Спасение

Затем я пошла на кухню перекусить и услышала, как сзади подъехала мама.

— Почему ты не пригласила Эдди подняться в квартиру? — спросила она.

— Ему нужно было на работу.

Мама проехала дальше на кухню.

— Мы видели, как вы подъехали. Вы оставались внизу очень долго. Достаточно, чтобы он смог подняться и познакомиться с твоей мамой.

Великолепно.

Она использовала высокомерный материнский тон, напоминая мне о моем невежливом поведении.

— Мы разговаривали, — объяснила я.

— Вы могли бы поговорить об этом наверху. Я бы приготовила ему чай со льдом, может, сэндвич. Я хорошо готовлю сэндвичи. Сейчас время обеда, все должны обедать, — заметила мама.

— Он занятой парень.

— Не настолько, чтобы у него не было времени поесть.

— Чем он занимается? — спросила Ада, подходя сзади к маме.

— Он полицейский, — сказала я ей.

Глаза Ады на морщинистом лице стали огромными.

— Правда? — выдохнула она, ее глаза забегали, вероятно, продумывая план, как бы ей пробраться в патрульную машину.

— Тебе стыдно, — выпалила мама.

Я перевела взгляд на маму и уставилась на нее.

— Что?

— Ты стыдишься меня. Вот почему не привела его сюда.

— Я не стыжусь тебя!

И я говорила правду, существовали гораздо более сложные причины, по которым я не пригласила Эдди, и они не имели ничего общего с тем, что я стыдилась своей мамы.

— Другой причины нет, — обвинила она.

— Я же объяснила, что ему нужно было идти на работу.

— Ты не хотела, чтобы он видел меня такой, — мама указала на кресло.

— Неправда.

— Я тебе не верю. Ты никогда никого не приводишь сюда. Я ничего не могу поделать с тем, какая я сейчас, но мне с каждым днем становится лучше.

— Дело не в этом, — возразила я.

— Тогда в чем?

— Мы целовались! — крикнула я.

Вот так.

Мама резко захлопнула рот, а ее взгляд стал сверкающим и мечтательным. Ада в явной радости сложила руки перед собой.

Нехороший знак.

— Дамы, спокойно, — предупредила я.

— Как я могу быть спокойной? Он симпатичный, у него хорошая работа и шикарный грузовик. Можно только порадоваться такому.

— И ему очень идут эти зеркальные солнцезащитные очки. Держу пари, большинство копов хотели бы выглядеть так в солнцезащитных очках, как твой Эдди, — вставила Ада.

Сначала я повернулась к Аде.

— Ада, милая, он не мой Эдди.

Затем я повернулась к маме:

— Причина, по которой ты не должна радоваться, в том, что он хороший парень, но и только, конец. Сначала, думаю, ему было любопытно, но теперь он…

Я не знала, что происходило теперь. Я должна была найти этому объяснение, его поцелую, его защите моей добродетели прошлой ночью, всему. Обычно я проворачивала это в своей голове, где было безопасно, а не вслух при маме.

Разум заметался в поисках объяснения.

Эдди был хорошим парнем, ради всего святого, он — полицейский. Я должна была его заинтересовать, особенно с тех пор, как начала проводить время с его друзьями. Теперь он узнал меня и, очевидно, хотел спасти. Хотя, я не возражала, если бы Эдди спас меня, но что произойдет после? Что произойдет, когда он поймет, что я неинтересная и неволнующая? Что случится, когда он узнает, что, на самом деле, я — Просто Джет?

Я не хотела этого знать.

— Он, что? — вырвала меня мама из моих мыслей.

— Ничего. Время покажет. Просто не радуйся, ладно?

Она кивнула, но вид у нее все еще был мечтательный.

Великолепно.

Я вспомнила о полтиннике в моем бумажнике.

— Ты несколько дней сидела здесь взаперти. Я свожу тебя на ланч в «Чипотл». Ада, ты поедешь? Я угощаю.

Ада улыбнулась.

— Я бы с удовольствием, я никогда никуда не выхожу.

— Хорошо, дамы, мы уезжаем.

Я обнаружила, что еда всегда была хорошим способом отвлечь людей от мыслей, в том числе, от красивых полицейских на шикарных грузовиках.

* * * * *

Я добралась до «Смити» вовремя, потому что Ленни забрал меня и отвез в клуб.

В ту минуту, когда Смити увидел меня, его глаза закатились к потолку, и он закричал:

— Это гребаное чудо!

Я улыбнулась ему, протягивая свою джинсовую куртку и сумочку, а он протянул мне фартук и конверт.

— Твой сотовый в кармане. В конверте чаевые за вчерашний вечер. Твой гребаный блохастый, поношенный свитер за стойкой бара.

— Спасибо, Смити.

Я открыла конверт и пересчитала купюры. Я вела подсчет чаевых, мысленно оплачивая счета и покупая продукты в ту же минуту, как получала деньги. Перебрав банкноты, я решила, что просчиталась, потому что, если мои расчеты верны, в конверте лежало на двести долларов больше, чем я ожидала, а это невозможно.

Я бы запомнила лишние двести долларов. Я бы запомнила лишние два доллара.

Вчера вечером клуб был полон, но посетители неохотно расставались с чаевыми.

Я пересчитала еще раз, и двести долларов никуда не делись.

— Смити, кажется, ты положил мне лишнее.

Голова Смити была повернута к сцене, не глядя на меня, он ответил:

— Нет. Это было в твоем фартуке после того, как я тебя рассчитал.

Я уставилась на него.

— Смити, здесь лишние двести долларов. Может, ты случайно дал мне…

Он повернул голову ко мне.

— Это было в твоем гребаном фартуке.

— Смити… — начала я снова.

Он поднял руку, и на его лице появилось странное выражение. Именно тогда я поняла, что он подсунул мне лишние деньги.

Я начала работать у Смити в те дни, когда маме все еще было плохо. Приходила после того, как навещала ее в больнице. Смити знал о маме и моей работе в «Фортнуме», а теперь узнал и о моей машине.

Мое сердце сжалось, глаза наполнились слезами, и я открыла рот, чтобы заговорить, но он наклонился ко мне.

— Не плачь, бл*ть, и не говори больше ни одного гребаного слова. Не хочу, чтобы это стало известно. Что касается тебя, то это твоя вчерашняя выручка. Ты, бл*ть, поняла меня?

Я кивнула.

— Хорошо, — сказал он, снова отворачиваясь от меня. — Приступай к работе.

Я надеялась на спокойную смену, и, похоже, все шло именно так. Работать после того, как проспишь всю ночь (и еще немного), — совершенно другое дело.

Перед тем как пойти на работу, и после обеда с мамой и Адой и уборки дома, я позвонила в папин отель на случай, если он все еще там, но мне сказали, что он выписался. Затем я позвонила Инди, и она согласилась с тем, чтобы я придерживалась своего графика (или нет, ей действительно было все равно, все приходили и уходили в «Фортнум», когда хотели, и каким-то образом это работало). Я спросила ее, заходил ли папа, но она сказала, что не видела его.

Ночь проходила без происшествий, и скоро клуб должен был закрыться. Я была полна энергии, чаевых за две ночи и щедростью Смити. Если бы я не находилась в зоне медленно нарастающего волнения, которое, вероятно, перерастет в истерику к моменту свидания с Эдди, я бы действительно расслабилась.

Я возвращалась с перерыва, выходила из туалета в задний коридор, когда меня схватили за руку и оттащили назад.

— Эй! — крикнула я, оборачиваясь, готовая закричать, когда увидела папу.

Нехорошо.

Я не хотела, чтобы отец знал, что я работаю в баре с сиськами, и я очень-очень не хотела, чтобы он видел меня в униформе «Смити».

— Папа, что ты здесь делаешь?

— Джет, я не хотел втягивать тебя в это, но у меня нет выбора. — Он посмотрел в конец коридора, явно в панике.

— Папа, что происходит?

Он потащил меня по коридору к пожарному выходу в задней части клуба.

— Мы должны уходить.

Я вырвала руку из его хватки и сказала:

— Я не могу уйти, я работаю. Расскажи, что происходит.

Для рассказа у него не было возможности, так как мы оба услышали, как кто-то в другом конце коридора позвал папу по имени.

Папа толкнул меня за спину, и мы оба посмотрели в конец коридора на Ловкача.

— Тебя трудно найти, — сказал Ловкач.

При этом я поняла, что папа не провел последние два дня в поисках Ловкача и не разобрался с проблемой, как обещал. Папа провел их, прячась от Ловкача.

— Нам есть о чем поговорить, тебе и мне, — сказал Ловкач.

— Хорошо. Конечно. Мы поговорим. Давай вернемся в клуб, — ответил папа.

Папа загородил меня своим телом, чтобы Ловкач не смог до меня добраться.

— Не в клубе, здесь. Разговор продлится около двух секунд после того, как ты отдашь мне тридцать тысяч, которые ты мне должен.

О… мой… Бог.

Тридцать тысяч долларов?

Я почувствовала, как желудок упал в пятки.

Папа вытянул руки ладонями вверх.

— У меня их с собой нет, Ловкач. Кто таскает с собой такие бабки? Я схожу за ним и…

— Да, — согласился Ловкач, глядя на меня поверх папы. — Ты иди за деньгами, а я пока возьму с собой твою хорошенькую малышку, и мы немного повеселимся.

Мое сердце присоединилось к желудку.

— Ловкач, послушай… — сказал папа.

Ловкач вытащил нож.

— Хватит с меня болтовни.

Потом все произошло так быстро, что у меня не было времени подумать.

Папа оттолкнул меня, крикнув:

— Беги!

Я бы побежала (может быть), но вместо этого пошатнулась на высоких каблуках своих шлюшьих туфель (на этот раз, это были черные босоножки в стиле сороковых годов с открытыми мысками и тонким ремешком на лодыжке) и со всего размаху шлепнулась на задницу.

Папа бросился вперед, и я увидел вспышку лезвия.

Я не думала. Вскочив на ноги и вереща во всю глотку, тоже ринулась вперед. Папа резко развернул Ловкача, борясь с ним за нож, и Ловкач оказался спиной ко мне. Я запрыгнула на него, обвила руками за шею, обхватила ногами за талию и сжала так сильно, как только могла.

Ловкач оторвался от папы, попятился назад и сильно впечатал меня в стену, моя голова откинулась назад и ударилась о стену.

— Не трогай мою девочку, — крикнул папа и снова бросился вперед.

— Уходи, папа. Убирайся отсюда! — орала я.

Внезапно появилась тьма народа. Я цеплялась в Ловкача мертвой хваткой, а он метался из стороны в сторону, пытаясь сбросить меня. Вокруг раздавались мужские и женские крики, я чувствовала на себе чьи-то руки, пытающиеся стащить меня с Ловкача.

Затем Ловкач развернулся и начал беспорядочно махать ножом, и все отскочили назад, включая, как я смутно заметила, Вэнса, горячего парня, который работал на Ли.

Затем вперед бросилась Таня и начала бить Ловкача подносом, используя его, когда нужно, в качестве щита. Вэнс схватил ее за талию, подхватил на руки, — ее ноги крутили в воздухе педали, она все еще размахивала подносом, — и потащил ее по коридору.

Ловкач развернулся, побежал к пожарному выходу, нагнулся так, что наш с ним вес и инерция ударили в дверь. Перекладина так сильно впечаталась мне в бедро, что я вскрикнула и отпустила Ловкача, неуверенно приземлившись на шлюшьи туфли, а Ловкач скрылся.

У меня не было времени ни на мысли, ни на действия. Сработавшая пожарная сигнализация громко завыла.

Затем меня схватил Смити и толкнул в объятия Ленни.

— Уведи ее в клуб и не отходи от нее ни на гребаный шаг, — приказал Смити и бросился вслед за Ловкачом.

Ленни тащил меня внутрь, когда мимо нас промчался Вэнс (без Тани) и выскочил через заднюю дверь.

Ни секунды не колеблясь, я потащилась с Ленни на хвосте по всему клубу в поисках папы. Я немного прихрамывала, потому что бедро и ягодицы чертовски болели.