тёмно-янтарный напиток. Глубокая складка пролегла на его лбу, а я отворачиваюсь в сторону. Знаю, что он до сих пор винит себя в пропаже денег со счетов "Ржавой банки", и никто не может его в этом разубедить.

— Надеюсь, так и дальше будет. — Мама подпирает щёку кулаком и смотрит на нас полными сочувствия глазами. — Настрадались же вы из-за того идиота.

История о том, как полный псих Кир всеми силами пытался испортить Филу жизнь, потому что Агния выбрала моего друга, всё ещё болью отдаётся в нашем сознании. Но ведь теперь всё позади: Кир за решёткой, деньги, украденные из «Банки», удалось вернуть, не в последнюю очередь благодаря моему отцу, а Филин сейчас счастлив со своей Птичкой, так что печалиться не о чем. Да только Фил ещё тот самоед.

— Ирма, давай не будем о грустном. — Отец смотрит на маму и делает знак рукой, после чего она кивает, берёт себя в руки и ослепительно улыбается. — Сынок, расскажи, как прошло шоу. Много зрителей собралось? Мы с матерью хотели пойти, но у неё настоящий завал на работе, да и у меня была важная встреча с клиентом, которую никак не мог перенести.

— Да ничего страшного, — улыбаюсь родителям, отпивая из стакана виски. Напиток обжигает горло, но на душе немного теплеет. — Каждый год одно и то же. Покатались, пообщались. Всё, как всегда, так что вы абсолютно ничего не пропустили.

Но родители не отстают, и приходится рассказывать им во всех подробностях о байк-шоу. Мама жадно ловит каждое слово, улыбается, кивает. Отец, хоть и хмурится, но тоже слушает с интересом. Всё-таки, наверное, я действительно везучий засранец, раз мне досталась такая семья.

— Ладно, что мы всё о нас говорим? — От рассказов уже в горле пересохло. — Как у тебя, мама, дела в магазине? Всё в порядке?

Мама мрачнеет, вздыхает и принимается ковырять вилкой салат из морепродуктов, аккуратной горкой лежащий на её тарелке.

— Да ничего у неё не в порядке, — говорит отец, сминая нервным жестом белоснежную салфетку.

— Роберт, хватит! — Мама вскидывает на него ярко-зелёные глаза и смотрит, прищурившись. Он, как и мы с Филином, слишком хорошо её знает, чтобы понимать: такой взгляд не сулит ничего хорошего. Какой бы мягкой, доброй и понимающей не была в кругу семьи Ирма, она умеет настоять на своём. — Это не та тема, которую я бы хотела обсуждать сейчас. Тем более, с мальчиками. Поэтому, будь так любезен, и просто помолчи.

Тонкая змейка подозрения копошится в сердце. Кидаю быстрый взгляд на сидящего слева Филина и понимаю, что он тоже не в восторге от этой сцены. Что там у неё стряслось, что так взъелась на отца? Ладно, потом узнаю — не стоит ещё и мне всовываться.

Разговор, как это часто бывает, переходит на мою персону, и почти полчаса приходится выслушивать сетования на непутёвую жизнь катящегося в пропасть единственного сына. Мама жалуется, что так никогда и не дождётся в этой жизни внуков, отец печалится, что я закончу свою жизнь одиноким никому не нужным алкоголиком. Филин, ухмыляясь, кивает в знак согласия.

— Вы втроём, что ли, против меня спелись? — спрашиваю, когда в бурном монологе мамы наступает спасительная пауза. Фил прыскает со смеху и засовывает кусок стейка в рот, всем своим видом показывая, что он не собирается со мной препираться. — Это уже, ни в какие ворота не лезет. Чего вы завелись?

— Арчи, сынок, не кипятись. — Мама протягивает руку и дотрагивается до моей ладони.

Но отец непреклонен.

— Чего ты от нас хочешь? Думаешь, мы можем спокойно смотреть на то, как ты постепенно сводишь свою жизнь к полному нулю? Нет, если бы нам было на тебя полностью плевать, то тогда мог бы делать с собой всё, что душа пожелает, но ты нам не чужой.

Господи, опять всё это морализаторское дерьмо. Почему они не могут от меня отцепиться? Сижу, стиснув зубы, и глядя в свою тарелку, на которой аппетитной зажаристой корочкой манят бараньи ребрышки под тёмно-рубиновым соусом. Лучше буду молча есть. Может быть, отстанут тогда? Ну и, в конце концов, не могут же они вечно выносить мне мозг? Когда-то же это должно будет им надоесть, правильно?

— Ладно, — вздыхает отец, отодвигая от себя пустую тарелку, и снова наливает всем виски. Одна мама пьёт мартини, разбавленное грейпфрутовым соком. — Мы ещё вернёмся к этому разговору, ну а пока пойдёмте в гараж, мне необходима ваша помощь, как специалистов. Что-то мотор в машине барахлить вздумал, а в сервис ехать нет ни времени, ни желания.

Спасибо, папа.

В гараже, как всегда, пахнет старой резиной, машинным маслом и пылью. Знакомый с детства запах, который неизменно будоражит воспоминания, тёплым одеялом укрывающие сердце.

— В какой машине что-то барахлит? — спрашивает Филин, оглядываясь по сторонам. Мой отец — страстный автолюбитель, поэтому здесь насчитывается аж шесть автомобилей разных годов выпуска, расцветок и моделей.

— Да ничего нигде не сломалось, — отмахивается Роберт, проходя вглубь гаража. Там у него, скрытый от посторонних глаз за бамбуковой ширмой, стоит небольшой столик с тремя стульями вокруг. На нём виднеется полупустая бутылка виски, мясная нарезка и сырная тарелка.

— Присаживайтесь, — произносит отец, первым плюхаясь на кованый стул. — Решил, что нам не повредит побыть некоторое время в чисто мужской компании. Мать, конечно, не одобрит, что я вас спаиваю, но если не проговоритесь, то всё будет в ажуре.

— Мы-то могила, смотри, сам не выболтай. — Сажусь на соседний стул и беру тонкий ломтик сыра. Он жёлтый и маслянистый, остро пахнет пряностями и кислым молоком.

— О чём-то поговорить хотел?

Отец мнётся, как школьница, но в итоге всё-таки начинает рассказ о том, что на самом деле его волнует, ради чего позвал сюда.

— Я понимаю, почему наша мама молчит, — говорит отец, вперив взгляд серых глаз в бокал с виски, словно на его дне может найти силы продолжать дальше разговор. — Если Ирма узнает, что я обо всём рассказал, в этом доме случится смертоубийство. Но мне кажется, она себя зря накручивает и вообще придумывает глупости. Вот и решил с вами поговорить. Да, Филипп, пусть ты нам и не родной по крови, но мы считаем тебя своим сыном, поэтому ты тоже сейчас здесь, а не только лишь Арчи.

Замечаю, как округлились глаза друга, когда он слышит эти слова. Наверное, что-то действительно стряслось нехорошее, раз отец ударился в сентиментальность.

— И я это очень ценю, — произносит ошарашенный Филин.

— Папа, что случилось? Ты меня пугаешь.

— Да, нет, сынок, — вздыхает отец, взъерошивая волосы на затылке, — всё не настолько фатально, как может показаться. Мама наша сильная, она со всем справится. Просто наслоилось всё вместе, и поэтому в последнее время она немного не в себе. И я очень за неё волнуюсь, понимаешь?

— Само собой, только никак в толк не возьму, что конкретно стряслось? — Мне кажется, я уже потерял остатки терпения, которое и так в жёстком дефиците. — Ты можешь толком рассказать? Или из тебя клещами тянуть нужно?

— Дело в том, что у мамы некоторые трудности в её магазине. После инвентаризации выявилась довольно крупная недостача. Настолько, что другого выхода, как уволить всех сотрудников, у неё не было.

— Ох, ты ж чёрт, я думал у неё, как минимум рак! Ну, ты папа и паникёр, в самом деле. Сердце чуть из горла не выпрыгнуло.

— Нет, ты что?! — вскрикивает отец и улыбается. — Я же сказал: всё не фатально, просто мама очень сильно по этому поводу переживает. Знаете же, в её бизнесе всегда всё было на твёрдую пятёрку, а вот сейчас такой казус и мама винит во всём себя. Считает, что всё из-за того, что постарела, потеряла хватку. И никак не могу в обратном переубедить. Тоскует, истерит, много плачет. Никогда её такой не видела, хоть мы и знакомы тридцать пять лет. Объясняю, что всё наладится, но она, словно школьница перед экзаменом, совсем потеряла веру в себя.

— Понимаю, — произношу, разливая нам, троим ещё по порции спиртного. — Хочешь, чтобы мы её поддержали?

Отец отрицательно машет головой и, закусив терпкий напиток ломтиком ветчины, говорит:

— Нет, наоборот. Во-первых, усиленно делайте вид, что всё кругом в полном порядке. А, во-вторых, хотел узнать: может быть, у вас есть на примете какие-нибудь смышлёные и ответственные девушки? 2

Мы с Филином синхронно, не сговариваясь, начинаем смеяться. Отец смотрит на нас непонимающе, с подозрением.

— Что такого смешного я спросил? О чём таком уж невозможном попросил?

— Нет, папа, ты ни при чём, просто ты понимаешь, какие девушки в основном вокруг нас вертятся? Двух приличных за жизнь знали, но одна в гробу, а вторая в командировке. — При упоминании о Наташе отец хмурится. — Поэтому вряд ли мы чем-то сможем помочь.

— Понимаю, — кивает отец, потирая пальцами покрасневшие глаза. Вижу, как он устал, как измотан. Наверное, действительно, в последнее время всё не слишком радостно. А ведь у него и своих проблем хватает с вечными заседаниями суда, процессами, уголовным кодексом и лицами, его нарушившими. — Ну, просто на будущее, если кто-то попадётся, кого не стыдно будет матери показать, то имейте в виду, хорошо?

— Хорошо, — говорим чуть ли не хором.

Только, если бы я сейчас нашёл кого-то, кого матери показать не стыдно, то, наверное, стал хоть немного, но менее одинок.