Три месяца на любовь

— Хорошим.

— Вот и не парься.

— Не получается, — жалобно пробормотала я и после длительной паузы добавила: — Что Андрей про меня подумает?

Если осуждение родителей я ещё была способна спокойно пережить, то возможное мнение Француза всерьёз беспокоило. Он и так был от меня не в восторге (я это чувствовала интуитивно), а развернувшийся цирк явно ставил крест на остатках моей репутации.

— А-а-а, — понимающе протянула она, — так тебя это тревожит. Думаешь, не позвонит?

— Думаю, что забудет обо мне, как о страшном сне. Я для него кто? Случайное тело, оказавшееся рядом.

Я специально нагнетала, чтобы потом ненароком не начать надеяться. Не хотелось размечтаться, а потом окончательно разочароваться… в себе.

— Подожди, — нахмурилась Ленка, — ты же сама говоришь — он нормальный парень. Значит, хоть какие-то мозги и чувство гордости у человека должны быть. Между прочим, это лишь заблуждение, что мужикам всё равно с кем.

Лицо пошло красными пятнами, отчего-то сделалось стыдно. Мы с сестрой хоть и были близки, но такие разговоры вели редко.

Бросила на неё полный скепсиса взгляд, словно подозревая в том, что она просто меня так успокаивает.

— Ну не веришь мне, хочешь, Лёню спросим?

Лёня был моим зятем и по совместительству мужем сестры. Вернее, сначала он был её мужем, а уже потом всё остальное.

— Не надо, — окончательно поникла я, ещё только Лёньки в моих переживаниях не хватало. Я тогда точно сквозь землю провалюсь.

Но Суриков не стал дожидаться нашего приглашения и сам нарисовался в дверях комнаты.

— О-паце, это что у нас тут опять за нахлебники? Ходют тут всякие…

Отношения с зятем у меня были хорошие, но выражались в вот такой странной форме. Я оторвала голову от Ленкиных коленей и показала Лёне язык. Тот в долгу не остался и показал мне фигу.

— Детский сад, — покачала головой сестра, почти привыкшая за десять лет к нашим вечным стычкам.

В коридоре раздался шум, и сбоку от Сурикова нарисовались Дашка с Машкой, мои горячо любимые племянницы, которые были по совместительству… Ну вы поняли.

— Пап, у них тут страдания, ты что, не видишь? — карикатурно по-взрослому возмутилась одна из близняшек.

— Давайте Свету уже замуж выдадим, — опустил всякую тактичность Лёнька, — и конец страданиям.

— Так они над этим и работают, — закончила вторая из девочек.

***

Жизнь продолжалась. Утро понедельника выдалось до ужаса обыденным: классный час, уроки, разборки, страдания…

Конец учебного года — дурацкая пора, когда никому уже ничего не надо, в том числе и нам, учителям, а дел выше крыши и единственное желание — взять и отпустить всех домой, но совесть на позволяет. И не потому, что администрация заругает, а потому, что уроки — это святое. Всегда срабатывает банальное опасение, что стоит только ослабить контроль, как всё, кирдык дисциплине. А дисциплина — дело крайне… эфемерное, никто толком не понимает, что это такое наверняка, но все за неё ратуют и переживают.

Ведь хотелось не просто послушных детей на уроке, но ещё и живых, мыслящих. А живой ребёнок, он думает о чём угодно, только не о спряжении глаголов.

Короче, меня, как обычно, понесло на философские размышления. Зачастую они являлись предвестниками профессионального кризиса, который со мной случался раз в пару лет. Но сегодня было такое ощущение, что я искала повод остаться. Голос разума упорно кричал: «Беги!», и я поддавалась, честно ходя на работу и выполняя свои обязанности, с одной простой целью — дожить до августа, там и видно будет.

Ещё и Родька, который продолжал всеми силами демонстрировать свою великую обиду. На уроки он больше не опаздывал, да и не хамил, видимо, Ленкины внушения достигли своей цели. Вот только наши отношения не потеплели ни на йоту. Родителей в эту часть наших взаимоотношений негласно было решено не посвящать, но мама, будто что-то чувствуя, всё чаще стала интересоваться школьными успехами брата. И все мои отсылки к классному руководителю не помогали.

— Света, — вздыхала мама, — ну ты же понимаешь, что она мне никогда не скажет того, что знаешь ты. Они с первого класса придерживаются профессиональной этики и о половине его косяков умалчивают.

И вываливают их на голову мне. А мне, в свою очередь, приходится жить в извечном выборе: молчать о Родькиных выходках или же доносить их до мамы. Чаще всего молчала, подсознательно защищая брата от долгих нотаций, которые так уважали наши родители.

Поэтому в результате мы имеем то, что имеем — кучу обид и подозрений.

А потом началась пора экзаменов, и какой-то умник в министерстве образования решил, что это хорошая идея — вписать дни экзаменов в ещё не завершившийся учебный год. Поэтому мы всем коллективом дружно мотылялись по городу, живя в режиме «день в своей школе, день где-то там».

Экзамены я не любила, и даже не за нервозность, а за скуку, ибо в нынешних реалиях экзамены для нас, экзаменаторов, сводились к многочасовому сидению на одном месте и ничегонеделанию. Единственной доступной деятельностью в эти временные отрезки было «подумать». Вот я и думала, от и до… о Исаеве. Он не звонил и не объявлялся. Умом я вроде как всё понимала, запрещая себе надеяться и ждать, но что-то неугомонное у меня в душе заставляло нервно поглядывать на каждое сообщение, приходившее на телефон.

В результате окончание учебного года я встречала в настолько фиговом настроении, что даже мой пятый класс, стоя со мной на линейке, выглядел каким-то пришибленным жизнью. Клянусь, я этого не хотела, но накатившая печаль всё равно прорывалась через каждую выдавленную улыбку.

— У меня для тебя грандиозная новость! — восторженно объявила Лерка мне в трубку в первый день лета. — Ты идёшь на свидание!

Со стула я почти упала.

— В смысле?

Первая мысль, конечно же, была об Андрее. Но Крутикова не знала того, что произошло между нами, поэтому, пока я соотносила одно с другим, радостно продолжила:

— У моей подруги есть брат…

— Твоя подруга — это я, — попыталась обратить всё в шутку. — И брат твоей подруги — это Родя.

— Подруга, подруга, — хохотнула Лерка, — но не единственная.

— Так, кажется, пришло время пересмотреть наши отношения…

Мы дружили уже с десяток лет, поэтому я привыкла не удивляться любым её выходкам.

— Светка, обещаю, не пожалеешь. Славный парень. Работящий, симпатичный, рукастый! Мебель сам из дерева строгает.

Меня замутило.

— Нет.

— Да! Ты мне, вообще-то, должна за тот ужин с Серёжей.

— Это ты мне должна. Насколько я знаю, у вас сейчас с ним роман полным ходом идёт.

— Светка, ну не ломайся ты. Если будешь сидеть дома в своём коконе, ничем хорошим это не закончится.

А всё-таки она знала меня слишком хорошо.

Свидания действительно каждый раз стоили мне целой кучи нервных клеток. Я настолько боялась быть отвергнутой, что порой просто предпочитала остаться дома и не отсвечивать. А с другой стороны, это извечное «надо» периодически толкало меня на новые знакомства. Новые знакомые нравились мне редко, я словно бы придиралась к разного рода мелочам, типа носков с сандалиями и волосатых ушей, но ничего поделать с собой не могла. Если мужчина не впечатлял меня с первого раза, я буквально начинала тяготиться его компанией, придираясь ко всему на свете, временами страдая Лере по этому поводу.

Так я и дрейфовала по жизни между «надо» и «не хочу».

— Он правда славный! — залебезила в трубку подруга. — И твой профиль в сети ему очень понравился. Он сказал, что ты симпатичная.

Ну что ж, пароль был назван верно. Я со своими комплексами по поводу внешности готова была дрогнуть перед любым, кто меня похвалит. Но опять таки исключительно до первого свидания.

— Хорошо, — сдалась я по итогу.

— Что?!

— Хо-ро-шо.

— Ура.

***

Подруга Лерки была мне незнакома, хотя мы с ней обычно крутились в одном обществе, но брат у неё оказался… интересным. И поверьте, это отнюдь не комплимент, по крайней мере, в моей интерпретации.

На первый взгляд Антон производил самое положительное впечатление. Тактичный, вежливый, улыбчивый, одну за одной рассказывал истории о каких-то своих героических свершениях… что на самом деле больше напрягало, чем располагало.

Поначалу я искренне удивлялась тому, насколько у человека насыщенная жизнь, столько событий! То он спасал соседского ребёнка из колодца, то партнёр по бизнесу его кинул, а после не смог без Антона и разорился, то девушка его бывшая, торговавшая наркотиками (о чём он якобы не знал), попыталась его подставить, то известный музыкант подарил ему свою гитару, то… Короче, на пятой такой истории я заскучала, на десятой поняла, что не верю. Ну или не хочу верить… Хотя казалось, что он-то как раз был в полном восторге от того, какой он молодец.

А ещё он пытался быть настолько галантным, что я чуть не взвыла, когда передо мной в очередной раз выставили руку на светофоре, как если бы я была неразумным ребёнком и могла вдруг кинуться под машину. Наверное, такое поведение следовало бы расценить как проявление заботы, но я бесилась, словно степень ванильности происходящего исчерпала возможности принятия. Короче, для меня это было слишком много… Мне не хватало подколок, острот и ощущения чего-то волнительного.

— Боже мой, — простонала я в туалете небольшой кофейни, глядя на себя в зеркало, — это стокгольмский синдром!

Отражение не ответило, и я покрутила пальцем у виска.

— Вот чего тебе, Иванова, для счастья не хватает, а?

Оставив очередной вопрос без ответа, я вышла в зал.

— Идём? — беря меня за руку, поинтересовался Антон.

Я напряглась. Даже дышать перестала и сделалась неестественно прямой, будто палку проглотила.

— Угу.

Наши напитки были готовы, и, взяв подложку со стаканами, мой спутник повёл нас к выходу. Я упорно прятала от него взгляд, разглядывая что-то у себя под ногами, и уговаривала себя перестать быть такой деревянной. В конце концов, это всего лишь прикосновение. Не так давно ты с мужиком переспала на ровном месте, а тут смущаешься от банального «подержаться за ручку». Но всё дело было в том, что держаться с ним за ручку мне не хотелось.

У дверей мы неожиданно застопорились, пропуская входившую в кофейню пару. Девушка в ярко-розовых лодочках на головокружительной шпильке о чём-то радостно щебетала, а мне невольно стало интересно, кто рискнёт носить такую обувь в такую жару.

Поэтому всё же пришлось поднять голову вверх, как раз вовремя, чтобы встретиться взглядом с Андреем, который почти зеркально нам держал за руку длинноногую блондинку в тех самых лодочках.

— Привет, — среагировал он первый, ничем не выказывая своего удивления.

— Привет! — едва не теряя голос от волнения, просипела я, стараясь не впасть в панику.

А затем повисла пауза, которая достаточно быстро стала ощущаться затянувшейся, подчёркивая неловкость ситуации. Антон продолжал держать мою ладонь и недовольно топтался на месте, явно желая поскорее отправиться дальше. Наша встреча с Андреем и его спутницей его явно не обрадовала. Он даже решил кашлянуть, видимо напоминая мне про себя.