Скандальный роман с бывшим мужем

Глава 11

Я всего лишь спускаюсь на короткую деловую встречу, а адреналин выплескивается в кровь в такой дозировке, что сложно мыслить связно.

Чувствую себя ужасной матерью, замыкая сына в квартире. Не успокаивает даже то, что больше десяти минут я Игорю не уделю, а у Тимурки есть мобильный. Он умный мальчик, первым делом позвонит, но я надеюсь на то, что не проснется до моего возвращения.

Пока еду вниз в лифте, меня переполняет злость на Игоря. Каким надо быть самоуверенным и наглым, чтобы думать, что взрослая женщина сорвется к тебе на встречу в первом часу ночи?

Хотя черт… Я же сорвалась…

Выхожу из подъезда, смотрю по сторонам и быстро пересекаю парковку. Салон машины Игоря горит уютным, теплым светом, но одновременно с этим пугает. Особенно — пристальный направленный на меня взгляд.

Ненавижу его. Особенно сильно — потому что до сих пор люблю.

Поднимаюсь на подножку и не слишком элегантно плюхаюсь на место пассажира. Хлопаю дверью. Кривлюсь и меняю позу, делая вид, что в машине не очень-то удобно. Хотя на самом деле претензий к салону быть не может, я всего лишь оттягиваю момент встречи глаз.

Серебрянский прокашливается. Я краем глаза вижу, что пытается справиться с улыбкой. Ну что за козел! Смешно ему!

Переполненная праведным гневом, поворачиваюсь к нему туловищем и вздергиваю подбородок.

— У меня для тебя есть семь минут. Озвучивай свои пожелания и уматывай.

Дерзко взмахиваю рукой, показывая пальцем в сторону выезда. Мне и самой неловко от тона и подбора слов. У Серебрянского тоже брови ползут вверх.

— Грубовато, не находишь?

Конечно, нахожу! Но в жизни не признаюсь.

Блещу глазами и сжимаю губы.

— Я очень вежлива в рабочее время, господин Серебрянский. А в двенадцать ночи, уж простите, когда вы выдернули меня из постели, я буду разговаривать так, как…

— Тепло тебе было в постели, значит?

Игорь перебивает, а к моим щекам приливает краска.

Бывший муж стреляет взглядов вверх. Я еле сдерживаюсь от того, чтобы не ляпнуть: да! В постели у меня всё замечательно! Пусть тоже представляет меня с другим. Я до сих пор не могу забыть картину, которую увидела в нашей спальне.

Но момент я упускаю. Игорь возвращается взглядом к моим глазам. Смотрит так внимательно, что я трушу.

Фыркаю, передергиваю плечами.

— Не ваше дело, господин Серебрянский.

— А сын как?

Хочу огрызнуться: и это тоже не ваше, но торможу. Сердце меня предает. Болит. Сложно не думать, что эгоистично с моей стороны решать за них, что они друг другу не нужны.

— С ним всё хорошо.

— Как отошел от передряги? — Голос Игоря звучит неожиданно для меня мягко. И взгляд тоже не несет в себе угрозы. Он склоняет голову. Я почему-то фокусируюсь на мужской руке, которая лежит на руле.

Когда Тимурка только родился, у него уже были длинные, как мне тогда казалось, пальчики. Мне было одновременно больно и радостно, что у сына скорее всего будут настолько же красивые и чуткие руки, как у его отца.

Тело вспоминает их прикосновения. Мне становится зябко. С нажимом веду ладонями по плечам, заставляя себя избавиться от видения и посмотреть на Игоря.

— Отошел, спасибо. И спасибо, что спас его…

Благодарность дается тяжело. Игорь в ответ мимолетно улыбается. А я только сейчас, кажется, осознаю, от какой опасности он уберег нашего сына.

А еще молчу о том, что с тех пор Тимур несколько раз вспоминал своего спасителя. Спрашивал у меня, как там укротитель волков. Ну и когда мы съездим навестить его в больницу.

Тимур решил, что спасая его, герой-укротитель получил чуть ли не смертельную травму.

Мой взгляд соскальзывает на плечо Игоря. Внешне оно выглядит совершенно здоровым.

— А ты как?

Я спрашиваю, перешагивая через гордость. Сейчас она кажется неуместной.

Игорь прижимает ладонь к плечу и прокручивает.

— Буду жить. Наложили швы. Сказали являться на перевязку. Но волчьи зубы — не острей ножа. А я привыкший…

Его слова звучат страшно. В горле сохнет. Я хмурюсь и прокашливаюсь. Спросить, с каких пор это он привыкший? Нет. Страшно. Да и зачем? Мы же посторонние люди.

— Он правда был бешеный?

Игорь улыбается. Замечаю лучики-морщинки вокруг глаз. Чувствую себя пойманной в ловушку. Нужно оторвать взгляд, а как?

— Нет. Хотя бы в чем-то я оказался счастливчиком. Просто агрессивный. Был.

Практически отдираю себя от лица бывшего мужа. Опускаю взгляд и киваю.

В салоне становится тихо.

Семь из отведенных на разговор десяти минут мы потратили на треп. Я почему-то уверена: Игорь приехал не обсуждать проект. Только мне так и не понятно, что же он от меня хочет.

— Так что там с пожеланиями?

Надеваю маску делового архитектора. Открываю лежавший все это время на коленях планер и щелкаю ручкой.

Смотрю на Игоря в ожидании. Он в ответ тоже. Но совсем не так. Мне кажется у меня даже волоски поднимаются. В голове дурные мысли: слишком голодный взгляд. Что я буду делать, если набросится, как тот волк? Только не чтобы разорвать, а… Поцеловать?

Становится жарко. Ерзаю.

Игорь усмехается и мотает головой.

— О проекте можно и на неделе поговорить. А вот кое о чем — сейчас…

Адреналин снова скачет. Растерянность сменяется злостью.

— Ты нормальный вообще? — Сверкаю глазами.

— Не совсем, но раньше тебя устраивал.

— Опять ты об этом! — Вспыхиваю спичкой. Повышаю голос и захлопываю блокнот. — Я понятия не имею, с чего вдруг ты решил снова появиться в моей жизни, Серебрянский, но я прошу тебя по-хорошему. Не лезь. К моей. Семье.

Чеканю слова в надежде, что до Игоря дойдет. Но вспоминаю сына и наши разговоры о жирафе и понимаю, что мои надежды — напрасны.

Взгляд бывшего мужа сквозит самоуверенностью. Я читаю по глазам: будет лезть туда, куда захочет. Ненавижу его за это.

— Ну мужик-то у тебя явно с прибабахом. Нормальный посреди ночи жену на разговор с каким-то перцем не пустил…

Игорь разводит руками, а у меня от возмущения приоткрывается рот. Становится обидно. И неважно, что никакого «мужика-то» у меня и нет.

— Я завязала с ревнивыми самодурами, знаешь ли. Ничего толкового с ними не построишь. Сначала устанавливают бесконечные ограничения, ревнуют к каждому столбу, а потом сами же предают.

Проезжаюсь пренебрежительным взглядом. Как со стенкой говорю. Его мои слова не задевают.

Прет танком.

— А сыну сколько лет?

Сердце пропускает удар. Молю собственные щеки не краснеть.

Считаю в голове и вру:

— Скоро будет четыре.

А в голове уже меняю документы, отнимая от возраста сына полгода. Что-угодно, только бы Игорь не узнал правду.

Он смотрит цепко. Долго. Потом кивает.

— Взрослым выглядит.

Фыркаю.

— Я всегда любила высоких мужчин. Отец у Тимура — тот еще широкоплечий красавчик…

И не вру, и хочу верить, что задеваю.

У Игоря темнеет взгляд. Сжимаются челюсти. Неприятно, да? Ну и супер.

— Это всё, что ты хотел у меня спросить? — чтобы скрыть дрожь в руках, с силой сжимаю блокнот. Голос подрагивает. Не знаю, замечает ли это Игорь.

— Это всё, что ты хотела мне сказать? — он отвечает вопросом на вопрос. Как бы дает мне шанс признаться, но я этого делать не намерена.

— Если ты еще раз явишься ко мне ночью, я не выйду, уяснил?

Серебрянский улыбается хищно. Меня только сильнее трясет.

— К себе пригласишь? С сыном познакомишь? С мужем? — Ерничает.

— Пошлю к черту и стройте свой океанариум без меня, ясно?

Вру, конечно, но сейчас неважно. Хочу звучать отчаянной и убедительной.

Серебрянский улыбается, но спорить не рвется.

— Он же даже не спустился, Агата. А вдруг я тебя украл бы? Шли ты его к черту…

Абсолютно неуместное замечание Игоря поражает до глубины души. Он даже не представляет, как больно делает, наверное.

Смеет бросать упреки моему несуществующему мужу, когда сам… Бросил меня в самый беззащитный период в жизни любой женщины.

— Да пошел ты к черту, Серебрянский! Жил как-то пять лет без меня — вот и продолжай в том же духе! Только твоих советов в жизни мне и не хватало.

Выскакиваю из машины, хватаюсь за ручку и готовлюсь громко захлопываю. Иду к подъезду, чувствуя себя рассерженной идиоткой.

Повторяя про себя же: лучшее, что я могу сделать в этой жизни — это держаться от Серебрянского подальше. Если для этого придется экстренно найти себе «отца» для Тимурки — я готова даже на это.